В дверном проеме стоял Фардейл, он повернул к товарищу чуткий нос. Силуэт древесного волка темнел на фоне густого тумана, стелющегося, словно живое существо, — пелена казалась плотнее далеких призрачных зданий на противоположной стороне площади. Тол'чаку почудилось вдруг: огромный белый зверь проглотил город целиком, и только ржание да топот копыт наводили на мысль о том, что нахальные крысы — не единственные обитатели пустынных улиц.

В слабом свете пары масляных ламп Тол'чак увидел, как на загривке си'луры вздыбилась шерсть. Глаза Фардейла засияли предупреждением:

«Падаль на тропе».

Зная, что не следует пренебрегать тонким нюхом спутника, Тол'чак подошел ближе. Снаружи стеной стоял туман.

— Что ты учуял?

Фардейл поднял морду по ветру, а затем посмотрел на Тол'чака — в голове огра начал формироваться образ: пауки.

Очевидно, речь шла не о тех, что сидят посреди своей сети и питаются неосторожными мухами. Тол'чак рассеянно почесал шрам — один из многих, оставшихся на его толстой шкуре в напоминание о яростной схватке с Ордой.

— Снова демон? — спросил он.

Глаза Фардейла вспыхнули.

«Волк чует много запахов у водопоя. Целый вихрь, их не разделить».

Тол'чак досадливо сжал бочку: лесной волк бессилен перед духом суматошного города.

— Лучше заведем лошадей внутрь, этой странной ночью осторожность не помешает.

В ответ в голове Тол'чака сформировался образ Эр'рила: волк спрашивал, не нужно ли поднять тревогу.

Огр состроил гримасу. Несколько мгновений назад он бы под любым предлогом отправился в гостиницу, где собрались друзья, но можно ли считать смутные предчувствия Фардейла достаточным поводом, чтобы покинуть свой пост? Что он скажет остальным? Волк почуял незнакомый запах? С ним произошло то же самое, едва он вошел в Тенистый Поток: город просто обрушился разнообразием самых необычных ароматов.

Тол'чак никак не мог решить, но тут лошади во дворе отчаянно заржали и принялись бить копытами. Товарищи замерли на месте. Очевидно, животные что-то рассмотрели или почувствовали.

Волк и огр пытались хоть что-нибудь разглядеть в клубах тумана, и вдруг перед ними возникло черное пятно. Едва они успели отскочить, в помещение ворвалась Дымка — глаза закатились от ужаса, с губ клочьями летела пена.

Тол'чак отступил в глубину склада.

— Фардейл, беги в гостиницу! Предупреди остальных!

Волк, попятившийся следом, бросил на огра быстрый взгляд:

«Два волка, спина к спине, задержат разъяренного медведя».

— Конечно, — проворчал Тол'чак, отходя к дальней двери. — Однако восемь волков намного лучше, особенно вооруженных.

Не тратя время на поиски ключа, он ударил ногой в дверь — как и следовало ожидать, дерево не выдержало, и створы широко распахнулись.

— Давай за помощью!

Фардейл колебался на пороге, но Тол'чак отвернулся, отказываясь вступать в визуальный контакт.

Волк беззвучной тенью исчез в тумане.

Оставшись один, огр отметил, что кобыла отступила к самому дальнему и темному углу склада. Он не сводил глаз с двери на задний двор. Непроглядная пелена пыталась проникнуть внутрь, ее белые щупальца ползли по полу, поднимались к крыше.

Мимолетное движение у балок привлекло внимание Тол'чака — тот метнулся в сторону, но тут же понял, что это всего лишь стайка небольших крыс, передвигавшихся гуськом к выходу, подальше от настигающей мглы. Даже эти хитрые создания были напуганы чем-то. Огр уже собрался отвести взгляд, но тут одно животное соскользнуло и упало на пол. Судя по всему, тварь сломала позвоночник и все равно пыталась отползти подальше от двери, от льющегося внутрь тумана.

Что происходит? Крысы наверху заволновались, теперь они лезли друг на друга, пища от страха. Еще две, сорвавшись вниз, сразу свернули себе шеи — для них все закончилось.

Однако первая, со сломанным хребтом, все еще надеялась спастись. Тол'чак подошел ближе, ее отчаянный визг действовал огру на нервы, за этим шумом он боялся пропустить приближение врага. Он поднял ногу, готовый раздавить тварь, но в последний момент та повернула к нему голову — крошечные черные глазки были полны страха и боли. Поколебавшись, Тол'чак опустил ступню рядом.

