— О нет! Вы не…

— Назад, — холодно приказал Доктор Генри, — Или, клянусь всеми видимыми и невидимыми материями, я одним выстрелом размажу вашу голову по этой стене.

Пастух удивленно взглянул на револьвер, смотрящий ему в лицо. Его собственный револьвер.

— Вот как?

— Клуб «Альбион» закрыт отныне и впредь.

Тармас внимательно разглядывал направленный на него ствол. Он заметно дрожал, не то от страха, не от злости — оскаленный рот и судорожно подергивающиеся мимические мышцы не давали Доктору Генри возможности истолковать его чувства. Возможно, он взвешивал свои шансы, прикидывая, хватит ли ему времени, чтобы преодолеть разделяющие их несколько футов. Чтобы лишить его этой иллюзии, Доктор Генри хладнокровно взвел курок. Щелчок прозвучал в должной степени внушительно и красноречиво, чтобы избавить его от необходимости что-то произносить.

— Можете быть спокойны, я уйду, — Пастух вздрогнул от этого звука и неохотно попятился, скалясь, — Не стану вам докучать. Но перед тем, как уйти, позвольте мне сказать…

— Скажите, — вежливо согласился Доктор Генри, — Но на вашем месте я бы убедился, что вам хватит для этого сорока секунд. Потому что за сорок секунд я успею добраться до нее, снять трубку и позвонить в Канцелярию.

Его воля уже поработила плоть Пастуха, но его разум — над его разумом она пока власти не имела. Чудовищным усилием он смог удержать себя в руках, хоть мышцы предплечий и напряглись до треска, словно готовясь к рывку.

— Думаю, мне этого хватит, — произнес он, сверля его зловещим взглядом полупрозрачных глаз, — Запомните это хорошенько, Доктор Генри Слэйд. То, что я скажу вам сейчас, вы еще услышите не раз, сколько бы ни прожили в Новом Бангоре. Эти слова будет твердить вам ваша совесть, но я хочу, чтоб у нее был мой голос. «Альбион» погиб не в ту ночь, когда мы сбежали. По-настоящему он погиб сегодня. Только что. Когда вы предали его членов, обрекли их на гибель, испугавшись за собственную жизнь. Когда предпочли пойти на сделку с Ним, лишь бы продлить свое никчемное существование. Что бы с вами ни случилось и какую бы пытку Он для вас ни приберег, вы не заслуживаете жалости, Доктор. Потому что вы не неудавшийся фокусник, вы — трусливый предатель и навсегда останетесь им в нашей памяти.

Доктор Генри хотел ответить какой-нибудь грубостью, но не успел. Прежде, чем он открыл рот, Пастух ухмыльнулся ему на прощанье, наглухо застегнул плащ, едва сходящийся на его разбухшей фигуре, и выскочил из переулка. Миддлдэк легко поглотил его, как океан поглощает брошенный камень — в течении из безвкусных серых костюмов он растворился без следа, оставив Доктора Генри молча глядеть вслед, бессмысленно сжимая револьвер.

Глава 13

В мире существует много вещей, чья сущность не вполне соответствует их названию и Новый Бангор нередко демонстрировал это самым очевидным образом. К разочарованию Лэйда «Мемфида» тоже относилась к этой категории. Несмотря на поэтическое имя, в ее облике не было ничего от очаровательной морской нимфы, скорее она напоминала грузную морскую корову, сонно привалившуюся боком к пристани и дремлющую на легкой волне.

Да уж, невольно подумал Лэйд, едва ли этому потрепанному океаном корыту когда-нибудь стяжать Голубую ленту Атлантики[227], будет неплохо, если оно, по крайней мере, сможет отвалить от пристани, не оставив на ней половину оснастки…

Ее палубу не помешало бы покрасить, а такелаж хорошенько обновить, многие снасти свисали с него, точно обрывки водорослей. Даже трубы, курившиеся почти невидимым в темноте дымом, по верхнему краю успели обрасти ржавой бахромой. И эта шаланда в самом деле призвана служить вестником между мирами? Эта ржавая кастрюля в силах преодолеть сопротивление всемогущего божества? Черт побери, скорее она затонет, как только поймает первую же волну, уже не говоря о том, какая ужасная качка должна мучить пассажиров в ее пузатом, с малой осадкой, брюхе!

