— Дайте сюда, — он вырвал из руки Уилла бумажный листок и расправил его, — Да, я так и полагал. Человек, чертивший ее, недурно знает Скрэпси. Возможно даже, лучше моего. Возможно, гораздо лучше…
Ни одной поясняющей надписи, ни одной подсказки или зашифрованного ключа. И неумело накорябанный силуэт шпоры в том месте, в котором неграмотные пираты, если верить книгам, обычно ставили жирный крест. Только вот сокровище было сомнительным, а еще более сомнительным была личность человека, по какой-то причине возжелавшего указать Уиллу его местонахождение.
— Как вы ее получили?
— В обычном мятом конверте, который отправитель не счел возможным сопроводить ни комментариями, ни своей подписью.
— Тогда отчего вы решили, что послание адресовано вам?
— В противном случае едва ли бы его просунули под мою дверь этой ночью.
Лэйд едва не скрипнул зубами.
— Проклятый аноним, — пробормотал он, — Я всегда был убежден, что словосочетание «неизвестный доброжелатель» по своей сути — навязчивый оксюморон. Человек, не имеющий смелости поименовать себя, не может желать вам добра!
Не слушая протестующих возгласов Уилла, он в несколько коротких движений разорвал схему в клочья и позволил ветру слизнуть их с ладони, быстро развеяв вдоль улицы. Однако это почти не принесло ему облегчения. Догадайся он сделать это часом ранее…
Лэйд повернулся к Уиллу.
— Я надеялся, что последние три дня позволили вам с моей помощью узнать Новый Бангор получше. Теперь я вижу, что ошибался, вы все так же ни черта о нем не знаете, если позволяете неизвестным всучивать себе подобного рода приглашения, мало того, охотно выполняете их волю как простодушный баран!
Уилл вздрогнул, но не съежился, даже попытался расправить плечи. Нелепая попытка — ни йоты достоинства эта поза его тщедушной фигуре не придала.
— Я сознавал риск, мистер Лайвстоун, но счел возможным согласиться на него. В конце концов, червь, рассеченный плугом, не должен винить плуг…
— Сочли возможным! — воскликнул Лэйд в сердцах, — Подумать только! Сочли возможным!
— Я соблюдал осторожность, — неуверенно возразил Уилл, — Кроме того…
— Вы вновь позабыли то, что я твержу вам столько времени, Уилл. Вы находитесь в Новом Бангоре, месте, в котором смертельно опасные вещи и самые обыденные вещи могут быть не просто схожи друг с другом, но и состоять в кровном родстве, а иной раз подменять друг друга! На этом острове не надо предпринимать опасных авантюр, чтобы подвергнуть свою жизнь опасности, иной раз достаточно просто отправиться в парикмахерскую или заказать кофе!
Уилл немного осунулся от этой отповеди, но возразить не решился.
— Возможно, мне стоило посоветоваться с вами, прежде чем идти сюда, — неохотно согласился он, — Однако мне кажется, вы преувеличиваете грозящую нам опасность…
— Сколько раз вам твердить — в Новом Бангоре опасно всё! Опасны носовые платки и водосточные трубы, опасны незнакомые блюда и свежие газеты, опасны даже те вещи, которые вы даже и заподозрить не могли! И уж тем более, черт возьми, опасны люди, предлагающие вам что-то, мало того, откуда-то доподлинно знающие, что именно вас интересует! Вас могли заманить в логово угольщиков, которые, потехи ради, медленно сжигали бы вас на протяжении нескольких дней, заставляя тело таять, точно восковую свечу. Вас могли похитить рыбоеды, чтобы требовать выкуп! Вас могли… Господи, это же Скрэпси! Здесь есть столько восхитительных способов сложить голову, что Белл и Макфаркар выдрали бы друг другу бороды, сражаясь за право издать том с литерой «С»[194]!
— Вы правы, я не знаю, кто оказал мне эту услугу, — с достоинством заметил Уилл, — Как не знаю и того, откуда он прознал про мой живой интерес к «Альбиону», однако убежден, что человек, способный на такую любезность, едва ли желал мне зла. А теперь, прошу вас, оставим эту тему. Может, я подчас и произвожу впечатление легковерного человека, но я отнюдь не дурак.
— Даже дурак, будучи достаточно настойчивым и последовательным в своей глупости, в некотором роде делается мудрецом, — пробормотал Лэйд, немного остыв от гнева, — Что бы вы ни надеялись обнаружить в «Ржавой Шпоре», лишь напрасно потеряли время, свое и мое. Это место давно проклято и заброшено. Здесь пусто. И если вы хотите совета Бангорского Тигра, тоже держитесь подальше от этого места. Ничего доброго оно не сулит.
