– Вот, значит, как...

Выходит, у них и там всё схвачено. Впрочем, кто бы сомневался.

Девушка принесла заказ, прервав ненадолго наш разговор.

Олег, видимо, решил, что я крепко голодаю, потому что чего только не заказал.

– Это не завтрак, – усмехнулась я, – это пир какой-то.

– Ты выглядишь немного измождённой, тебе надо лучше есть.

А он не очень-то вежлив! Я даже не нашлась, что сказать на это замечание, но Олег неожиданно сменил тему.

– А тот коллега... он тебе не докучает?

Засёк всё же физрука. Я не стала разыгрывать удивлённое непонимание, сказала, как есть:

– Нет. Это было просто по-дружески. Ты не подумай ничего такого…

– Я и не думаю. Я знаю, какая ты. Главное, чтобы тебе не докучали.

– А ты? У тебя есть кто-то?

Олег посмотрел на меня с лёгким недоумением.

– Ты.

– Это сейчас, – промолвила я, ликуя в душе, что он вот так запросто и уверенно всё расставил между нами. Я-то ведь сомневалась, нужна ли ему. – А прежде? До меня? Неужто ты ни с кем не заводил более-менее серьёзных отношений?

Не о том, конечно, следовало мне у него спрашивать, вовсе не о том, но мне очень не хотелось испортить такой чудный день и эту трогательную близость. Так приятно было думать, что мы сейчас как пара, самая настоящая, самая обычная пара. Ведь ничего же не изменится, если мы ненадолго отложим тяжёлый разговор.

– Серьёзных – не было.

Угу, значит, несерьёзные всё-таки были, ревниво подумала я, но тут же себя одёрнула: совсем с ума сошла!

– Почему?

– Не стремился, мне одиночество не в тягость.

В его словах не было и доли сарказма, Олег просто действительно так думал. И смотрел он на меня так тепло, что я сидела и беспричинно улыбалась.

А потом зазвонил его сотовый. Олег взглянул на экран, и тотчас его лицо будто окаменело. Он извинился и вышел из зала. А я интуитивно поняла, что на этом наш счастливый момент закончился…

– Шубин звонил? – спросила я, когда Олег вернулся.

– Да, – ответил он, не отводя взгляда.

Только теплоты в нём больше не было. Я пыталась найти в его глазах то, что он чувствовал теперь. Но там такая мгла… Хотя нет, на секунду вдруг промелькнуло… острое сожаление. О чём он жалеет? О себе? Обо мне?

Мы несколько секунд молча смотрели друг на друга, словно общались без слов. И оба чувствовали, что вновь неумолимо отдаляемся. Неужели он решил остаться с Шубиным? В груди заныло.

– Маша, – наконец проговорил он. – Оставь это дело. Я тебя прошу.

И меня будто водой ледяной окатило. Я настолько расстроилась, что не сразу нашлась, что ответить. А он продолжил:

– Откажись, пожалуйста. Это всё… бесполезно. Я бы рад всё изменить, но... тут ничего не сделать уже. Прости. Я знаю, что это для тебя важно. Ты добрая, честная, справедливая. Ты ещё многим сможешь помочь. Но тут ты проиграешь.

Я наконец справилась с оторопью.

– У меня нет цели спасать мир, – голос мой звенел от гнева и обиды. – Я хочу помочь этим конкретным людям, от которых отвернулись все. Которых такие, как вы, обрекли медленно и мучительно умирать. Нет, я не оставлю это дело. Я просто не смогу жить спокойно, зная, что трусливо отступила, хотя могла бы…

– Да не могла бы… Мне, правда, жаль. Но тут ты всё равно не сможешь ничего сделать, только сама пострадаешь. Тут даже я уже не в силах остановить Шубина.

– А это мы ещё посмотрим! – запальчиво ответила я, решив для себя, что сегодня же отправлю всё-всё-всё Труфанову. И пусть они попробуют потягаться с мировой прессой. – Не надо недооценивать общественный резонанс.

Олег посмотрел на меня, как на наивную дурочку.

– Разве Шавенкова сидит? Хоть день отсидела?

В эту секунду я его почти ненавидела.

– А Шубин – это не Шавенкова. Это… – он устало вздохнул, – лучше вообще не знать.

