Но все это было очень давно.

Грэшим посмотрел на умершее дерево и вдруг почувствовал к нему симпатию — время не пощадило и его. После падения А'лоа Глен жестокие зимы повредили ствол, остатки магии оказались бессильны. Теперь остался только скелет высохших ветвей, большая их часть сгнила и отвалилась. Однако зеленые листики все еще изредка появлялись — так умирающий приоткрывает глаз, чтобы в последний раз взглянуть на мир. Впрочем, прошли века с тех пор, как такое чудо случалось в последний раз.

Сейчас дерево высилось безжизненным памятником.

Тем не менее Грэшиму совсем не хотелось подходить близко. Обрывки древней магии по-прежнему влекли к коа'кону, и они свисали с ветвей, точно мох. Энергия еле чувствовалась, но даже в столь малой концентрации представляла серьезную опасность для жизни. Хитрое сплетение заклинаний черной магии, замешенной на крови, не подпускало смерть к сердцу Грэшима, но даже слабое дуновение чирической силы могло ослабить сложные охранные заклинания.

Вот почему старик лишний раз старался не появляться в саду большого двора, а дерево обходил как можно дальше. Но сегодня не оставалось выбора, да и любопытство заставило его отвлечься от катакомб, куда он изначально направлялся. Грэшим понимал, что лучше не рисковать, но если его охватывало какое-то желание, он очень редко от него отказывался. Поэтому он шел за братом Тритом к центру сада мимо других братьев.

Маг отметил, что чем ближе они подходят к дереву, тем больше братьев им встречается — казалось, те совершали настоящее паломничество. Одни вели других — они тихонько о чем-то беседовали, некоторые шагали поодиночке, не сводя глаз с голых ветвей. Что могло привлечь столько ученых мужей?

С каждым тяжелым шагом любопытство мага росло. Почему он об этом ничего не слышал? Гнев мешался с заинтересованностью. Словно прочитав его мысли, брат Трит ответил:

— Это произошло только сегодня утром, но новость разлетелась по дворцу очень быстро.

— Что, что произошло?

Толстяк с удивлением воззрился на Грэшима, и старик заставил себя успокоиться. Он досадливо взмахнул рукой.

— Извини, брат Трит, это все суставы. Боюсь, прогулка дается мне слишком тяжело.

Казалось, слова Грэшима удовлетворили провожатого.

— Не тревожься, брат. Мы уже пришли. — Трит шагнул вперед и мягко отстранил собравшихся перед деревом людей. — Дайте место. Пропустите нашего мудрого брата.

Море белых одеяний расступилось перед Грэшимом.

— Несомненно, это доброе предзнаменование, — взволнованно добавил Трит, когда старик медленно двинулся вперед.

Притворившись, что оступился, Грэшим со всей силы ударил посохом по ноге брата Трита. Только мягкий гравий уберег пальцы толстяка от переломов, его мясистое лицо густо покраснело от боли. Старик невозмутимо шел вперед. Наконец он оказался в тени ствола дерева.

Со всех сторон неслись удивленные восклицания и шепот молитв. Грэшим запрокинул голову — прямо над ним покачивалась живая ветка.

Грэшим нахмурился. Минуло почти два десятка зим с тех пор, как на дереве в последний раз появлялись листья. Легкий ветерок залетел во двор, и серебристая зелень затрепетала, поблескивая на солнце. Толпа благоговейно зашумела.

«Всего пара листиков собрала здесь всех этих глупцов?» — Грэшим состроил под капюшоном презрительную гримасу.

Он собрался отвернуться, и вдруг внимание привлекло яркое пятно. Под листьями промелькнула искра цвета — сапфир, сияющий на фоне зелени и серебра. Пурпурный цветок! Лепестки были сложены, бутон крепко спал, слегка раскачиваясь на ветке.

Потрясенный, Грэшим не сводил с него затуманенного взора. Как такое возможно? Коа'кон не цвел последние двести зим! И это не мираж — он видит бутон собственными глазами!

