Они снова замолчали. Сара листала «Бамсе», Цацики смотрел в стену. Он хотел, чтобы Сара ушла домой, но сказать ей это, конечно же, не мог.

— Может, на компьютере поиграем? — предложил он.

— Ну-у нет, это скучно, — протянула Сара. — Пошли лучше к Рецине.

Кроме танцев и игры в палатку, Сара согласна была только возиться с Рециной. Она могла сколько угодно таскать ее на руках и менять ей памперсы.

— Иди сама, если хочешь, — сказал Цацики.

— А ты не обидишься? — спросила Сара.

— Да нет, чего мне обижаться? Могу и сам поиграть.

Мортен очень напрягал Цацики, но одно в нем было хорошо: он приносил домой от друзей кучу компьютерных игр. Мамаша такие никогда бы не купила. Покопавшись, Цацики нашел кое-что новенькое — с виду кровавое и прекрасное.

— Опять играешь? — спросила Мамаша.

— Смотри, какая отличная графика, — сказал Цацики. — Все прямо как настоящее.

— Как раз это и ужасно, — ответила Мамаша. — Стоит ли удивляться тому, что дети потом выходят на улицу и убивают друг друга?

— Да ладно, — отозвался Цацики. — Никто из моих знакомых никого не убил.

— Слушай, как ты вообще, а? — спросила Мамаша, понаблюдав немного за игрой, хотя Цацики знал, что компьютерные игры ее ни капельки не интересуют.

— Нормально, — сказал он.

— Почему ты не с Сарой?

— Она сидит с Рециной, а я хочу поиграть.

— Ты уже не так в нее влюблен, да?

Цацики покачал головой.

— Я так и подумала.

— Ей бы только целоваться, — вздохнул Цацики и нажал на паузу. — А мне это надоело. Что еще можно делать вместе?

— Кроме как целоваться? — спросила Мамаша.

— Кроме как целоваться по-французски, — уточнил Цацики.

— Целоваться по-французски? — ужаснулась Мамаша.

— А ты что думаешь? — рассмеялся Цацики.

— Я думаю… О господи, — вздохнула Мамаша. — Я думаю, что вам надо сделать перерыв в любовных отношениях. И не спешить взрослеть. Вот что я думаю.

— Согласен, — сказал Цацики. — Но сейчас я хочу поиграть. Пока!

— Ничего себе! — возмутилась Мамаша. — А я как раз хочу поболтать. В кои-то веки у меня появилась няня. Сара так мило возится с Рециной.

— Ага, — пробормотал Цацики и подстрелил человечка, выскочившего из-за угла. — Но я хочу поиграть. Подвинься, я ничего не вижу. Ну вот, из-за тебя меня только что убили.

— Могу воскресить тебя любовным поцелуем, как в детстве, помнишь?

— Да не надо, — ответил Цацики. — У меня еще три жизни осталось.

— Пошли к тебе? — спросил после уроков Пер Хаммар.

— Нет, — сказал Цацики. — Я не успею. У меня сегодня карате, и я еду на метро.

— Жалко, — расстроился Пер Хаммар. — А мне что делать?

— Не знаю. — Цацики пожал плечами. Если бы Йоран был дома, они бы поехали на машине и взяли Пера Хаммара с собой, но сегодня на тренировку его обещал проводить Мортен. Рецина простудилась, Мамаша не хотела выходить с ней на улицу, а водительских прав у нее не было. Она стеснялась, что так и не научилась водить, и Цацики это немного веселило.

— У меня как-то никогда не было на это времени, да и машина в городе совершенно ни к чему, — оправдывалась она.

— Хотя сегодня она бы нам очень пригодилась, — Цацики подумал о красной «вольво», простаивающей в гараже, и о Мортене, который никак не приходил, хотя обещал вернуться сразу после уроков.

И вот Цацики стоял одетый в коридоре и нервно поглядывал на часы. Если Мортен не придет прямо сейчас, Цацики опоздает на занятия.

— Может, прогуляешь сегодня? — спросила Мамаша.

— Еще чего! У нас аттестация на носу, и мы повторяем ката. Я не хочу ничего пропустить. Можно я поеду сам?

— Ты уверен? — засомневалась Мамаша, качая на руках ревущую, горячую, как утюг, Рецину. Из-за насморка она не могла ни есть, ни спать.

— Конечно, — сказал Цацики. — Я же не малявка какая-нибудь.

— А вдруг ты заблудишься или тебя обидят? — волновалась Мамаша. — Нет, я провожу.

