Мутно-серые волны с силой бились о берег, вознося к черным камням грязно-белые шипящие брызги. Алексей вышел на огражденную парапетом лоджию, оперся на мраморные перила – холодно, черт! – и всмотрелся в морскую даль, ловя взглядом белые паруса кораблей.

– Все смотришь? – подойдя сзади, Ксанфия обняла его за плечи и зябко поежилась. – Словно бы кого-то ждешь.

– Жду, – поцеловав жену, улыбнулся Лешка. – Сенька что, спит?

– Спит… Господи, сколько же денег нужно, чтобы привести наконец в порядок этот огромный дом!

– Это не дом, душа моя, это дворец!

– Был когда-то дворцом. А теперь?

– Базилевс обещал деньги. Думаю, даст. Сказал – зайди на неделе.

Ксанфия расхохоталась:

– Так ты уже второй месяц ходишь! На неделе – по два раза.

– Это все канцелярские. – Алексей пожал плечами. – Придешь во вторник – скажут, приходи в пятницу, в пятницу – иди во вторник. Обязательно, мол, деньги будут. И ничего!

– Вот-вот, и я о том же! Может, стоит напроситься на прием к базилевсу?

– Так уж были недавно, с Георгием. Докладывали политическую обстановку.

– Вот бы и про деньги как раз намекнуть!

– Да намекал… Слушай, тут Владос какое-то новое дело задумал!

– Эта рыжая бестия?! – Ксанфия хмыкнула и покачала головой. – От его афер вряд ли чего дождешься… Кстати, он обещал сегодня зайти… Чу! Слышишь? Шаги на лестнице. Не он ли?

Старинный приятель Лешки и Ксанфии Владос Костадинос – все такой же вихрастый и рыжий, лишь отрастивший вальяжную бородку – с хохотом вбежал на лоджию, широко расставив руки.

– Ну, дайте, дайте вас обниму! По всему дому ищу – а вы вон где. Чего морозитесь-то, чай, не май месяц?

– Думаю тут беседку построить, – хохотнул Алексей. – Где бы вот только деньжат раздобыть? Жалованье-то наше, сам знаешь…

– Да! Я как раз насчет этого к вам и пришел! – Гость напустил на себя жутко серьезный вид и продолжил, заговорщически понизив голос: – Тут и вложиться-то совсем ничего… Есть у меня знакомый шкипер с одного интересного кораблика под названием «Святой Себастьян»…

Тут захохотали оба – и сам Алексей, и Ксанфия, которой он уже давно рассказал всю историю с поисками заговорщиков.

Ага, «Святой Себастьян», как же!

– Ты лучше вышивальные мастерские открой, это дело верней будет! – сквозь смех посоветовал Лешка.

– Открыл уже. – Владос поморгал глазами и ухмыльнулся: – Вы чего ржете-то, словно турецкие кони?

– Сам ты конь турецкий! Не ржем мы, а радуемся!

– Интересно чему?

– Жизни, старина, жизни! И вот этому императорскому подарку. – Лешка с гордостью обвел руками дом. – Все ж таки хорошо иметь в собственности дворец с видом на море…

Прозрачная луна тихо плыла над городом, притаившимся, замершим словно бы в ожидании смерти. Все вокруг замерло, стихло, даже в лагере турок не было слышно ни звука. И все же, все же в воздухе висело некое беспокойство, некое томительное ожидание чего-то непоправимого, страшного. И еще в этот предрассветный час сильно хотелось спать.

Алексей Пафлагон, молодой человек лет тридцати, с копной светлых волос, выбивающихся из под шлема, протер слипавшиеся глаза и взглянул со стены вниз, на залитые дрожащим серебряным светом позиции турок. Потом перевел взгляд на городские укрепления, на груды камней, на пушки, на длинные медные стволы, изрыгающие знаменитый «греческий огонь»… Пушек было куда меньше, чем у турок. Много, много меньше. Как и защитников – у турок султана Мехмеда – около сотни тысяч, здесь же, на стенах, не набиралось и восьми, включая наемников-генуэзцев. Да-а…

