После прошлогоднего манифеста «царя Володьки» о независимости Польши местные паны, как выразился государь, «вконец обурели». У нас не было месяца, чтобы какой-нибудь паненок не устроил собственное powstania. [51]Причем некоторые случаи просто-таки анекдотичны. Не далее как в прошлом месяце два полудурка (иначе этих «мыслителей» не назовешь!) — бывшие «коронные шляхтичи» Миньковский и Дембовский — сколотили отряд в полтораста душ, вооружили их чем смогли (раздобыли даже гладкоствольную пушку «времен Очакова и покоренья Крыма»!), и началось! Два славных польских «полководца» захватили станцию Гродиск неподалеку от одноименного города, арестовали телеграфистов и велели им передать в Лондон депешу королеве Виктории с просьбой о принятии «независимой Польши» под Британский протекторат. Следующая депеша ушла в Париж. В ней содержалось предложение об обмене посольствами и гарантировалось признание нынешних французских границ «независимой Польшей». Подписаны оба эти послания были «президентом независимой Польской республики» Миньковским и «премьером» той же республики — Дембовским.

После чего, оставив на станции охрану из двух десятков олухов с девятнадцатью винтовками шестнадцати различных систем, «президент» и «премьер» двинулись в Гродиск, где осадили здание полицейского управления. Сдаваться прибывшим из Варшавы войскам они отказывались, ожидая, видимо, что прямо сейчас с безоблачного весеннего неба на них свалятся британские колониальные войска и дружественные французские зуавы. Вместе с французским послом…

Следователи КГБ, давясь от смеха, рассказывали, как были шокированы незадачливые правители «независимой Польши», когда до них, наконец, дошло, что ни одна из их «эпохальных» телеграмм не пересекла границ Российской империи. Миньковский даже заявил протест, дескать, при этом было нарушено его право переписки. Задыхаясь от смеха, один из следователей вопросил: «А вы телеграммы оплатили?» Получив отрицательный ответ, он под гомерический хохот своих товарищей процитировал Уложение о почтовых сборах, гласящее, что корреспонденция доставляется лишь, когда она оплачена надлежащим образом. [52]Можно представить себе, что началось в подвале, когда «президент независимой Польской республики» удрученно заметил: «Niestety giupi grosze. Przy innych okazjach madrzejszy ode mnie bkdzie!» [53]

Я не знаю, кто рассказал государю об этом случае, но долго хохотал, когда один из приговорных списков вернулся с пометкой: «Миньковскому — пожизненно. А то в следующий раз за телеграммы заплатит!»

Но все остальное — совсем не смешно. В меня стреляли трижды, в Ромейко-Гурко — четырежды. Правда, мне в карету еще дважды пытались подложить «адскую машину». Буквально на прошлой неделе ранили председателя съезда мировых судей Варшавской губернии, месяц тому назад убит полицмейстер Келецкой губернии, полтора месяца назад — мятеж в Ломжинской губернии. Совсем не смешной…

…Я видел людей, разорванных на куски артиллерийским снарядом. Я видел, что творят пулеметы с бегущими пехотинцами. Я видел, как казаки-оренбуржцы пластают врагов шашками «от плеча до седла»… Все это я видел. И думал, что больше никогда не убоюсь вида крови. Но когда я увидел семью полицмейстера из Стависки, вернее, то, что с ними сделали бунтовщики, — меня замутило, как сопливого кадета. Изуродованные тела детей, судя по обилию крови, разрубленных косами живьем, истерзанные тела жены и старшей дочери полицмейстера, сам несчастный, подвешенный над костром, на котором он «закоптился»… В тот день я снова поклялся, что никогда и никому ничего не прощу!..

…Доклад о расселении польских деревень в Опоченском уезде… Подписал… Рапорт о переселении семисот тридцати двух жителей Белограйского уезда… Есть… Донесение об уничтожении банды около Любстова в Кольском уезде… Ничего, ничего, господа поляки: сибирский климат вам полезен… Так… Приговор военно-полевого суда… двадцать девять человек… смертная казнь через повешение… Утверждаю…

— …Павел Карлович, — Саша Армфельт вошел в мой кабинет, — графиня Гаук просит вас принять ее.