И все же Лэйд не мог оторвать от «Мемфиды» глаз с той самой секунды, когда его взгляд нащупал ее силуэт у причала. А что, если бы чей-то бесплотный голос вдруг спросил бы его сейчас — «Готовы ли вы подняться на борт, мистер Лайвстоун?..»

Я бы сказал «да», подумал Лэйд, полируя взглядом бок корабля, испещренный чешуйками старой краски. И спросил, какую руку мне надо отрубить, чтобы оплатить билет.

Уилл молчал. Молчал все то время, что длился рассказ, молчал и после, когда они подошли к пирсу. Не задавал вопросов, как с ним это обычно бывало, не допытывался деталей, не отпускал неуместных замечаний. Просто молчал, разглядывая низкую океанскую волну, небрежно треплющую замершие у пирсов суда.

Это молчание быстро сделалось гнетущим для Лэйда. Закончив историю, он сам ощущал себя большим кораблем, из трюма которого был выгружен на пристань весь груз, непривычно полегчавшим и мающимся от неизвестности.

Кажется, «Мемфида» не заинтересовала Уилла, он лишь мазнул по кораблю безучастным взглядом, после чего вновь принялся разглядывать море. Но если он рассчитывал увидеть среди мягко колышущихся обсидиановых волн, впитавших темноту ночи, что-то примечательное, на взгляд Лэйда он делал это напрасно. Ровным счетом ничего примечательного в море вокруг Нового Бангора не было. Ранняя весна обычно приносила на остров шторма, но эта ночь против ожиданий выдалась спокойной. Океан грустно вздыхал, вспучиваясь между бортом «Мемфиды» и каменной стеной причала, лопался на поверхности брызгами и неспешно уходил восвояси, украсив напоследок бок корабля пенными хлопьями.

«Мемфида» неспешно прогревала машины, но не спешила отвалить от твердой земли. Лэйд даже в темноте хорошо различал свесившийся с борта покачивающийся язык трапа, возле которого виднелся силуэт дежурного матроса. Других пассажиров ни на причале, ни на корабле он не разглядел. Словно «Мемфида» и не ждала никого кроме этого сутулого юноши со странным взглядом, который шел плечом к плечу с Лэйдом, молча разглядывая волны.

Что он видел в этих волнах, человек, для которого Новый Бангор был не полем боя, как для Лэйда, а чарующим Эдемским Садом, полным бурлящих страстей и непостижимых чудес? О чем он думал сейчас, отмеривая шагами свой путь до той его точки, где его судьба вновь резко меняла курс, навсегда расставшись с тем пунктиром, который чертил по карте жизни сам Лэйд? То же самое, что он сам, или нечто иное?

— Славный корабль, — произнес Лэйд, чтоб его подбодрить, — Уверен, плавай он по волнам в библейские времена, старикашка Ной был бы счастлив сделать его флагманом своей флотилии. Если бы, конечно, нашел столь отважных животных, которые рискнули бы подняться на его борт.

Уилл пожал плечами.

— Такая же развалина, как и та, что доставила меня в Новый Бангор. Едва ли мне стоит подавать рекламацию Канцелярии.

— Не стоит, — согласился Лэйд, — Если вы ждете билета на «Луканию[228]», то лишь тратите время, ведомство полковника Уизерса всегда отличалось прижимистостью. Щедрость — не та черта, которая свойственна крысам. Хотя, видит Бог, после того, что вы сделали для острова, Новый Бангор перед вами в долгу.

Уилл медленно обвел взглядом «Мемфиду», от тупого форштевня до ржавой кормы. Судя по выражению его лица, при виде своего транспорта он не испытывал никакого воодушевления. Напротив, взирал на него так, словно это была лодка Харона, терпеливо ожидавшая, когда он поднимется на борт.

— Вы уверены, что я поднимусь на его палубу?

— Уверен, что подниметесь, — кивнул Лэйд, — Иначе будете самым большим дураком на этом острове.

— Лучше быть самым большим дураком в Новом Бангоре, чем одним из нескольких миллионов в Англии, — возразил Уилл, — Здесь я, как будто бы, на своем месте.

Нет, подумал Лэйд, ты никогда не будешь на своем месте. Ни здесь, ни в Англии. Человек, обреченный смотреть на мир пустыми глазами вдохновленного слепца, не отыщет счастья ни на одном берегу, вне зависимости от того, какое море будет его омывать.