Стоит лишь их задержать, и пчела ни одна не решится

Вверх куда-то взлететь иль из лагеря вылазку сделать.

Запахом желтых цветов пусть их сады приглашают,

110 Пусть устрашая воров и пернатых серпом деревянным,

Геллеспонтийский Приап[313] бережет их своим попеченьем.

С горных высот принеся чабреца и сосенок юных,

Пусть их возле жилищ насажает хозяин радивый;

Сам пусть руки натрет тяжелой работою; сам пусть

115 В землю воткнет черенки и польет их дождем благосклонным.

О, несомненно, не будь при самом конце я работы,

Не отдавай парусов, не спеши уже к пристани править,

Я, вероятно б, воспел, каким прилежаньем украсить

Пышные можно сады и розарии Пестума[314], дважды

120 В год цветущие, как выпиваемым струям цикорий

Рад и петрушка вблизи ручейков; о том рассказал бы,

Как, извиваясь в траве, разрастается в целое брюхо

Тыква, про гибкий аканф, про нарцисс, до морозов зеленый,

Или бледнеющий плющ, или мирт, с прибрежьями дружный.

125 Припоминается мне: у высоких твердынь эбалийских,[315]

Там, где черный Галез[316] омывает поля золотые,

Я корикийского[317] знал старика, владевшего самым

Скромным участком земли заброшенной, неподходящей

Для пахоты, непригодной для стад, неудобной для Вакха.

130 Малость все ж овощей меж кустов разводил он, сажая

Белые лилии в круг с вербеной, с маком съедобным, —

И помышлял, что богат, как цари! Он вечером поздно

Стол, возвратясь, нагружал своею, некупленной снедью.

Первым он розу срывал весною, а осенью фрукты.

135 А как лихая зима ломать начинала морозом

Камни и коркою льда потоков обуздывать струи,

Он уж в то время срезал гиацинта нежного кудри

И лишь ворчал, что лето нейдет, что медлят Зефиры.

Ранее всех у него приносили приплод и роились

140 Пчелы; первым из сот успевал он пенистый выжать

Мед; там и липы росли у него, и тенистые сосны.

Сколько при цвете весной бывало на дереве пышном

Завязей, столько плодов у него созревало под осень.

Из лесу даже носил и рассаживал взрослые вязы,

145 Крепкую грушу и терн, подросший уже, не без ягод;

Также платан, чья уж тень осеняла сошедшихся выпить.

Многое знаю еще, но, увы, ограничен объемом,

Об остальном умолчу и другим рассказать предоставлю.

Ну же, вперед! Изложу, какие свойства Юпитер

150 Пчелам сам даровал в награду за то, что за звонким

Шумом куретов[318], за их громкозвучной последовав медью,

Неба владыку они воскормили в пещере Диктейской.

Общих имеют детей лишь они, и дома-общежитья

В городе; жизнь их идет в подчинении строгим законам.

155 Родину знают они и своих постоянных пенатов.

Помня о близкой зиме, работают пчелы усердно

Летом, в общей казне храня, что трудом пособрали.

О пропитанье одни заботятся и, по согласью,

Делают дело в полях, другие внутренность дома

160 Мажут нарцисса слезой и клейкой древесной смолою,

Этим для сот основанья кладут, чтоб после привесить

Крепко держащийся воск; иные молоденьких учат,

Улья надежду; меж тем иные сгущают прозрачный

Мед и кельи свои наполняют нектаром жидким.

165 Есть и такие меж них, чей удел быть стражем у двери:

В очередь эти следят за дождем и за тучами в небе;

От прилетающих груз принимают; иль, войском построясь,

Трутней от ульев своих отгоняют, – ленивое стадо.

Дело кипит, чабрецом отзывается мед благовонный.[319]

170 Так и циклопы: одни куют из податливой глыбы

Молнии, воздух меж тем другие вбирают мехами

И выдувают опять; иные же звонкую в воду

Медь погружают, и вся гудит наковальнями Этна.

Мощным движеньем они поднимают в очередь руки,

175 Переворачивают с бока на бок железо щипцами.

Так и кекроповых пчел,[320] – коль великое сравнивать с малым, —

Всех обрекает на труд прирожденная страсть к накопленью,

Разных по-разному: тем, кто постарше, забота об улье,

Об укреплении сот, о строенье дедаловых зданий.[321]

180 Те, что моложе, устав от трудов, уже позднею ночью

Чобр на лапках несут; берут с земляничника тоже,

С голубоватой ветлы, с лаванды и сальвии красной,

С липы богатой берут, с гиацинтов железного цвета.

Отдых от дел одинаков у всех, и труд одинаков.

185 Утром из двери валят, и нет запоздавших; а после,

В час, когда Веспер велит наконец с полей удалиться,

Сбор прекратив, прилетают домой и холятся в ульях.

Шум раздается, жужжат по краям и порогам жилища.

После ж, по спальням когда расположатся, все замолкает

190 На ночь, и нужный им сон объемлет усталые члены.

Если же дождик навис, они от жилища далеко

Не отлетают; коль Эвр грозит, не верят погоде,

Рядом, у стен городских, осторожные, по воду ходят,

Лишь на короткий полет решаясь; и камешки часто

195 (Так при волне неустойчивый челн песком нагружают)

В лапках несут и, качаясь, летят средь бездны пустынной.

Ты удивишься, как жизнь подобная по сердцу пчелам!

Плотский чужд им союз: не истощают любовью

Тел своих, не рожают детей в усилиях тяжких.

200 Новорождённых они со сладких злаков и листьев

Ртом берут, назначают царя и малюток-квиритов[322],

Строят сызнова двор и все царство свое восковое.

Часто стирали они, по жесткому ползая щебню,

Крылья, – и душу свою отдавали охотно под ношей.

205 Вот что за тяга к цветам, что за честь собирание меда!

Так, хоть у них у самих ограниченный возраст и вскоре

Их обрывается жизнь (до седьмого не выжить им лета),

Все ж остается их род бессмертным, и многие годы

Дом Фортуна[323] хранит, и предки числятся предков.

210 Так царя своего ни в Египте не чтут, ни в обширной

Лидии, ни у парфян, ни на дальнем Гидаспе индийском.[324]

Ежели царь невредим, живут все в добром согласье,

Но лишь утратят его, договор нарушается, сами

Грабят накопленный мед и сотов рушат вощину.

215 Он – охранитель их дел; ему все дивятся и с шумом

Густо теснятся вокруг; сопутствуют целой толпою,

Носят нередко его на плечах, защищают в сраженье

Телом своим и от ран прекрасную смерть обретают.

Видя такие черты, наблюдая такие примеры,

220 Многие думали: есть божественной сущности доля

В пчелах, дыханье небес, потому что бог наполняет

Земли все, и моря, и эфирную высь, – от него-то

И табуны, и стада, и люди, и всякие звери,

Все, что родится, берет тончайшие жизни частицы

225 И, разложившись, опять к своему возвращает истоку.

Смерти, стало быть, нет – взлетают вечно живые

К сонму сияющих звезд и в горнем небе селятся.[325]

Если же тесный их дом с кладовыми, полными меда,