Меня вывели из бордингауза и посадили в огромный семиместный «мерседес». Я глазами хлопаю. Что за чертовщина! Это же сенаторская машина по крайней мере, а мне полагается «Черная Мария».

Слышали у нас такую песенку? Ладно, поехали, едем. Опять ничего не понимаю. Меня в Хефатуру[53] должны везти, а везут прямехонько… Куда бы вы думали? В Резиденсио, в президентский Голубой дворец! А через пять минут я увидел его, нашего эль президенте, Спасителя Родины, Отца Нации, Благодетеля Народа — все с большой буквы, как пишут в наших газетах.

Вы о нем, конечно, слышали. Вашингтонский конгресс очень его хвалил, сенаторы говорили, что наш Спаситель спасает весь американский континент от мирового коммунизма, а газеты гринго уверяли, будто вся Америка восхищается его правлением, что у него, мол, настоящая демократия западного образца. Я с гринго не очень-то согласен. Я Отца и Благодетеля получше ихнего знаю. По-моему, нашего Благодетеля надо было повесить за шею минуточек на десять.

Я приветствовал его по всем правилам, выкинул руку и рявкнул: «Бог, Родина, Свобода!» А он поморщился, икнул и сказал: «Брось, хомбре[54], эту дребедень и живее принимайся за дело. Иди в буфетную и приготовь мне „Плантатор“ и „Бешеный дьявол“. Порции делай побольше».

Я даже головой затряс, будто мне в ухо вода попала. Чистенько работает, думаю, наша Хефатура! Все уже известно Отцу и Благодетелю. Пошел я в буфетную, приготовил свои смеси, сделал лошадиные порции и отправил с лакеем в салон. А через полчаса и меня туда позвали. Вошел, вижу: эль президенте щупает голову, на плечах ли она или закатилась под диван. А лицо сияет, по плечу меня хлопнул: «Здорово это у тебя получается, хомбре! Получишь орден, большой рыцарский крест „За спасение Родины“. И будешь у меня служить барменом. Рад?»

Хотел я ему сказать: «Иди ты, знаешь куда…» — Но сказал, конечно, по-другому. Сначала проорал: «Бог, Родина, Свобода!» — потом начал разматывать, словно бухту троса, свои доводы. Мне, мол, Тибурсио Корахо, соленой лошади, моряку «летучей рыбы» и боцману с парохода-кочевника, обидно и стыдно стать барменом, почти лакеем. Вот так, мол, экселенса! Тибурсио Корахо не из того теста сделан! А он опять икнул, потом рыгнул и заорал: «Заткнись, болван! Будешь получать десять долларов в сутки. Мало тебе, пьяная рожа?»

Сам ты, думаю, пьяная рожа, а я еще и не опохмелился. А какой толк с пьяным дураком спорить? И десять долларов в сутки — это как-никак триста монет в месяц. Согласился я, хоть и стыдно было, и начал круглыми сутками, по пять бессменных вахт, трясти шейкер[55]. Почему по пять бессменных вахт? Откровенно скажу, сеньор, я пью — какой же боцман не пьет, — но пить, как Отец и Благодетель… Мамита миа! Он ежедневно напивался, ну… как напивается американский солдат к концу дня. И при этом бесился, как бык на корриде, бил тарелки и графины, в щепки разносил стулья. Целое землетрясение! При этом бил не только посуду, но и морды адъютантов! Они у него сверкали не только галунами и аксельбантами, но и сплошными металлическими зубами. Выбивать зубы — это у него привычка с юных лет. Он же бывший полицейский капрал.

Выдержал я только месяц такой работы. Осточертело мне все! Даже доллары не веселили. И решил я смыться из Резиденсио. Найду, думаю, в порту знакомых ребят, спустят они меня потихоньку в трюм какой-нибудь посудины — никакая Хефатура не найдет — и уплыву я хоть на полюс, хоть к дьяволу на рога, лишь бы подальше от этого Запивохи и Скулодробителя, тоже с самой большой буквы. Но в тот самый день, когда я решил отдать швартовы, случилось вот что. Теперь, сеньор, и начинается самое интересное. Глотнем? Ваше здоровье!

