Тут, к счастью, снова пришло время меняться. Однако ноги у Сансы стали как деревянные, поэтому лорд Рован, сир Таллад и оруженосец Элинор сочли ее, должно быть, очень посредственной танцовщицей. После она вернулась к сиру Гарлану, а скоро и танец наконец-то кончился.

Ее облегчение, впрочем, длилось недолго. Как только музыка смолкла, Джоффри сказал:

– Пора проводить их на ложе! Давайте-ка разденем ее и посмотрим, что может волчица предложить моему дяде! – Другие мужчины громко поддержали его.

Карлик, ее муж, медленно поднял глаза от винного кубка.

– Провожания не будет.

Джоффри схватил Сансу за руку.

– Будет, если я прикажу.

Бес всадил в стол свой кинжал.

– Тогда собственную жену ты будешь пользовать деревянной палкой, потому что твою я сейчас отрежу.

Пораженные гости притихли. Санса попыталась вырваться, но Джоффри не отпустил ее, и у нее оторвался рукав. Этого, казалось, никто не заметил.

– Вы слышали, что он сказал? – воскликнула Серсея, обращаясь к отцу.

Лорд Тайвин встал с места.

– Я думаю, можно обойтись без провожания. Я уверен, Тирион, что ты угрожал августейшей особе короля только в шутку.

Санса увидела, как по лицу ее мужа прошла гримаса ярости.

– Я сболтнул лишнее, – сказал он. – Неудачная шутка, государь.

– Ты угрожал кастрировать меня! – взвизгнул Джоффри.

– Только потому, что я завидую вашей королевской мужской доблести – ведь моя собственная совсем мала. – Тирион осклабился. – И если вы лишите меня языка, то отнимете у меня последнюю возможность доставить удовольствие прелестной жене, которую сами мне вручили.

Сир Осмунд прыснул, кто-то еще присоединился к нему – но Джофф не засмеялся, и лорд Тайвин тоже.

– Ваше величество, – сказал десница, – вы же видите, что сын мой пьян.

– Верно, пьян, – согласился Бес, – но не настолько, чтобы пропустить собственную брачную ночь. – Он соскочил с помоста и грубо облапил Сансу. – Пошли, жена, пора взломать твои ворота. Поиграем в игру «приди ко мне в замок».

Санса, вся красная, вышла с ним из зала – что ей еще оставалось? Тирион на ходу переваливался, особенно когда шел быстро, как теперь. По милости богов, ни Джоффри, ни все остальные за ними не последовали.

Для брачной ночи им предоставили просторную опочивальню в башне Десницы. Они вошли, и Тирион захлопнул ногой дверь.

– Там рядом с кроватью стоит хорошее барское золотое вино, Санса. Будь добра, налей мне.

– Разумно ли это, милорд?

– Никогда еще не поступал более разумно. На самом деле я не пьян, но намерен напиться.

Санса налила и ему, и себе. Будет легче, если она тоже напьется. Присев на край большой кровати под балдахином, она тремя глотками осушила половину кубка. Вино, несомненно, было прекрасное, но она слишком волновалась, чтобы распробовать его. Голова сразу закружилась.

– Мне раздеться, милорд?

– Тирион. Меня зовут Тирион, Санса.

– Да, Тирион. Снять мне платье или вы хотите сами раздеть меня? – Она сделала еще один глоток.

Бес отвернулся.

– На первой моей свадьбе были только мы да пьяный септон, а вместо свидетелей – свиньи. Одну мы съели на свадебном пиру. Тиша кормила меня шкварками, я слизывал жир с ее пальцев, а потом мы, хохоча, повалились в постель.

– Так вы уже были женаты? Я забыла.

– Ты не могла забыть, потому что не знала.

– Кто была ваша жена, милорд? – Сансе, вопреки всему, стало любопытно.

– Леди Тиша, – скривил рот Тирион. – Из дома Сребролюбивых. Их герб одна золотая монета и сто серебряных на окровавленной простыне. Это был короткий брак… как и подобает мужчине моего роста.

Санса потупилась и промолчала.

– Сколько тебе лет, Санса? – спросил Тирион.

– Когда луна сменится, будет тринадцать.

– Боги милостивые. – Тирион глотнул из своего кубка. – Ну что ж, от разговоров ты старше не станешь. Не приступить ли нам к делу, миледи?

– Как будет угодно моему лорду-мужу.

Это, как видно, рассердило его.