— Проси…

Никанор и Иван стоят сзади меня. Если графине придет в голову несчастливая фантазия пострелять по русскому генералу — ее обезвредят еще до того, как она сумеет всерьез поднять оружие. Были уже подобные случаи…

В кабинет не входит, а вплывает расфранченная дама, лет эдак, ладно, не будем нескромными. В конце концов, ей не так уж и много лет, чтобы драгоценности и наряды совсем затмили ее собственный облик.

— Прошу, сударыня, — поднявшись, я указал ей на кресло. — Что вас привело ко мне?

Но вместо того, чтобы усесться на предложенное ей место, женщина внезапно упала передо мной на колени:

— Ваше превосходительство! Я прошу, умоляю вас о снисхождении. Она еще совсем молода, глупа. Низкие и дурные люди наговорили ей о ее дяде «bohaterze Powstania» [54]— и вот девочка решилась…

— Сударыня, во-первых, встаньте. Во-вторых, постарайтесь внятно изложить: о ком идет речь и чего вы хотите от меня…

— Ваше превосходительство! Пощадите ее! Не отправляйте ее в Сибирь. Мы с мужем готовы поклясться, что этого больше не повторится…

— Сударыня, вы не ответили на вопрос: за кого вы просите?

— Ах, ваше превосходительство, я прошу за нашу племянницу — Агнешку. Ведь это она стреляла в вас…

Ага. Вот оно, значит, как… Тетушка пришла просить за свою племяшку-террористочку… Точно! Вспомнил! Это та стерва, которая еще Армфельта за руку укусила…

— Сударыня, поймите: ваша племянница совершила преступление против родины и народа…

Графиня Гаук залилась слезами. Жаль ее… Э-э, да гори оно все ясным пламенем! На свой страх и риск выпишу этой дуре десяток плетей и домой! К тетушке и дядюшке — лечить выпоротую жопу!

Когда я сообщил графине о своем решении, истерика перешла в другое состояние: Гаук пыталась целовать мне руки. Я всегда ненавидел подобные проявления…

— Одну минуту, сударыня. Я только свяжусь с Варшавским КГБ…

Через пять минут у меня на столе начал стучать телеграфный аппарат:

Никольский вообще-то человек дельный. И лишнего шить не будет. Здесь вам не Россия, где можно состряпать дело против казнокрада или проворовавшегося подрядчика. Здесь война…

— Сударыня, вынужден вам отказать. Агнесса Гаук замешана в шести терактах, и я не могу ее помиловать. Да и не хочу: пусть получит то, что заслужила…

Гаук снова бросилась на колени. Может быть, генерал не так понял? А может быть, его превосходительство хочет благодарности? Какой угодно! Она сама готова отблагодарить его превосходительство…

— Так, ну хватит! Армфельт, проводите госпожу графиню!

Поручик вежливо, но твердо подталкивал Гаук к дверям, когда она прошипела:

— Chien pouacre Russe! Tu vas payer! [55]

— Allemand, s'il vous plait, [56]— усмехнулся я.

Вот так. У Павла Карловича Ренненкампфа еще один враг…

Уже полгода, как в районе горы Магнитная не умолкает ни на секунду грохот огромного строительства. Унитарное предприятие «Магнитогорск-сталь» (пятьдесят процентов казенного капитала, пятьдесят — компании «Братья Рукавишниковы») ударными темпами строит металлургический гигант. Взметнулись ввысь многосаженные трубы, рядами встали кауперы, гордо выставили широкие бока доменные печи. Рядом на стройплощадках поднимались новые цеха. Мартены, конверторы, линии розлива. Огромный блюминг и несколько многозаходных прокатных станов. И целое море, целый океан людей. Под снегом и дождем, при солнечном сиянии и в неверном свете прожекторов они, точно неутомимые муравьи, трудятся не покладая рук на стройке…