Алексей потянулся… и вдруг услышал за окном чьи-то приглушенные голоса. И шаги! Быстро приближающиеся шаги! Господи! Хорошо, что сообразил повесить на дверь замок… который как раз сейчас и открывали взятым с притолочины ключом.

Быстро затушив свечу, молодой человек нырнул под софу… потом, немного подумав, утащил туда же и свечку – а вдруг догадаются потрогать фитиль руками: горячий!

А ночные гости уже прошли прямо в комнату, плюхнув на пол глухо звякнувший пакет.

– Ну что, портвешка?

– А это, Колян… Никто не явится?

– Так я ж с хозяйкой договорился – плиту ей переложить, чтоб не дымила.

– А ты что, умеешь – плиту-то?

– А зачем? Хозяйка только на той неделе приедет – мне как раз перегужеваться хватит, не к родичам же ехать? Деревня дальняя, народу в избе полно, электричества нету. Да и не любят они меня, суки! А с хозяйки-то я полтора куска взял – вот дура баба!

– Ловко!

Голоса казались смутно знакомыми. Наглые такие, уверенные в себе, с хрипотцой.

– Ты свет-то включай, Димон! Чего в темноте елозить?

Димон?! Та-ак… А второй – похоже, их всего двое – что же, Щербатый? Ну да – раз Колян. Кому еще быть-то? То-то они отсюда и шли, когда попались у ручья навстречу.

Вспыхнул яркий свет.

– Э! Ты че, Димон, офонарел совсем?!

– Так сам же сказал!

– Лампу настольную включи – не люблю я иллюминации.

– Чего?

– Ну света лишнего. На, держи стаканы. Сейчас на кухне пошарю – может, закусь какую найду.

Скрипнули половницы. Верхний свет погас, вспыхнул боковой, тусклый. Звякнули бутылки.

– А вот и закусь! Консервы нашлись, маловато, правда, да нам на сегодня хватит.

– А хорошо, мы догадались хлеба купить.

– Ха, хлеба! Ну, братан, – за удачу!

Звякнули стаканы. Послышалось характерное бульканье, затем оба гопника смачно зачавкали. Вкусно запахло тушенкой – и прятавшийся под старой софой протокуратор исходил слюной, пожалев, что не остался на милицейский чай.

– Еще по одной? – шмыгнув носом, предложил Димон.

– Наливай, – охотно согласился Щербатый. – Только пока не пей – базар один есть. Ты того фраерка, что нас у ручья… что нам у ручья встретился, хорошо знаешь?

Беглец напряженно прислушался.

– Первый раз вижу! Не знаю даже – что за хрен с горы.

– Так он, значит, не местный?

– Точно не местный, наверное, приехал к кому-нибудь. И попал! Слышь, его сейчас менты опустят в натуре – родоки двух пацанов заявы накатали. Типа там, напал, учинил драку, избил…

– Заявы? Пусть срочно заберут… Хотя… Ну-ка, выпьем… Появилась у меня одна идейка насчет этого залетного.

– Дак это, – выпив, молодой гопник поставил стакан. – Что насчет дела-то?

– Курево подай… Боишься?

– Да нет. Светиться просто зря не хотелось бы – инспекторша меня как облупленного знает, даже страшно.

– Не боись. Не засветишься. Дело я и сам проверну… кое с кем. От тебя только наводка требуется. Кстати! Мотоцикл выкрасил?

– Выкрасил.

– Не забудь потом заявить об угоне. Все, что велел, узнал?

– Ну да! Послезавтра привезут. С утра. Точную сумму не знаю.

– Ладно. Сколько будет – все наше. А потом – в Сочи, в Москву, еще куда – с лавьем везде хорошо!

– Тебе-то хорошо…

– Да не стремайся. Сказал же – не узнает про тебя никто, тем более – эта твоя инспекторша… Это та бикса, что ты мне вчера показывал?

– Ну да. Симпотная. Такой бы ввалить по самые помидоры. А, как ты?

– Да меня ж…

– Сиди! Я тебе и не предлагаю. Сам ввалю… Пей!

Снова послышалось бульканье.

– И вот еще что. Какого-нибудь дурачка у тебя на примете нет? – прожевав, тихо поинтересовался Щербатый. – Ну какого не жалко.

– А никого не жалко! Да! – словно бы что-то вспомнив, юный гопник с азартом ударил себя по коленкам. – Есть один чувачок. Касимовский, но не из коренных, приезжий. Зовут Яшкой. Все ко мне в дружки набивается.

– Подойдет. Сведешь меня с ним. Так, чтобы вроде мы с ним невзначай встретились.

– Сделаю… Что, еще одну бутылку открыть?

