Во главе комиссии по крестьянской реформе я назначил Павла Дмитриевича Киселева. Полковник Киселев являлся последовательным противником крепостного права, о чем неоднократно писал доклады Александру и мне. Во главе штаба II армии он проявил себя хорошим администратором и новое назначение воспринял, как возможность на деле осуществить то, о чем мечтал. В итоге, еще до моего восшествия на престол были готовы и новое Уложение, и проект Крестьянской реформы, и подобранны люди, в назначенный срок возглавившие их исполнение.

1826 год прошел в подготовке, так как требовалось обучить достаточное количество землемеров, запасти зерновых для посева и возможного снижения урожая, разметить государственные земли подлежащие передаче крестьянам. Вдобавок за этот год я упрочнил свое положение на троне, путем назначения своих людей на ключевые посты. Жандармский корпус, созданный с нуля, вырос в значительную силу, необходимую для подавления возможных беспорядков, да и полковник Соколов недаром ел свой хлеб, развернув сеть агентов в еще двух десятках городов империи.

Насчет самой реформы существовало множество мнений. Но, даже самые либерально настроенные министры ратовали лишь за освобождение крестьян без земли, или с минимальным наделом. Но это сводило на нет всю суть преобразований. Так как для всех, крестьянская реформа являлась скорее актом социальным, или просто: «чтобы было как в Европе». Для меня же, крестьянская реформа была, прежде всего, реформой экономической. В долгосрочной перспективе, она должна была повысить урожайность и высвободить рабочие руки для развития промышленности. А без ликвидации чересполосицы[18] и увеличения надела, реформа ничего реально не меняла. Недаром, после освобождения крестьян в моей реальности Александром II, уровень жизни крестьян лишь упал. Поэтому мы установили минимальный размер участка в пять десятин на душу. Помещикам, при этом, оставлялась усадьба и такой же кусок земли, как и остальным. Соответственно, существующих наделов на всех не хватало, отчего мы решили предоставить государственные земли в обработку, особенно за Уралом и Северно-Казахских степях.

Земля крестьянам предоставлялась бесплатно, за счет помещиков, разумеется. То есть помещики оказались пострадавшей стороной. С другой стороны треть поместий и так была заложена, а множество мелких помещиков по уровню жизни не особенно отличались от крестьян. Хотя земли раздавались бесплатно, я надеялся, что с повышением благосостояния, крестьяне отдадут свое налогами и повышенным потреблением.

В помещичьей среде эта реформа вызвала шок и негодование. Как же, государь батюшка предал своих верноподданных, ломает устои общества, завещанные его прародителями! Но помещики, как класс, составляли около одного процента населения империи, а посему хотя и имели место случаи противодействия с их стороны, многого сделать они не могли. Я же рассчитывал, что эта, хоть и малая, но более образованная прослойка населения со временем составит часть государственных служащих и управленцев нижнего звена.

Если помещики вели себя относительно тихо, то среди крестьян начались сильные волнения. Нет, не так. Село попросту лихорадило, и по стране прокатилась волна крестьянских бунтов, как и повелось на Руси - бессмысленных и беспощадных. Потому как земли на всех не хватало, около двадцати процентов крестьян подлежали отселению. И, хотя заранее был создан крестьянский банк, для выдачи ссуд на переселение, начался полный беспредел. Спорили и дрались за все: за лучший участок, кто должен выйти из общины, кому какой инвентарь достанется. Сначала спорили, потом начали драться, и очень скоро дошло до убийств и поджогов. Под расчет попадали и помещичьи усадьбы - разгулялась Русь.

Впрочем, чего-то подобного я ожидал. Благо за прошедший год только в жандармский корпус было набрано более ста тысяч человек. Сокращение армии позволило довольно быстро набрать нужный минимум людей. Кроме этого мы создали летучие отряды из казаков и драгун, для быстрого реагирования. Забегая вперед, скажу, что страну лихорадило более двух лет, и крестьянская реформа стоила стране около пятидесяти тысяч убитыми и еще более увеченными.

