— Верим, верим! — часто закивала Рита.
Помолчав, сибирячка продолжила негромко:
— Другой… Толя его звали. Наглый был, распущенный… Полез к моей подружке, я его оттолкнула, а он меня ударил… И Толяна скрючило от боли. «Скорую» вызывали, морфин вкалывали… И всё! Кончилась моя личная жизнь…
Наташины глаза повлажнели, и я решил действовать. Взял ее безвольную руку, дал слабый посыл…
— Ах! — Девушка сильно вздрогнула. — К-как? Фу-у… Жар такой… По руке, по телу… Словно горячим душем окатили!
— Мишечка у меня ведьмак! — выразилась Рита со смешной гордостью. — Он и меня научил, и подруг. И тебя выучит!
— Вы серьезно? — пролепетала Ивернева.
— Ты зажимаешь в себе свои скрытые способности, Наташа, — серьезно заговорил я, — боишься их, но ведь всё зависит от человека. Скальпель в руках хирурга спасает жизнь, а попадись инструмент живодеру?
— Постажируешься еще и с нами, — ободряюще улыбнулась жена с другого фланга, — я тебя со Светланкой познакомлю, с Альбинкой…
— Горячо поддерживаю и одобряю, — встав, я снял с Иверневой «чалму», и коснулся ладонями влажных волос. — Не бойся. Ни меня, ни себя. Ты сама выставила мощный психоблок, он и мешает тебе жить, как все… Предохранитель от счастья… Сейчас сниму его, — разведя руки, я отшагнул.
— Так легко стало… — прошептала Наташа, опуская плечи и поводя головой. — Так спокойно и… радостно… — внезапно взвизгнув, она бросилась ко мне, тиская и целуя. — Спасибо! Спасибо тебе!
Не сразу вспомнив о Рите, Ивернева зарумянилась, робко опустила руки, но хозяйка проворчала, благодушно и важно:
— Да ладно, целуйтесь… Дозволяю!
Понедельник, 28 ноября. День
США, штат Нью-Йорк, Покантико-хиллз
— Поздравляю, шеф, — ухмыльнулся Чак Призрак Медведя, он же Мануэль Бака, — ты стоишь миллиард баксов!
Степан Вакарчук, он же Стивен Вакар, он же Брайен Уортхолл ощутил сладостное толкание в утробе, но лицемерно проворчал:
— А я-то тут причем? Просто тупо использовал Уолл-Стрит — и слушал подсказки с площади Дзержинского. Или где там Миха сейчас…
Гоуст Бир наметил улыбку.
— А ты думаешь, местные fat cats[1] иначе от долларов пухнут? Я тебя уверяю — половина тутошних состояний сколочена на инсайдерской информации! Так что успокойся.
Степан притворно вздохнул. Нет, в самом деле! Конечно, без всяких, там, котировок фьючерсов, что им слил «объект «Ностромо», на бирже делать нечего. Спекулировать тоже надо уметь.
Самый крупный куш выпал, когда Миха передал через советского резидента в Нью-Йорке… Дроздова, кажется… да, через него… что «мусорные» акции «Юнайтед рокетс» через неделю взлетят в цене — до брокеров с трейдерами дойдет весть о контракте этой полудохлой компании с Пентагоном. Чуть ли не на десять миллиардов.
Но мистер Уортхолл узнал об этом первым — и начал потихоньку скупать грошовые акции «Объединенной ракетной». Пока финансовые аналитики надували щеки, он хапнул больше блокирующего пакета. И грянул гром…
Нью-Йоркская биржа сотряслась от рева и визга «горлодериков», бросившихся вдогонку. Поздно! Цена акций даже не росла — ракетировала круто вверх!
В тот день Вакарчук не мог от волнения ни есть, ни пить, изнывая до самого вечера — выдохнул, снял трубку телефона, и брюзжащим, свойственным реальному Уортхоллу голосом, приказал агенту начать продажи. Акции расхватали в момент, а Степан в одиночку слопал пиццу…
— Девять нулей — это хорошо, конечно, — вздохнул он, — но мало. Новорожденный миллиардер Дэвида Рокфеллера не заинтересует. Вот, если бы пять или десять миллиардиков…
— Тогда тебя likvidnut, — усмехнулся индеец. — Как это… pustyat v rаskhod.
— Да понимаю я… — Степан прогулялся мимо окон, поглядывая на тихую стрит. — Просто бесят все эти буржуйские понты! Мне бы хоть чучелком проникнуть в Кайкет, в эту центральную усадьбу колхоза имени Джона Рокфеллера!
