Точно так же она и стипендию бережет. Сорок рублей — не деньги, только на еду и хватит. Да на проезд еще. Родители, конечно, подкидывают кое-что, но они и сами не богаты. Папа — шофер, он на своем «КрАЗе» сто десять рэ получает, если «калымить» не выходит. У мамы и вовсе шестьдесят. Конечно, огород спасает, все овощи свои, так их еще вырастить надо. А ты попробуй, отработай смену, а после потяпай на шести сотках, клятую траву выпалывая!

Пробовали, работяжки, помидорами на базаре торговать, а толку? Десять копеек килограмм, рубль за ведро. Попробуй-ка, натаскайся!

Папка, правда, грозился старый «Запорожец» продать, только как же он со своей «ласточкой» расстанется?

Улыбаясь, Тимоша зашла в столовую, окунаясь в облако аппетитных запахов. Из-за столика как раз поднималась Лена с их курса. Свитерок портил ей фигуру, зато новенькие джинсы выгодно обтягивали попу.

Отведя глаза, Зина горестно вздохнула. А вот у нее никогда не было джинсов… Алька, вон, купила-таки костюмчик, но она легкомысленная и порывистая. За сто двадцать рублей! Нет уж…

— Мне, пожалуйста, макароны с биточками.

На полочке стояли в ряд стаканы, наполовину полные густой сметаны. Местное лакомство — ложку сахара, размешал — и ешь. Не-ет… Больно жирна сметана. Лучше чай и коржик.

Завтрак снова поднял Тимоше настроение, и она поднялась по лестнице в вестибюль, придя в некое равновесие с окружающим миром, полном соблазнов.

— Здравствуйте, теть Дусь! — прозвенела девушка, и вахтерша закивала ей со своего поста.

Остановившись у раскладки с почтой, Тимоша порылась в конвертах — и с изумлением выудила квитанцию. Почтовый перевод… «Зинаиде Тимофеевой». На двести рублей!

Не сдержавшись, Тимоша взвизгнула от счастья, и вынеслась на улицу, толкнув стеклянные двери. Разве так бывает? Бывает! Ага… А паспорт с ней хоть? Она, вроде, клала вчера… Да вот же он, в сумочке! Почта тут рядом, в пятиэтажке за прудами… По комсомольскому билету только до пятидесяти рублей выдадут, а тут двести!

Суматошные мысли крутились в голове, будя сонные желания, а молодые ноги несли Тимошу по дорожке вокруг Дома студента, прямо к тому месту, где сбываются мечты.

Глава 3.

Понедельник, 24 октября. День

Москва, Ленинские горы

— В дифференциальном исчислении мы решали следующую основную задачу: по данной функции найти ее производную, — вещал сухонький препод, с энтузиазмом стуча мелом по доске. Глазки у него горели, а растрепанные седые космы довершали растиражированный образ математика. — Рассмотрим обратную задачу, и введем теперь понятие неопределенного интеграла…

Я слушал внимательно, со вкусом поглощая отточенную информацию.

— Миха! — сдавленным шепотом позвал Скоков с задней парты.

Я отклонился назад, изображая повышенное внимание.

— Ночью градиентный блок протёк! — зашипел Иван.

— Квенч? — нахмурился я. — Только этого еще нам не хватало…

— Да не! Там в водяном охлаждении трубка лопнула!

— Заменили?

— «Богатыри» чинят. А завтра обещали криокулер подвезти!

— Мальчики!.. — с укором сказала Синицына, и мы прекратили недозволенные речи.

…Профессор яростно и самозабвенно исписывал черное пространство доски математической каббалистикой, а я тихо млел, посматривая на часы — большая стрелка неумолимо сдвигалась к заветной черте. Для кого-то начнется перемена и шумный ход в другую аудиторию, а вот я…

А я оторвусь от коллектива! Крайняя пара приятно сочлась, нагружая школяров истинами диамата, «но мне туда не надо».

И грянул звонок, радуя студенческие сердца…

Мне всегда хотелось жить-поживать в Москве. Я потому, под осень бытия, и заселился в Щелково — все ж ближе к МКАДу.