Старик попятился, и вдруг его охватило странное ощущение — словно холодок пробежал по спине. Грэшим сделал еще шаг назад и наткнулся на мальчишку, который, как всегда, стоял за спиной. Маг был настолько ошеломлен, что даже не стал его ругать, он просто подталкивал олуха перед собой, уходя подальше от дерева. Однако чувство опасности шло по пятам, и вскоре Грэшим понял его источник — чирическая энергия, белая магия, исходящая от единственного яркого цветка. Уже много веков он не испытывал такого сильного прикосновения давно сгинувшего волшебства.

Старик отступал, широко раскрыв глаза, его посох задевал щиколотки и икры братьев, спешивших увидеть чудо. Отовсюду слышались изумленные возгласы.

— Добрая Матушка! — воскликнул кто-то за плечом.

— Невероятно! — отозвался другой голос.

Где-то зазвонил колокол, и сердце Грэшима отчаянно забилось в груди; ему не хватало воздуха, глаза застил ужас.

Между тем лепестки начали медленно расходиться, из середины заструился нежный лазурный свет.

Грэшим узнал сияние Чи.

Джоак, спотыкаясь, брел назад — темный маг толкал его все дальше от дерева. Если бы не напиравшие со всех сторон братья в белых одеяниях, мальчик давно упал бы. Ноги онемели, ступни покалывали крошечные булавки. Он вцепился в чей-то рукав, стараясь устоять, но ткань сутаны выскользнула из непослушных пальцев.

Юноша тихонько ахнул, осознав, что произошло. К счастью, этот звук потонул в шуме голосов, никто и не глянул в его сторону. Перед глазами у Джоака потемнело, но он упорно переставлял ноги — шаг, еще один… Он поднял руку к лицу и сжал ее в кулак.

Свободен! Добрая Матушка, он выбрался из темницы! Тело снова принадлежит ему!

Заклятие стремительно теряло силу, и покалывание проходило. Джоак в немом недоумении отступал сквозь толпу. Грэшим, шедший рядом, ничего не заметил.

Худощавый мужчина в белом повернулся к мальчику. Его глаза восторженно светились.

— Это чудо! — выдохнул он. — Неужели ты не чувствуешь магии?

О чем говорит этот болван? Джоак попытался увернуться, но брат схватил его за руку.

— Посмотри, — воскликнул он, показывая на ветви огромного дерева. — Бутон распустился при свете дня! Это знамение!

Глаза Джоака инстинктивно переместились в указанном направлении, и юноша заметил пурпурный цветок среди зелени. Тот прятался в тени листвы, но, казалось, лепестки светятся. Что за причудливый обман зрения?

И все же, как только взгляд уловил волшебное сияние, судорожно бившееся сердце успокоилось. Вспомнилось нежное прикосновение жарких солнечных лучей к холодной коже, когда он выныривал из ледяного пруда Торкрест, — по телу разлилось то же приятное тепло. Джоак вдруг понял, что ключ от его темницы находился именно здесь. Каким-то неведомым образом магия цветка разорвала его путы.

И словно в подтверждение его догадки, лепестки отделились от стебля и пурпурными снежинками поплыли к земле. Вздох разочарования туманом поднялся над толпой. Очевидно, все ожидали чего-то еще, но внезапное увядание цветка свидетельствовало о том, что надеяться больше не на что.

— Все кончено, — сказал брат и выпустил руку Джоака.

— Не трогай моего мальчишку, — резко оборвал его Грэшим.

В его голосе не было прежней твердости, темный маг говорил рассеянно, словно опасаясь чего-то. Несколько мгновений он смотрел на дерево, потом повернулся, качнул посохом, и взгляд скользнул мимо Джоака. Когда последний лепесток коснулся земли, его слова вновь звучали уверенно:

— Оставь несчастного в покое. Он ничего не понимает.

— Как и я, — ответил брат. — Ты, старейший в Ордене, что скажешь?

— Отзвуки прошлого, — хрипло ответил тот. — Память древнего дерева, сон, достигший поверхности. Не вижу повода для вящей радости.

Худенький брат сник, свет в его глазах померк.

— Наверное, ты прав, — печально согласился он. — И все же я попытаюсь достать лепесток, пока остальные все не разобрали.

Джоак обратил внимание, что братья столпились вокруг огромного дерева, некоторые с огромным благоговением поднимали с земли лепестки.

Темный маг отвернулся и решительно зашагал прочь.

— Следуй за мной, — приказал он.