Огр громко обругал себя: верно, время, проведенное рядом с людьми, дает о себе знать. Наклонившись, он поднял раненую. Тол'чак ненавидел крыс, но и страдания маленького напуганного существа видеть не мог. Приняв наконец решение, он сунул пищащий комок в набедренную сумку, и, едва оказавшись внутри, крыса смолкла. Она нашла убежище.

В воцарившейся тишине Тол'чак повернулся ко входу — лошади, не считая Дымки, оставались во дворе. Он снял со стены лампу, поймав себя на том, что по-прежнему держит бочку с водой. Почему-то ее вес придавал уверенности, словно якорь в густом тумане неопределенности.

Подняв повыше светильник, огр подошел к распахнутой двери и только теперь заметил: кони во дворе стихли. Даже крысы либо сбежали, либо нашли укрытие. Белесая пелена поглощала все звуки, город вокруг будто исчез.

Тол'чак остановился на пороге, слыша лишь собственное хриплое дыхание. Даже высоко поднятая лампа была бессильна перед непроглядной завесой.

И тут, словно посредник между мирами, из тумана в круг света ступила крыса. Однако слово «крыса» едва ли подходило для этого существа. Если та, что сидела в мешке, была коричневой, с кулак, то шкура этого зверя лоснилась черным, словно нефть, вскипавшая под родными пещерами огра, мехом, а размерами тварь не уступала голове Тол'чака. Но самое жуткое впечатление производили красные глаза. Они горели не отраженным мерцанием лампы, а внутренним пламенем, которое, казалось, питается самой кровью.

Существо зашипело, шерсть вздыбилась. Демоническое отродье — у Тол'чака не осталось сомнений относительно его происхождения — приближалось, задрав нос, словно пытаясь уловить не запах противника, но саму его сущность.

Попятившись, огр обрушил бочку на мерзкую тварь. Во все стороны брызнула вода, разлетелись щепки, однако крыса спокойно переступила через обломки — она нисколько не пострадала, только красные глаза засияли ярче. Их взгляды встретились, и Тол'чак услышал крики и шепот мучеников. Он почувствовал необъяснимое влечение к бездонным огненным колодцам крысиных глаз. Теперь за отчаянными воплями можно было различить дикий смех — два голоса сливались в низменном удовлетворении. Зрение Тол'чака помутилось, его засасывало в мир окровавленной башни, к стонам загубленных душ. Мучительный спазм сжал грудь, пламя снедало сердце.

Тол'чак застонал, он узнал эту муку — зов Сердца родного народа, и никогда прежде он не звучал столь громко. Из онемевших пальцев выпала и со звоном разбилась лампа — вспыхнувшее масло опалило бедро огра, залило порог. Опомнившись, тот вынырнул из бездонного колодца глаз демона и принялся сбивать пламя. Однако и внутри теперь бушевал огонь — казалось, сами кости горели.

Задыхаясь от боли, Тол'чак отступил на несколько шагов. Рука опустилась к мешку, и пальцы сомкнулись на Сердце. Однажды оно уже помогло в схватке с убийцей его отца, возможно, поможет и сейчас.

Огр вынул камень и, рассчитывая увидеть обжигающий красный свет, вытянул руку перед собой. Его охватило отчаяние: ни огонька, ни сияния, ни даже искры. Из его ладони разрасталась ужасная правда — Сердце умерло, магия исчезла.

Крыса подошла к порогу. Разгоревшееся масло осветило ее гладкую черную шкуру и красные глаза. Тол'чаку показалось, будто тварь выросла, и вдруг он увидел, как два десятка ее сородичей медленно возникают из тумана. Вскоре сотни красных зрачков смотрели на огра.

Окруженный полчищами врагов, он не чувствовал в себе сил сопротивляться. Не осознавая происходящего, Тол'чак упал на колени, зрение снова помутилось. В ушах метались древние вопли и дикий смех.

Элена смотрела на Мисилл, забыв о стеблях, опутавших левую руку. Девушка изучала ее лицо и скрещенные за спиной ножны. Когда-то воительница была ей родной, но теперь рядом стояла незнакомка, и никак не получалось соотнести воспоминания о тете Ми со страшной ролью, отведенной ей в Союзе Сестер.