— Я только разогреваюсь, — ухмыльнулся Лэйд, — Не обращай внимания и получше следи за рефери — этот мерзавец, кажется, подыгрывает…

Возможно, Сэнди тоже держала в уме каталог его улыбок. И та, которую он выбрал для этого случая, выглядела не лучшим образом.

— Я вижу, — она серьезно кивнула, — За последний час вы вместо чая сорта «луцнзин» взвесили мистеру Трауту две унции «ходзитя». А когда миссис Холоуэй сетовала вам на беспутного зятя, посоветовали ей отвести его к ветеринару, чтоб тот проверил зубы. Мне кажется, вам лучше отдохнуть, Чабб. До закрытия лавки каких-нибудь полчаса, я запросто справлюсь сама, идет? Приведу в порядок гроссбухи и закрою дверь.

Лэйд скрипнул зубами. Напоследок нервное утомление сыграло с ним еще одну злую шутку — глядя на миловидное лицо Сэнди, он на какой-то миг увидел на его месте другое. Схожих черт, но жутким образом изменившееся, напоминающее звериный оскал плотоядного суккуба — удлинившиеся острые зубы, сверкающие глаза, сведенные злой судорогой бритвенные когти…

Полуночная Сука. Черт возьми, не самая плохая мысль из всех тех, что посещали сегодня его ноющую голову. Она, без сомнения, коварна, смертельно опасна и находит удовольствие в боли, которую способна ему причинить. А еще она — плоть от плоти Нового Бангора. Не задержавшийся гость, как он сам, даже не подданная, а родная дочь этого адского отродья, исконный житель. Ей открыты те тайны, которые для него — лишь мечущиеся перед камином тени.

Что ж, можно попробовать… Как знать, если она окажется в добром расположении духа, что обычно ей не свойственно, то может проговориться. Полунамеком или знаком указать ему, заблудившемся в джунглях тигру, верное направление. Это было бы неплохо. У него в запасе осталось два дня и если Канцелярия в самом деле ведет какую-то хитрую игру — игру, в которой всеми лапами уже завяз мистер Лэйд Лайвстоун — не худо бы понять, по каким правилам она идет и кто выступает банкомётом[84]

— Мистер Лайвстоун? — судя по тому, как Сэнди прищурилась, его молчание не произвело на нее хорошего впечатления, — Вы ведь в порядке, да? Может, мне сходить за доктором Фарлоу?

— Нет, не стоит. Не обращай внимания — ерунда. Просто… Просто кое-что вспомнилось.

— Что?

— Один… Стишок.

Радуйся, нежная мать, —
В битве убийца убит.
Пой свою песню опять, —
Недруг в могилу зарыт.
Злой кровопийца,
Таившийся в розах…

Он запнулся, обнаружив, что не в силах выговорить последнюю строку. Слова застряли в зубах, точно обрывки колючей проволоки, он бессилен был исторгнуть их из себя, лишь резал дёсна и язык их непроизнесенным эхом.

Сэнди замерла с широко открытыми глазами. Глаза эти теперь казались не живыми и блестящими, а тусклыми и горящими холодным сланцевым блеском — точно не завешенные зеркала в большой, погруженной во мрак, комнате. Лэйд боялся заглянуть в них, чтоб ненароком не увидеть там собственное отражение.

Надо закончить. Произнести оставшиеся слова, чтобы призвать существо, томящееся внутри этого обмякшего, как тряпичная кукла, тела. Полуночная Сука не тешит собеседника иллюзией милосердия, как ее хозяин, она вечно голодна и зла, словно голодная гиена. Она не упустит возможности взять с Лэйда свою плату. Плату, за которую скорее всего придется расплачиваться Сэнди Прайс.

Лэйд стиснул зубы, пытаясь одеревеневшим языком вытолкнуть засевшие смоляным комом слова.

Он вновь купит спокойствие за ее счет. Уже не в первый раз. Не в последний. Что ж, не удивительно, что многие полагали его лучшим лавочником Хукахука — он всегда знал справедливую цену за товар…

Веки Сэнди затрепетали. Надо скорее произнести оставшиеся слова, чтобы…

— Пойман, убит и зарыт! — она рассмеялась, ловко скрыв этим смехом короткий приступ охватившей ее слабости, от которого едва не покачнулась на ногах, — Ну и ну! Не знала, что вы любите Киплинга, Чабб!