– Олег, тебя Шубин попросил вот так… уговорить меня? Или запугать? Для этого ты всё…

– Шубин не знает даже про нас… пока не знает, – обрывает он меня на полуслове. – Маша, послушай, пожалуйста, я меньше всего хочу тебя пугать. Или даже просто давить на тебя. Но это опасно, а я не смогу быть с тобой рядом каждую минуту.

И я вдруг поняла, что он не врёт. Увидела, почувствовала ли, не знаю. Но за внешней несгибаемой силой и спокойствием так явственно проглядывали тревога и усталость. Он боялся за меня…

– То есть ты поэтому повёз меня в больницу сам... и всё утро со мной? Ты что-то знаешь? Шубин хочет что-то мне сделать… плохое? Я думала ты…

А что я думала? Что всё плохое у Шубина делается руками Олега, а уж меня-то он не обидит. Потому что слово дал. И потому что это мы.

Взгляд Олега помрачнел ещё больше. С минуту он напряжённо молчал, потом сказал:

– Нет, Маша. Не бойся. Он тебя не тронет. Никто тебя не тронет.

И тем не менее Олег не просто довёз меня до дома, но и поднялся со мной в квартиру. Он не обмолвился ни словом, но я чувствовала его нечеловеческое напряжение. Он был словно на взводе, сконцентрированный до предела. Обошёл всё, хмуро обсмотрел каждый угол, разве что в шкаф не заглянул.

Я скрылась в ванной, а когда вышла он стоял в прихожей – точно так же как утром, привалившись спиной к двери. И руки так же держал в карманах, и смотрел тяжело и пристально. Я подошла ближе.

– Тебе уже надо идти? – спросила.

Помолчав, он вдруг тихо попросил:

– Поцелуй меня.

Я на секунду замешкалась, не знаю, почему. Но вновь взглянув в его тёмные горящие глаза, не устояла. Шагнула ближе, потянулась, обвила шею руками и прильнула к губам.

Несколько секунд он просто стоял, не трогал меня, да и на поцелуй не отвечал. Тогда я слегка прикусила его нижнюю губу, втянула, нежно обвела укус языком. Он тут же отозвался. А когда я выправила его рубашку из брюк, запустила под неё руки и прошлась по горячей коже пальцами от поясницы до лопаток и обратно, то ощутила, как сократились мышцы и мгновенно напряглось его тело. Он судорожно выдохнул мне в губы, крепко обнял и рывком развернул меня спиной к двери. Жарко целуя, он вжимался в меня всем телом, сильным, твёрдым, горячим. Потом оторвался, хрипло прошептал:

– Не здесь.

И подхватив на руки, унёс меня в комнату.

Олег и до этого занимался сексом с пылом, самозабвенно, ненасытно, как будто за его внешним хладнокровием и выдержкой бушевала кипучая страсть и вот в такие моменты она, ломая преграды, прорывалась наружу бурлящим неудержимым потоком. Но сегодня в его горячности и нетерпении чувствовалось совсем уж какое-то болезненное отчаяние. И потом, после всего, он ещё долго не хотел выпускать меня из объятий, прижимал к груди, игнорируя свой разрывающийся телефон.

И когда уходил, уже ближе к вечеру, посмотрел так странно… таким долгим, пронзительным взглядом, что мне в голову неожиданно пришла дурацкая мысль.

– Мы больше не увидимся? – спросила я, вдруг испугавшись.

– Почему ты так подумала?

– Не знаю, показалось... Ты так смотрел, будто навсегда прощаешься.

– Тебе показалось, – сказал Олег, но это неприятное ощущение не прошло.

– Значит, увидимся… скоро?

– Конечно. Я позвоню. Береги себя…

Олег сказал, что скоро увидимся, но сердце всё равно было не на месте. И я не могла определить, что точно меня мучило.

Пытаясь себя отвлечь от этого неясного беспокойства, я принялась за уборку. К тому же, вдруг мои ребята пожалуют, а в комнате вещи разбросаны. Однако комнатой я не ограничилась, следом вычистила и всю квартиру. Хотя ребята не пришли и даже не звонили. Ну и ладно, завтра всё равно их увижу. Олег тоже никак не давал о себе знать.

Зато хоть в эту ночь я бессонницей не мучилась, уснула после трудов своих как убитая.

Утром собиралась на работу в трепетном волнении, будто впервые, хотя пара всего одна, причём у моих ребят, у моей любимой пятьсот тринадцатой группы.