Аппетит вернулся, как только я просмотрел хабар, доставшийся мне от зеленой стервы, благодаря которой я лишился экипировки и артефактов на сто тысяч золотых. Да еще Жемчужины и Пояса было особенно жалко. Рандом (1) в этот раз меня не обделил. Зелья регенерации маны и увеличения ловкости тянули на пятнадцать тысяч. Семь орочьих ятаганов класса редкий! На чёрном рынке потянут на двести тысяч! Один уникальный ятаган и один редкий полный комплект на орка 120 уровня. Это я удачно порезвился. И вот искомое неизвестное — ларец. Небольшой сундучок из дерева, без отверстий для ключа. Моего уровня для идентификации не хватало. Но благородный оттенок серой древесины не оставлял сомнений. Мелорн! И как же у Высшей эльфы оказался предмет из священного дерева? Только за один этот факт игрок с ником «Эвглена» могла схлопотать пожизненное проклятье эльфийских Домов, вплоть до удаления персонажа. Почему она так рисковала? И теперь рискую я. Ведь я — тоже высший эльф. Поэтому шкатулка сейчас в тайнике моей комнаты, к которому имею доступ только я или, по решению суда, виртполиция. Хотя за всю восьмилетнюю историю игры прецедентов не было. Что же скрываешь ты? Ларец, ларчик, ларечек. Моя прелесть! По заданию у лепрекона в луте должен быть мифриловый жезл и карта. Может они в ларце? Только вот маловат он для жезла. Знаю теперь одно. Никакие наемники о нем не узнают. За подставу надо отвечать. И точка. Деньгами отмажусь. И хватит с них. Нутром чую, серьезное в нем что-то. Таки вещи игроку попадают очень редко. За ними история. Квест. Фан. Сам все узнаю и сам все решу. И делать это надо быстро. Думаю, хозяева ларчика уже раскручивают моховик наезда. Но без визита к Наемникам — никак! Последние годы только у них и кормлюсь. Одиночке в Игре тяжело. Ну не люблю я кланы. Не люблю. Была пара историй. Как вспомню - тошнит. Завязал я с клановыми прокачками и подачками, интригами и фигами в кармане. Не моё. Одиночка я и в Игре, и по жизни. Проще так. Не могу ни за кого отвечать, а значит и надеяться люблю только на себя.
Раннее утро в Карагоне наполнено множеством звуков. Скрип телеги молочника, визгливые голоса хозяюшек у соседнего с трактиром колодца, карканье стаи ворон, угнездившейся на колокольне собора — все это врывалось в распахнутые окна, смешивалось с будоражащими звуками кухни и вместе с гудением раскаленного воздуха в камине вылетало в черный от сажи дымоход.
В утреннюю нирвану стали потихоньку вплетаться новые резонирующие ноты. Цокот подкованных копыт нескольких лошадей оборвался у входа в трактир. Тень от экипажа через окно упала на стол, за которым сидел Эскул. Двери распахнулись от мощного пинка вошедшего помощника шерифа. Лучи утреннего солнца заиграли на золотых шпорах и рукояти дорожного меча рыцаря. Следом за ним в проем, нагнувшись, шагнули два дюжих копьеносца. Голова шерифа была непокрыта. Идеально выскобленная лысина красовалась россыпью крупных веснушек, рыжие лохматые брови и борода воинственно топорщились. Подойдя к моему столу, рыцарь, слегка нависая, уперся в столешницу кулаками в кольчужных перчатках, пророкотал:
— Ты — Эскул?!! Рейнджер дома Холиен? — от его голоса задрожали стекла в окне и маленькая кухонная псина, заскулив, забилась за стойку.
— Да, шериф, все верно, Эскул ап Холиен, к вашим услугам, — стараясь не делать резких движений, я попытался медленно встать, не забыв повернуть кисти рук ладонями вверх. Все-таки уровень у рыцаря далеко за трехсотый. Наши явно не пляшут. Да и копейщики тут не для красоты.
— Молчааать! Эльфийский выкидыш! Кусок высокого дерьма! — рыцарь уже не говорил, а громко шипел.
Ни фига себе, это уже серьезное оскорбление!
Один из копейщиков вынул из-за пазухи свернутый в трубку пергамент с сургучной печатью, сломанной у основания. Я счел нужным молчать, лишь слегка отвернув голову от нависающего шерифа и весь превратился во внимание.