А нынче и вовсе «сбыча мечт». В «серпастом-молоткастом» — московская прописка. Однако привычки к столичным улицам так и не выработалось. Во мне по-прежнему, как в далеком-предалеком детстве, что-то счастливо сжималось в душе, стоило лишь спуститься в метро и услыхать гулкое подвыванье поезда. Наверное, те самые фибры трепетали…

Ни одному коренному или «закоренелому» москвичу не дано понять, ощутить приятность обручения Садовым кольцом или нахождения на Ленинских горах! Праздник, который иногда с тобой.

Покинув главное здание, я зашагал к проспекту. Ритка с утра "заняла" у меня «Ижик».

Губы сами сложились в улыбку. Просто обожаю, когда Маргарита Николаевна сама пристает, пользуясь мужской слабостью и опасной женской силой. Животворящая ласка даже сурового, брутального типа размагнитит до состояния податливого киселя. Я, наверное, потому и не уважаю феминисток — эти дуры качают мышцы и копят мужицкие повадки, вместо того чтобы пленять и соблазнять. Ну, им же хуже.

Миновав проспект, я изменил метрополитену, сев в подкативший троллейбус. Хоть кругом посмотрю — на людей, на олимпийские стройки. Водитель поневоле в шорах, некогда ему красотами любоваться, надо за дорогой следить…

— Ваш билетик.

Спокойный голос смутил меня. Старичок-контролер в сером пальто и кепке терпеливо ждал ответа, невозмутим и бесстрастен.

— А у меня нет… — промямлил я, краснея.

— Штраф один рубль, — деловито объявил старикан, отрывая квитанцию.

Безропотно расставшись с дензнаком, я уцепился в поручень, улыбаясь стыдливо и чуть растерянно. Мосгортранс отомстил владельцу личного авто…

«Лучший контролер — совесть пассажира!» — трафаретная надпись, молчаливо взывавшая со стенки троллейбуса, словно разбавила свой красный цвет праведной ехидцей.

Решив прогулять остаток дня, я вышел на «Дзержинской», и поднялся к Кировской — там, недалеко от «Книжного мира», распускала несравненный дух уютная забегаловка под простеньким названием «Блины».

Сразу за порогом я окунулся в ворох влекущих запахов. Нигде больше не едал подобных, вернее, бесподобных блинов! Парочку со сметанкой, ага… И беляш. Нет, два беляша! Эти произведения кулинарного искусства тут лепили весьма затейливо, но главное, конечно, не форма, а содержание. Получался не пышный и бесформенный пончик со следами мяса, а небольшие, в меру прожаренные вместилища вкусной и сочной начинки.

Уселся я, по давно выработанной привычке нелегала — в уголку, возле окна. Сижу, насыщаю организм… За стеклом бесшумно шуруют «Волги», «Шкоды», «Жигули»… Вечно торопящиеся пешеходы снуют взад-вперед, но иногда в целеустремленной толпе возникали турбулентные возмущения — народ улавливал соблазнительные ароматы, и сворачивал в блинную.

Когда я разделался с беляшом номер один, почти все места заняли оголодавшие москвичи и гости столицы. Обтянутая пиджаком спина прямо передо мной бубнила:

— Демонополизация, разукрупнение… Двери министерства на лопату, а спецов на улицу?

— Хороший специалист без работы не останется! — напирал мордатый оппонент. — Вон, закрыли Минавтопром, а министерских перевели — кого в «Автопромбанк», кого еще куда. Лично я на АЗЛК устроился. И ничего!

Напротив энергично подкреплялись три корпулентные дамы в модных кардиганах — утепленные плащи висели, перекинутые через спинки стульев.

— Не знаю, — басистым контральто созналась одна дама, — я свою дубленку уже месяц, как в комиссионку сдала. А толку? Кто ее купит, ношенную? Их тут в каждом магазине навалом!

— Шубку надо строить, — посоветовала ее подруга, манерно уминая блин. — Или купить по фигуре. Вон, вчера в ЦУМ монгольские кожаны завезли, очень даже приличные. Натуральные на все сто!

— Дубленки, они разные, — авторитетно заявила третья дама. — Надо искать расшитые афганские! Такие, знаете, с длинными мохнатками, вот здесь, на воротнике, — стала она показывать обеими руками, — на манжетах и подоле!

Просвещенный, я задумался: а не пора ли Риточке шубку купить? Норковую, как минимум? Короткую, но чтобы попу прикрывала, и с капюшончиком?

— Вы позволите?