— Я знал, что когда-нибудь окажусь в «Ржавой Шпоре», с вашей помощью или нет. Если вы не против, я хотел бы осмотреть ее и внутри.
— Исключено, — отрезал Лэйд, — Нам нечего там делать. Что вы хотите обнаружить внутри?
Уилл заколебался.
— Я… сам не знаю, но чувствую, что должен увидеть это место. Прикоснуться к тем местам, которых когда-то касалась рука Доктора Генри. Сесть на стул, на котором сидел Пастух. Бросить взгляд в окно, в которое нервно глядела Графиня, комкая перчатки…
— Вы беспокоите меня, Уилл, — резко произнес Лэйд, — Ваша страсть ко всему, что связано с «Альбионом», уже граничит с одержимостью!
— Возможно. Возможно, мистер Лайвстоун. Но я одержим познанием, величайшим из пороков. Тем самым, что противостоит благому невежеству, превращающего человека в смиренного в своем благочестии червя. Ваша история про «Альбион» захватила меня с самого начала. Но мне кажется, вы сами не понимаете ее ценности, как банкир не понимает ценности старых писем, оставленных ему в залог, писем, исполненных страданий и чувств. Вы всего лишь… — губы Уилла дернулись, точно искривившись от еще не произнесенного ругательства, — привратник, который сам не в силах заглянуть в охраняемый им чертог. Ключник тайны, которую не в состоянии осмыслить.
Уилл старался выглядеть спокойным, но Лэйд видел, как подрагивают от напряжения его бледные пальцы, впившиеся в дверную ручку.
Лэйд отчего-то не рассердился, как сам ожидал, не впал в спасительную ярость, которая подчас служит спасением в излишне сложных ситуациях, в которых с трудом разбирается рассудок. Вместо этого он ощутил колючий, рвущийся из груди, смешок.
— Привратник? Ключник? Что ж, не худшее сравнение. Не мне, лавочнику, обижаться на эти слова. Если хотите причинить мне душевную боль посерьезнее, можете назвать меня скопцом, не способным познать плод любви, но оберегающим нравственность — это сравнение, согласитесь, будет и изящнее и ядовитее.
Уилл покраснел. Может, он думал, что им с Лэйдом предстоит изящная словесная дуэль, в которой рапирами противникам служат отточенные метафоры, и теперь напоминал неудавшегося дуэлянта, получившего грязной тряпкой поперек лица.
— Что вам до клуба? — прямо спросил Лэйд, — Клуб «Альбион» закрыт много лет назад, вам не отыскать следов его участников, даже если вздумаете ползать на животе, изучая каждую пылинку. Они никогда не вернутся сюда. Люди, судьба которых вас беспокоит, были обречены с того момента, когда Доктор Генри открыл первое заседание клуба.
Уилл отрешенно покачал головой. Но в его взгляде, который протек сквозь Лэйда, точно тот сам на миг оказался бесплотным призраком, было не раздражение, которое полагал увидеть в нем Лэйд, не отчаянье и не насмешка. В нем была горечь. Искренняя горечь зрячего, пытающегося объяснить слепцу, что такое видеть бездонную синеву неба над головой. Горечь озаренного светом истины ученого, стоящего перед насмехающимся над мудреными письменами самоуверенным варваром.
— Вы не понимаете, — прошептал Уилл, опустив голову, — Не понимаете, как не понимают все прочие люди, мнящие себя пленниками Нового Бангора. Для вас история «Альбиона» — это история бунта. Мятежа против тирана, заранее обреченного и никчемного. Я же вижу в нем нечто иное. Дерзновение.
— Они просто пытались спасти свои жизни. Как пытаюсь я сам. Как пытались другие несчастные, приговоренные Им к страданиям и смерти.
Уилл усмехнулся — с выражением, которое Лэйд прежде полагал несвойственным его возрасту.
— Об этом я и говорю. В мире есть миллионы людей, слепо выполняющих божественную волю и полагающих высшим проявлением божественной благодати найденный на улице четвертак или выглянувшее из-за туч солнце. Есть миллионы людей, которые объявили войну клерикальной замшелости, сами не заметив, что война эта, как и все войны, выродилась в побоище, тщащееся уничтожить все, на чем лежит отпечаток высших сил. Ни те, ни те не желают по-настоящему открыть истинную природу божественного начала. Оно нужно им — как союзник или утешитель, как довод в споре, как остроумный каламбур или декорация для доходного дела. Но многие ли отважатся положить жизнь на то, чтобы открыть его истинную природу, мистер Лайвстоун, будучи готовыми встретить лицом к лицу ответ?