– Открывай – смотреть на нее, что ли?

– Слышь, Колян… Ты насчет инспекторши… в натуре?

– Конечно, в натуре. Чего б не попробовать? Заманим на почту – семь бед, один ответ… Если поймают – а они век не поймают, даже если ты, Димон, расколешься!

– Я?! Да я ни в жисть! Зуб даю!

– Умойся! Умойся, я сказал! Я не к тому, что тебе не верю. Просто… Ну что ты обо мне знаешь? Только кличку да имя… которые я сам же себе и придумал. И здесь меня никто не знает… как и того фраера… Ой, не верю я, что он умаровский! Но дерется хорошо – такой нужен. Так, на всякий пожарный.

После третьей бутылки беседа приняла уж совсем гнусно-порнографический характер – гопники заговорили о девках. Кто, кого, где и сколько раз кряду. Правда, разговаривали недолго, уснули – в комнате послышалось сопенье и храп.

Алексей хотел было покинуть свое убежище, но, по здравому размышлению, решил не рисковать – что-то уж больно беспокойно спал на софе Щербатый. Ворочался, скрипел во сне зубами, ругался. Потом, наконец, встал:

– Эй, Димон! Вставай!

– У-у-у… Чего?

– Вставай, говорю. Реку мне покажешь и лодки. Заодно в магазин сбегаешь, пива купишь.

– Пиво, это хорошо.

Гопники быстро собрались и вышли. Выбравшись из-под софы, протокуратор бросился к окну, увидев за сеткой-рабицей две быстро удаляющиеся фигуры. Ну точно – они! Димон и Щербатый.

Все так же, через окно, Алексей выбрался наружу и, щурясь от солнца, отправился к избе бабки Федотихи.

Никого! Да что ты будешь делать!

– Эй, эй, молодой человек!

Алексей резко обернулся, увидев кричащую от забора женщину лет сорока пяти, с велосипедом и большой кожаной сумкой.

– Вы меня?

– Вас, вас… Если вы к бабке Аграфене, так она только завтра приедет, к пенсии.

– Завтра, значит… – протокуратор улыбнулся и поблагодарил: – Спасибо. А вы-то сами кто будете?

– Почтальонша я!

– Так ведь Ленка…

– И-и-и, милай, вспомнил – Ленка уж полгода как в конторе, за компьютером. Начальница! А я раньше на ферме работала, скотницей, потом в детсаду, теперь вон тут… с биржи направили. Уж до пенсии доработаю. Не слышали, пенсии-то не собираются повышать?

– Не, не слышал.

Распрощавшись со словоохотливой почтальоншей, Алексей немного подумал и, прячась за кустами, снова пробрался к соседской даче. Пошарив на кухне, прихватил с собой пару банок фасоли, остатки принесенной, видимо, гопниками, колбасы и хлеба. Вряд ли те заметят пропажу, не каждый же кусок считали!

На веранде обнаружилась старая клетчатая рубаха, ее молодой человек и надел, вместо своей косоворотки, которую потом бросил в дальних кустах, что росли у самой реки. До завтра времени было вагон.

Спустившись к реке, Алексей выкупался и, натянув штаны, разлегся на травке. В небе ярко светило солнышко, порхали вокруг разноцветные бабочки и синекрылые стрекозы, сладко пахло цветами и липой. От излучины ветер приносил веселые ребячьи крики – там тоже купались. Хорошо! Так бы и лежал! Ну да, а что? Почему б не полежать до самого вечера? Потом, правда, придется ночевать черт знает где… Да хоть и здесь, на берегу! Или пройтись по бережку, скоротать ночь с рыбаками…

Стоп! С какими рыбаками? Какую ночь?

Кажется, гопники как раз планировали на завтра какую-то гнусность. Планировали… Ну и планировали, ему-то, Алексею, что? Ну, сделают, что хотят, украдут какие-то деньги, свалят… изнасилуют инспекторшу, красивую синеглазую девку… Сволочи! Нехорошо получается. Нехорошо…

Надо бы выручить девку! Иначе… Иначе просто нельзя, тут и думать нечего! Вот если б Алексей вчера ничего такого не слышал, тогда… А так… Нет! Надо! Пойти вот сейчас, предупредить…

Предупредить… Где только ее искать-то? На опорнике? Вряд ли – чего ей там сидеть. Да и о чем предупреждать-то? Как они ее собираются заманить? И куда? Полная неизвестность.

Значит… Значит, надо узнать это от самих гопников! Кажется, как раз сегодня ровно в шесть часов вечера должна была состояться запланированная еще вчера встреча за школой, на которую, честно говоря, Алексей и вовсе не собирался идти… Но вот теперь, после услышанного разговора, передумал.