Параллельно крестьянской реформе мы ввели новое Уложение, подготовленное графом Сперанским (г-н Сперанский получил этот титул за свой, эпический по объему, труд). Основными мотивами нового кодекса являлись: равенство всех граждан перед законом и неприкосновенность частной собственности. Оба положения революционные для Руси. Соответственно, была создана иерархическая система судопроизводства, для реализации данного Уложения. Мы понимали, что новые законы не изменит обычаи и образ мышления, которые складывались веками, но надеялись, что через поколение или два, новый кодекс создаст прочный остов империи.

Помимо крестьянской и гражданской реформ, своего часа дожидались и другие. Они случились немного позже, чтобы не добавить еще больше сумятицы в тот котел, который представляла собой империя после реформ. Так с середины 1828 года мы ввели новую система налогообложения. Подушный налог был снижен до двух рублей с человека, но заодно были введены новые косвенные налоги и акцизы. Егор Францевич Канкрин, наш министр финансов, рассчитывал ввести и налог на землю, с предоставлением скидок тем крестьянам, которые внедряли новые культуры, такие как картофель, кукуруза и подсолнух.

А с первого января 1829 года мы озвучили еще три нововведения: переход на григорианский календарь, переход на метрическую систему и орфографическая реформа, заключавшаяся в изъятии изживших себя яти (?), фиты (?) и твердого знака в конце слов. Потому как планировалось значительное увеличения грамотности, путем обучения призывников и открытия целой сети школ по всей стране, обучение стоило начинать с обновленного алфавита, дабы не переучивать впоследствии.

Вкупе, все эти нововведения стали сродни революции. Огромная страна забурлила, заклокотала. Маховик реформ привел в движение массы народа, которые не особо представляли себе, что делать с вдруг появившемуся возможностями. Я же опасался, как бы ситуация не вышла из-под контроля. Но начало было положено.

Сентябрьское утро выдалось довольно холодным. В лесу холод чувствовался особенно остро, ибо деревья с трудом пропускали тусклые лучи осеннего солнца. Группа всадников, затаившаяся в лесу, зябко куталась в шинели, а лошади, фыркая, перебирали ногами пожухлую листву на мокрой земле.

- Когда Николай должен проехать? - спросил лейтенант Извольский.

- Через полчаса, - ответил князь Дулов. В такой холод разговаривать не хотелось, да и дело предстояло серьезное, не до разговоров.

После той памятной встречи у князя Гагарина прошло более полугода. За это время группа заговорщиков составила план по устранению императора. Благо, надежных офицеров, желающих поквитаться с этим сатрапом, ведущим империю к катастрофе, имелось предостаточно. Для реализации замысла заговорщики создали две группы, независимые друг от друга. Каждая группа включала двадцать человек - все офицеры, в основном гвардейцы. Кроме этого, в рядах Семеновского и Выборгского полков находилось много офицеров примкнувших к заговору. Их черед действовать настанет позднее, когда с царем будет покончено.

План, разработанный той памятной ночью, был прост. Главное, подстеречь и устранить императора Николая, а после, опираясь на сочувствующие части гвардии и Петербуржского гарнизона объявить императором девятнадцатилетнего цесаревича Александра. В качестве совещательного органа при неопытном юнце они рассчитывали использовать Сенат, в который вошли бы видные представители заговорщиков. Такие, как князь Гагарин, князь Дулов и другие, не менее достойные патриоты. А там, часть реформ можно будет отменить, а часть попросту засунуть под сукно. Чай не впервой-то на Руси. Имелись опасения, что генералы Дибич, Паскевич и Милорадович, лояльные Николаю, окажут сопротивление. Тем более, что они были популярны в армии и главное, за ними стояли реальные боевые корпуса. Да и генерал Бенкендорф - Николаев цербер был начеку.