Я принес эль президенте добрую порцию «Бешеного дьявола». Он хлебнул и потер, улыбаясь, живот: «Я доволен тобой, хомбре. Твои коктейли спасли меня от скуки, рыганья, иканья и урчанья в желудке. Рыцарский крест „За спасение Родины“ — это дребедень! Ты достоин большей награды. Но чем мне наградить тебя? А, хомбре?»

Он как-то странно начал глядеть на меня. То наклонит голову на один бок, то на другой, то прищурит глаза, то вылупит их, то подойдет ко мне, то отойдет. Так портной разглядывает костюм на клиенте. Наконец хлопнул меня по плечу и заорал: «Прекрасно, нашел! Тебе, хомбре, очень к лицу будет генеральский мундир. К черту генеральский! Маршальский! Хочешь быть маршалом?»

Я покачал головой: «Эка невидаль, сеньор президенте. У нас столько „горилл“[56], что на каждого генерала и маршала приходится по полсолдата». Он горько вздохнул: «Ты прав, хомбре. „Горилл“ у нас много. Но можно расстрелять пяток-другой. Эти собачьи морды норовят выпихнуть из Резиденсио меня, свободно и законно избранного президента!»

«Уж куда как законно и свободно!» — подумал я. На президентских выборах он получил голосов вдвое больше, чем насчитывается жителей в нашей стране. Вдвойне законно!

А он снова завопил: «Слушай, хомбре, ты ведь боцман? Верно? Делаю тебя адмиралом! Не контр- и не вице-адмиралом, к черту их! Ты будешь адмиралом Карибского моря! Ведь был же у Колумба чин „Великого адмирала океана“. Что, неплохо придумано?»

«И я буду плавать?» — обрадовался я. Мне бы, думаю, только палубу под ногами, а там я покажу тебе бизань[57]! Ищи-свищи своего адмирала Карибского моря! А он, скотина, отвечает:

«Плавать ты не будешь. Еще утонешь — а я без тебя обойтись не могу».

Так стал я адмиралом Карибского моря. Очень красивый сшили мне мундир. Всюду галуны: на рукавах, на воротнике, на груди, на боках, галуны на спине и даже ниже.

Но я по-прежнему взбалтывал коктейли. А когда я тащил в салон очередную порцию «Бешеного дьявола», адъютанты становились передо мной во фронт. А бежать из Голубого дворца стало труднее. При мне, адмирале, теперь неотлучно находился флаг-офицер. Он даже спал в соседней комнате. Оставалось надеяться только на судьбу и мадонну Гваделупскую. И они мне помогли.

Однажды утром зовут меня к эль президенте. Отец и Благодетель сидел трезвый, как поп перед обедней, и, морщась, тер лысину.

«Собирайся, хомбре, в плаванье. Даю тебе наш лучший военный корабль — тяжелый крейсер „Гроза морей“».

Я чуть не заплясал от радости. Плавание! Открытое море! Ревущие сороковые, мыс Горн! У меня в ушах засвистел уже добрый фордак[58]. Ах, диос! Не пришлось мне на этот раз проветриться в ревущих широтах.

Моменто, сеньор. Сейчас объясню вам, куда послал меня плешивый пьяница. Припомните-ка, сколько государств, которые можно унести на подметке сапога, понатыкано на перешейке и на островах Карибского моря. Всем им я должен был нанести дружеский визит, показать союзникам наш флаг и нашу морскую мощь. Это было связано со сборищем президентов этих государств. Был там и президент гринго, тот карапузик, который запустил атомной бомбой в Хиросиму. Помните, сеньор, такое сборище? Они совещались, как состряпать еще одну НАТО, «Карибскую НАТО».

Эль призиденте опять принялся мрачно насандаливать свою плешь и сказал мне: «Я ехать на совещание не могу. „Гориллы“, собачьи морды, что-то затевают. Но ты — это я! И ты будешь представлять на совещании мою высокую особу. Ты передашь мое личное письмо моему закадычному другу и союзнику из Белого Дома. Я пишу ему о духовных узах, связывающих две наши великие демократии. Ты все понял?»