Алексей – Лекса, как звали его близкие друзья и любимая супруга Ксанфия – вздохнул и, зябко поеживаясь, поправил на плечах богатый, расшитый золотом плащ. Специально такой надел, чтобы в сутолоке боя было хорошо видно командира – Алексей, протокуратор сыскного секрета константинопольского эпарха, вывел на вверенный ему базилевсом участок городских стен всех своих лучших людей. И назначил десятниками тех, кому доверял – старых друзей-коллег: Иоанна, Панкратия, Леонтия… Леонтий… Его брат-близнец, Лука, погиб ровно три года назад, и Алексей до сих пор почему-то считал себя виновным в его гибели, хотя тогда все сложилось само собой… Парню просто-напросто не повезло – судьба. И все же, все же было в том давнем случае нечто такое, необъяснимое…

Тишину разорвали барабаны, цимбалы, волынки! Заорали, засвистели, дико захохотали турки, ударили пушки, и ядра с воем пронеслись над головами защитников великого города Константина. А некоторые ударились в стену, снова, как и в продолжение всей осады, откалывая от нее большие куски.

И тут же во всех городских церквях тревожно зазвонили колокола!

– Ал-ла-а-а-а-а!!!

С жуткими воплями, при свете чадящих факелов бросилась на штурм вражеская пехота! О, сколько их было! Неисчислимые тысячи, в сравнении с которыми защитники Ромейской империи казались лишь жалкой горсткой.

Факелы быстро приближались, вот уже можно стало разглядеть отдельные фигуры, осадные башни, лестницы…

– Ал-ла-а-а-а!!!

Алексей поднял руку, с удовлетворением осматривая своих людей – деловитых, собранных, в надежных доспехах, с мечами, алебардами, пиками, выкованными лучшими оружейниками города. Сам протокуратор был в миланских латах, почти в полном доспехе, только нижнюю часть – на ноги – не надел, чтоб не стесняли движений. Хорошие были латы – легкие, удобные, прочные и – сделанные на заказ, по мерке – сидели на молодом человеке словно влитые. Что и говорить, мастер Антонио из Милана уж постарался, показал, что не зря отправлял к ромеям своих подмастерий. Те собирали заказы, снимали мерки, потом, на генуэзских кораблях, с оказией, отправляли доспехи. Дорого, безумно дорого – но латы того стоили! Тем более – за эти заплатил сам базилевс, подарок, так сказать!

– Ал-ла-а-а!!!

В свете вражеских факелов было хорошо видно, как нападавшие забрасывали глубокий ров мешками с песком… и трупами своих бойцов! Осажденные метко пускали стрелы, да и крепостная артиллерия не молчала, пусть там и не было таких мощных пушек, как турецкая бомбарда венгерского мастера Урбана… Да, много европейских мастеров-оружейников работали на турок – юный султан Мехмед платил щедро, очень щедро.

– Ал-ла-а-а-а!!!

Защитники города посылали в нападающих тучи стрел, и почти каждая их них находила свою цель… и это оказалось на руку туркам! Ров наконец-таки был засыпан, не столько мешками, сколько трупами, по ним легко прошли остальные – о боже, они, казалось, не убывали! Наоборот, становились все многочисленней!

Вот уже, словно жадные загребущие руки, потянулись к стенам лестницы… Сверху на них полетели камни, полилась кипящая смола из чанов… Эх! Не хватало людей – некому было поддерживать огонь под котлами, некому подтаскивать с улиц камни! Хотя…

Вот они, камни! Какие-то совсем юные ребята, почти дети, кое-как притащили их, привезли на тачках…

Алексей оглянулся:

– Вы кто?

– Нас послал Епифан! – улыбнулся чумазый мальчишка. – Он сказал…

И тут шальная вражеская стрела навылет пронзила ему грудь!

– …сказал… – Парень упал и тут же умер на глазах у всех.

– Мы отомстим за него, – глухо прошептал кто-то.

Совсем рядом рявкнула турецкая бомбарда. С грохотом отвалился изрядный кусок стены и в пролом, словно саранча, хлынули турки, поддерживаемые стрелами лучников из осадной башни.

– Мануил! – Алексей взмахнул рукою. – Вот цель для всех наших пушек!

– Понял тебя, командир! – Старый артиллерист Мануил, за свою жизнь где только не воевавший, пригнулся, пропуская над головой очередной заряд стрел, потом высунулся из-за крепостного зубца, наводя орудие – пусть калибр и небольшой, но для осадной башни вполне достаточный, – обернулся к своим парням (на этом участке стены имелось еще десять небольших пушек):