— Да ладно. Сам доеду! Раз уж я комнату смог убрать — значит, и в метро не потеряюсь.

— Ве-е streetsmart, — сказала Мамаша и поцеловала его.

Английское выражение to be streetsmart означает «быть внимательным на улице». Это качество необходимо, если живешь в большом городе, говорила Мамаша. Город нужно уметь читать как книгу. Завидев кого-то подозрительного, сразу переходить на другую сторону, следить за своей сумкой и избегать неспокойных мест. Таких, например, как Центральный вокзал в Стокгольме.

Цацики был очень внимателен всю дорогу, пока ехал на четвертом автобусе до станции метро «Хурнстуль». Еще никогда он не чувствовал себя таким свободным и таким взрослым.

На платформе какой-то сумасшедший вдруг заорал во всю глотку, обрызгав Цацики своей противной слюной. Испугавшись, Цацики отбежал в сторону и встал рядом с тетенькой, доброй на вид. Тетеньки, как правило, все добрые, вот и эта тоже оказалась доброй. До самого «Аспуддена» они ехали вместе.

После карате Цацики спросил, не едет ли кто на метро в его сторону, но попутчиков не нашлось. До станции они дошли вместе с Хенриком. Хенрик был на год старше Цацики. Он рассказал, что в школе его дразнят толстяком.

— Потому я и стал заниматься карате, — объяснил он. — Чтобы стать сильным и немного подтянуть живот.

— Не обращай внимания, — сказал Цацики. — Ты классный. Ты чем-то похож на Деда Мороза, только без бороды. И щеки у тебя добрые…

— Да… — Просунув руку под куртку, Хенрик похлопал себя по животу. — Раньше я так любил свой живот. Теперь же я его ненавижу! Ну ничего, вот будет у меня черный пояс, они у меня получат.

Хенрик пнул мусорный бак, да так сильно, что он гулко взвыл. Цацики ясно увидел, как обидчики уносят ноги, испугавшись большого и сильного Хенрика.

— Да, только тогда мы уже будем почти взрослые, — вздохнул Цацики. — Я бы хотел получить черный пояс прямо сейчас. Это так красиво. Иногда я надеваю пояс Йорана и представляю, будто это мой собственный.

— Желтый тоже неплохо, — заметил Хенрик. — Только бы аттестацию пройти.

Аттестация — это как экзамен, и если ее не пройти, то не получишь новый пояс.

— Пройдешь, — успокоил Хенрика Цацики.

— Самое сложное — это ката.

— Давай повторим еще раз, — предложил Цацики.

— Хай, — ответил Хенрик. По-японски это значило «да».

— Тайкёку Дзёдан, — сказал Цацики и поклонился.

Ката — это что-то вроде танца с блоками и ударами руками и ногами. Какой-то мужчина с собакой на поводке остановился посмотреть, как мальчишки выполняют ката прямо на тротуаре, несмотря на слякоть. Собачка залаяла и бросилась к ним. Когда выполняешь ката, категорически нельзя смеяться. Надо сосредоточиться и сохранять серьезность. Но как удержаться от смеха, когда к тебе подскакивают собачки, которые хотят делать ката вместе с тобой?

Закончив, Цацики и Хенрик поклонились дяденьке с собакой.

— Что это вы показывали? — покачав головой, спросил дяденька.

— Карате, — сквозь смех ответил Хенрик.

— Это было очень красиво, — сказал дяденька. — Раньше я думал, что карате — это когда дерутся и бьют друг друга.

— Вовсе нет, — ответил Цацики и наклонился погладить собаку. — Многие так думают. Лично я никогда не дерусь.

— Я тоже, — поддакнул Хенрик. — Это другие со мной дерутся.

— Пока, до четверга! — крикнул Цацики вслед Хенрику, когда тот свернул в один из переулков. А сам побежал к метро. Не очень было приятно идти одному по темным незнакомым улицам.

— Эй, парень, ну давай же! Гнагет! Гнагет! Гнагет!

Цацики вжался в сиденье и, сделав вид, что не слышит, уставился на темные стены туннеля, мелькавшие за окном. «Гнагет» — это было прозвище футбольной команды АИК. На предыдущей станции в вагон ввалилась толпа фанатов. Сперва все это выглядело довольно забавно. Глядя на них, Цацики даже посмеивался. Они были веселые и шумные, распевали футбольные кричалки и пили пиво. Толкались, пихались и висли на поручнях, так что вагон ходил ходуном. Ощущение такое, будто ты оказался в жужжащем улье. Видимо, они ехали на матч.