— Можно и тушкой, — хладнокровно заметил Чак. — Садишься на поезд, минут через сорок выходишь в Слипи-Холлоу, там пересаживаешься в туристский автобус — и ты в Кайкете.
Вакарчук обалдело посмотрел на товарища.
— А разве так можно? — пролепетал он, и побурел. — То есть… Я хотел сказать… Что сидишь? Поехали!
Они выбрали короткий тур, на полтора часа, с осмотром первого этажа резиденции «Кайкет» и экскурсией по саду. Путевки обошлись им в пятьдесят долларов на двоих. И вскоре мощный автобус, смахивавший на аквариум, понес их по живописной холмистой местности. Мелькали ухоженные садики, красивенькие домики, чисто выбритые поля для гольфа.
— Дамы и господа! — девушка-экскурсовод взяла микрофон, изящно отогнув мизинец, и нацепила голливудскую улыбку. — Название «Кайкет» взято из африкаанс, языка буров, и означает «наблюдательный пункт». В самом деле, поместье расположилось на самой высокой точке холмов Покантико, и оттуда открывается потрясающий вид на долину Гудзона. Вообще-то, поместье «Покантико-хиллз» очень обширно, и на его землях выстроено семьдесят пять особняков, в которых проживают, как минимум, десять семей из клана Рокфеллеров. Роквуд-Холл… Филдвуд-фармз… Хадсон Пайнз… Но проезд туда запрещен. Зато мы можем осмотреть главную резиденцию, построенную для Джона Рокфеллера, первого миллиардера в мире…
— Oblom, — шепнул Призрак Медведя. — Дэвид Рокфеллер propisan как раз в Хадсон Пайнз!
— Ну, хоть осмотримся… — вздохнул Вакарчук, теряя прежний запал.
— …В усадьбе «Кайкет» сорок комнат, она выстроена в три этажа из местного камня, — с придыханием щебетала девушка-гид, — но второй и третий этажи закрыты для посещения…
Ворча двигателем, автобус взбирался в гору, пока не вырулил по серпантину к массивным воротам. Степан опытным глазом оценил незаметную охрану. Да, сюда без разрешения лучше не соваться…
Разудалые туристы покинули средство передвижения, и шумною гурьбою зашагали к огромному домине с колоннами, окруженному фонтанами, статуями, десятком садов с лестницами под старину, террасами и ротондами, тихими аллеями… В воздухе ощутимо носился запах Очень Больших Денег.
Одни ставят пугало на даче и белят забор, а другие украшают свой парк изваяниями Генри Мура и Альберто Джакометти.
«Каждому свое», — меланхолически подумал Вакарчук.
Ветер с океана нагонял тучи, пригашивая солнце, и сумрачная тень пала на здешние красоты — все еще зеленые луга, что скатывались к Гудзону, где-нигде топорщась елками или купами деревьев. Тот же пейзаж радовал глаз в заречье — Рокфеллеры скупили все земли в округе, чтобы ничей дом или амбар не портил панорамы.
Вакарчук испытал раздражение, смешанное с горечью: тут хоть как разбогатей, в «Кайкете» тебя все равно не примут. Пропустят в качестве туриста, чтобы мог одним глазком высмотреть, как белые господа живут-поживают, да добра наживают, ворочая триллионами…
— Босс, — напряженным голосом сказал Чак. — Видишь?
Степан кивнул. Не обращая внимания на любопытствующих бездельников, к вычурному крыльцу подлетел, рявкая мотором, стильный «Астон-Мартин», а за ним, пластаясь, выплыл огромный «Кадиллак Флитвуд Брогем».
Водитель спорткара, седоусый моложавый мужчина крепкого сложения, небрежно хлопнул дверцей, и поспешил к лимузину. Из его кожано-хромированных недр выбирался обрюзгший господинчик с крючковатым носом и маленькими хитрыми глазками.
Это был он, «главный буржуин», Дэвид Рокфеллер-старший, внук патриарха.
— В дом! — процедил Вакарчук.
Он толком не знал, на что надеялся, что пытался узнать. Просто поступал по старому, мудрому правилу: «Если появляется шанс — используй его!»
Изо всех сил стараясь не выдать спешки, Степан с Чаком миновали стайку туристов, восторгавшихся сдержанной роскошью гостиных. За анфиладой зал мелькнули два пиджака, серый и синий. Русский с индейцем устремились следом, думая одинаково — о хорошо оплаченной охране резиденции.
«Если что, скажем — заблудились!» — мелькали горячечные мысли.
Рокфеллер и его моложавый спутник поднялись на запретный второй этаж, неспешно беседуя.