— В соответствии с Кодексом Карагона и по приказу бургомистра, его светлости, графа Норлинга, — декламировал копейщик с донельзя суровым и сосредоточенным лицом, — арестовать Эскула из дома Холиен, Высшего эльфа, за нападение на Эвглену из дома Дориен, Высшую эльфу, приглашенного мага Дома, и препроводить его в городскую тюрьму, где и держать его до суда майората!
Блин, приехали... Ну я и лошара! И ведь знал, же что на территории майората, в общественных помещениях иммунитета у игроков нет. А я еще со вчерашнего события еще и красным ником красуюсь! Покушать вкусно захотел, расслабился. Все эти мысли я додумывал, покряхтывая под умелыми руками одного из копейщиков, которыми он быстро связал мне руки за спиной, захлестнув хитрой петлей шею.
— В карету ублюдка! — рявкнул шериф, и я, получив ускорение древком копья, пробкой вылетел в двери трактира. Здесь меня приняли такие же умелые и крепкие руки двух служащих городской тюрьмы. Эти угрюмые люди в черных кожаных кафтанах с короткими дубинками за поясом быстро определили меня в карету с железными решетками на окнах. Возница лихо стегнул бичом по спинам казенных лошадей, и карета скрылась за поворотом, сопровождаемая конными рыцарями.
В голову лезли разные дурацкие мысли. О том, что успел хорошо плотно позавтракать-пообедать. В тюрьме таких разносолов мне не видать. Пытать благородного эльфа, конечно, не будут... Но суд майората. Хм. Могут не заморачиваться и передать юстистам Дома Дориен. А с теми шутки плохи. Я у них соловьем запою! И ларец-то — тю-тю. Ай, как нехорошо-то. Надо быстренько что-то придумать.
Флегматичная морда тюремного служки маячила перед внутренней решёткой кареты. Что-то он поправлял, подкручивал в запоре, кряхтя и шмыгая носом. Острый чесночный запах пополам с сапожным дегтем переполнял и без того душное пространство тюремного транспорта. Трясло на поворотах немилосердно. Мне пришлось раскорячится, чтобы не задушить самого себя. Веревку ведь так и не сняли. Я упер пятку на правом сапоге в уголок ножки железной скамьи, приналег — и каблук успешно соскользнул, а я со всего маха треснулся лбом в решётку. Гаденькое хихиканье раздалось со стороны тюремщика. Пришлось повторить попытку. На этот раз удачно. Каблук отскочил и об пол звякнул золотой империал.
— Чевой-та там, а!? — вякнул голосок из-за решётки.
— Можно Вас, любезный? —- подтолкнул я носком сапога монету под дверь в перегородке. Короткое шуршание и золотой исчез, как его и не было.
— Мне бы записочку передать.
— Не положено аристованным, значица так!
— Так я же не врагам каким, господину Магистру, прошение!
За перегородкой воцарилось молчание на целую минуту.
— Не положено, надо старшему смены сообщить!
— Ну и сообщи, если хочешь, только ведь тогда делиться придется,
— Ха, чем делиться? А и не было ничаго!
— Так, а я что говорю, что было? Не было. Но отнесешь весточку — будет ровно в 5 раз больше! Я стал торопиться, в окне уже были видны вымпелы на донжоне замка майората.
— Давай на словах — а то я не шибко грамотный, а вдрух ты крамолу какую напишешь, мне за это карачун выйдет!
Вот ведь, перестраховщик хренов.
— Ладно передай секретарю Магистра ордена Рыцарей Креста Герхарда фон Камелькранца, зовут его Гельмут, слово в слово: «Эскул. Тюрьма майората. Обвинение Дома Дориен». Повтори!
— Ну, эта, значица, Эскул. Тюрьма, короче. Обвинение Дома Дориен.
— Ну хоть так, молодец. Только поспеши! И тебя ждет награда!
— Усе. Заткнись, приехали! — прошипел напоследок тюремщик, карета проехала через подъемный мост под надвратной башней замка майората и свернула в правый проезд к тюремным воротам. Возница круто осадил лошадей, лихач долбаный, что стоило мне еще пары шишек и неприятных минут.
Вывели меня на свет божий все те же служки, и я, хромая на правую ногу с сапогом без каблука, поплелся с ними по длинному темному коридору, полого спускающемуся к тюремному блоку. По ходу движения мы свернули несколько раз. Тюремщики освещением себя особенно не баловали, обходились одним плохоньким факелом, позволяющим не столько увидеть путь, сколько не стукаться лбом о низкие своды.