– Ты прячешься за учтивостью, как за крепостной стеной.

– Учтивость – доспехи дамы, – сказала Санса, как учила ее септа.

– Я твой муж – со мной тебе доспехи не нужны. Можешь снять их, а заодно и одежду. Мой лорд-отец приказал мне скрепить наш брак.

Санса дрожащими руками взялась за крючки и тесемки. Ей казалось, что обе руки у нее левые и на обеих переломаны пальцы, но кое-как она справилась и освободилась от плаща, платья, а потом и белья. Руки и ноги сразу покрылись мурашками. Она не смела поднять глаз, но все же подняла их и увидела, что он смотрит на нее. В его зеленом глазу ей чудился голод, а в черном ярость, и она не знала, что пугает ее больше.

– Ты совсем еще дитя, – сказал он. Санса прикрыла груди руками.

– Я уже расцвела.

– Ты дитя, но я хочу тебя. Тебе страшно?

– Да.

– Мне тоже. Я знаю, что я урод…

– Нет, ми…

Тирион встал.

– Не лги мне, Санса. Я безобразный маленький человечек, но… – (Санса видела, что он подбирает слова), – в постели, когда свечи погашены, я не хуже всякого другого мужчины. В темноте я все равно что Рыцарь Цветов. – Он выпил еще вина. – Я щедр, верен тем, кто верен мне, и доказал, что я не трус. А ума у меня больше, чем у многих других – это тоже чего-нибудь стоит. Я даже добрым могу быть. Ланнистерам, боюсь, доброта не присуща, но какие-то ее крохи во мне есть. Тебе… могло бы быть хорошо со мной.

«Он боится не меньше, чем я», – поняла Санса. Это, наверно, должно было пробудить в ней более теплое чувство к нему, однако не пробудило. Она чувствовала одну только жалость, а жалость убивает желание. Он смотрел на нее и ждал каких-то слов, но слова изменили Сансе, и она стояла молча, дрожа всем телом.

Поняв, что ответа не дождется, Тирион залпом допил свое вино и сказал с горечью:

– Понимаю. Ложись в постель, Санса. Исполним свой долг.

Она взобралась на перину, чувствуя на себе его взгляд. Рядом с кроватью горела душистая свеча, между простынями разбросали розовые лепестки. Санса хотела укрыться одеялом, но он сказал «нет».

Она, дрожа от холода, тем не менее подчинилась, закрыла глаза и стала ждать. Она слышала, как муж снимает с себя сапоги и раздевается. Когда он вспрыгнул на кровать и положил руку ей на грудь, Санса невольно содрогнулась. Она так и не открыла глаз, и каждый мускул в ее теле напрягся. Что он будет делать дальше? Снова прикоснется к ней? Поцелует? Может быть, ей уже следует раздвинуть ноги? Она не знала, что от нее требуется.

– Санса. – Он убрал руку. – Открой глаза.

Она дала обещание повиноваться ему и сделала, как он велел. Он сидел, голый, у ее ног. Под его животом из гущи жестких желтых волос торчал напряженный мужской стержень – единственное, что в нем было прямого.

– Миледи, вы прекрасны, в этом нет сомнений, но… я не могу. Пусть отец провалится в пекло со своим приказом. Мы подождем, месяц, год, зиму – сколько бы ни понадобилось. – Его улыбка должна была приободрить Сансу, но из-за покалеченного носа сделала его лицо еще более уродливым и жутким.

Смотри на него, смотри, говорила себе Санса. Это твой муж. Септа Мордейн говорила, что все мужчины по-своему красивы – постарайся найти в нем красоту. Коротенькие ноги, безобразный выпуклый лоб, один глаз зеленый, другой черный, красный обрубок носа и розовый шрам, жесткая борода из спутанных черно-золотистых волос. Даже член у него уродливый, толстый и жилистый, с багровой головкой. Нет, это просто нечестно – чем она согрешила перед богами, что они так наказывают ее?

– Клянусь честью Ланнистера, – сказал Бес, – я не трону тебя, пока ты сама не захочешь.

Собрав все свое мужество, она посмотрела в его разные глаза и спросила:

– А что, если я никогда не захочу, милорд?

Его рот дернулся, как будто она дала ему пощечину.

– Никогда?

У Сансы перехватило горло, и она молча кивнула.

– Ну что ж, для бесов вроде меня боги создали шлюх. – Он сжал свои короткие пальцы в кулак и слез с кровати.