— Готовлюсь к конкурсу декламаторов, — пробормотал он, — На следующем заседании Треста мы решили схватиться в поединке и каждый подготовит стих согласно выпавшего жребия. Мне просто хотелось отрепетировать. И если вам это показалось нелепым, вам следовало бы отложить насмешки на потом — завтра вечером старик Маккензи будет декламировать монолог Офелии!

— Значит… — она осторожно смахнула пальцем розмариновую веточку со лба, отчего сразу стала казаться более серьезной, — Я имею в виду… Все в порядке?

— Конечно, — он улыбнулся, — Все в полном порядке, мисс Прайс. Уж вы-то должны знать — у старого Чабба всегда все в полном порядке.

Кажется, в этот раз ему удалось выбрать нужную улыбку.

Часть вторая

Глава 4

— Что это? — Лэйд с подозрительностью уставился на протянутый ему лист, — Письмо? Расписка? Вексель?

— Нет, — Уилл смущенно провел пальцем по верхней губе, точно приглаживал свои еще не успевшие вырасти усы, — Ничего такого. Просто… Честно говоря, вчера, когда я вернулся в номер, мне не спалось. Должно быть, слишком много впечатлений за день. Иногда это действует на меня сильнее, чем крепкий кофе. Взялся по привычке за краски, думал размять руку и… и вот. Что думаете?

— Что вы выглядите отвратительно бодрым для человека, страдающего бессонницей, — проворчал Лэйд, отгоняя ладонью зевок.

Этим утром Уилл заявился в «Бакалейные товары Лайвстоуна и Торпа» раньше назначенного, помешав Лэйду дочитать газету и лишив удовольствия от второй чашки кофе. Лэйд собирался всерьез отчитать его, однако обнаружил, что раздражение, которое он испытывает, вовсе не так сильно, как ему казалось.

Может, потому, что пятничное утро выдалось приятным и свежим, отличным от прочих на этой неделе. Пролетевший ночью над островом дождь не оставил после себя луж, однако смочил пересохший камень, освежив Хейвуд-стрит и заиграв повисшими на оконных стеклах самоцветами. Хорошее, славное утро. Его не портили даже монотонные ругательства молочников, тащивших свои груженые бочонками телеги вверх по улице и скрип открывающихся окон. Даже нежащиеся в лучах розового утреннего солнца коты выглядели не утомленными ночным дебошем уличными бандитами, а благодушными романтиками с мечтательным взглядом.

Чтобы взять протянутый Уиллом лист, Лэйду пришлось поставить на землю прихваченный им из лавки саквояж из шагреневой кожи.

— Так что скажете, мистер Лайвстоун?

— Что думаю на счет вашего рисунка? Что мистер Бесайер, кем бы он ни был, возблагодарит судьбу, если лишится ученика вроде вас. Я бы поостерегся вешать подобную… картину у себя в гостиной.

Лист, протянутый ему Уиллом, в самом деле был эскизом — в этом он убедился, перевернув его другой стороной. Эскизом, без сомнения, поспешным, это угадывалось в деталях, однако отнюдь не небрежным. Рука, которая провела эти линии, объединив их в одно целое, явно привыкла орудовать пером и тушью, а не плотницким молотком. Однако разглядывать эти детали Лэйду не хотелось — несмотря на явственный талант художника картина показалась ему… Он и сам не знал, какой. Зловещей? Мрачной? Абсурдной?

Она состояла из двух частей, двух уровней. В верхнем, ограниченной кружевной периной облаков, можно было разглядеть седовласых старцев, внимательно взирающих вниз и напоминавших сосредоточенных игроков в кости. В нижнем, вписанном в сферу, были изображены два существа странной природы, которые, без сомнения, были центром всей композиции. Одно, громоздкое, неуклюжее и слонообразное, с лысой вытянутой головой, украшенной человеческими ушами и выпирающими то ли клыками, то ли бивнями, недвижимо стояло, уставившись в пустоту невыразительным коровьим взглядом. Другое, плескавшееся рядом с ним в волнах, представляло собой исполинского чешуйчатого змея, запрокинувшего поросшим алым волосом морду и обнажившим наполненную зубами пасть.