И буду! Лишь бы сегодняшнюю ночь пережить спокойно! Ничего, как-нибудь всё обойдётся. Но, господи, как же страшно!

За всю ночь я глаз не сомкнула. Сидела и напряжённо прислушивалась к звукам. Когда из подъезда доносились чьи-то шаги или громыхание лифта, у меня сердце падало в пятки.

Ни о чём другом думать не могла, из рук всё валилось, в конце концов, я так себя накрутила, что как только настало утро, сразу же кинулась звонить по объявлениям.

– Комнату сдаёте? – выпалила я, когда после череды гудков раздался сонный мужской голос.

– Угу.

– Мне нужно. Прямо сегодня.

– Угу… давайте… – Он смачно зевнул. – Давайте, девушка, в три встретимся? Покажу…

– А раньше никак? Мне срочно надо. Я готова прямо сразу заплатить и въехать. Пожалуйста.

Сонный мужчина завис. Когда я уже хотела повторить вопрос, он ответил:

– Ну… ладно. В одиннадцать могу.

Мы условились встретиться возле художественного музея. Там всегда оживлённо, а я сейчас особенно тяготела к людям.

Хозяин квартиры, слегка обескураженный моим напором, честно предупредил, что это пятый этаж, подтекает крыша, давно не было ремонта и что-то там ещё, я даже не особенно вслушивалась. Главное, сделать отсюда ноги поскорее.

Я достала из шкафа спортивную сумку, закинула всё самое необходимое, сверху положила ноутбук. Самого необходимого оказалось столько, что я едва застегнула молнию.

Нагруженная как вьючный мул, я вышла из дома. Огляделась по сторонам и направилась к остановке.

Они поджидали меня недалеко от подъезда, буквально за углом. Я и внимания не обратила – стоит себе и стоит чья-то машина. Их тут с десяток притулилось к бордюру. Только эта, единственная, не была припорошена снегом, но это я отметила уже потом, слишком поздно...

Из машины вышли двое мужчин. Не те, что наведывались ко мне позавчера, другие. Один – лет двадцати шести-двадцати восьми, другой – уже заметно в возрасте.

Я остановилась, чувствуя, как внутри всё леденеет. Что делать? Швырнуть в них сумку и бежать со всех ног? Но попаду я только в одного, а второй сразу догонит.

– Далеко собрались? Давайте лучше прокатимся в одно место. Там вас ждут, – равнодушно и твёрдо произнёс мужчина, тот что старше, и распахнул передо мной дверцу.

Я отступила, оглянулась в надежде увидеть случайного прохожего. Но двор субботним утром был удручающе пуст. Я сделала ещё один шажок назад. Если я сейчас закричу что есть мочи, то, наверное, хоть кто-нибудь услышит?

Пожилой, заметив мои маневры, устало вздохнул, затем взглянул на молодого, и тот мгновенно оказался у меня за спиной. Крепко схватил меня за локоть и подтолкнул к машине.

– Отпусти, сволочь! – упиралась я. – Я кричать буду! Вам это с рук не сойдёт! Все знают, что вы мне угрожали…

– Да хоть заорись, – рявкнул молодой. – А ну села!

Я и охнуть не успела, как он грубо втолкнул меня в салон и сам плюхнулся рядом. С другой стороны сел пожилой. Машина тут же тронулась.

Все они молчали, молодой, пожилой, водитель. Сидели с каменными лицами и молчали. Они ведь везли меня убивать! Или пытать. Не знаю, что хуже. И при этом не испытывали абсолютно ничего, как будто для них это скучное, обыденное дело. Внутри у меня, казалось, образовалась яма. Сердце, что сначала колотилось у горла, теперь падало и падало кубарем в эту бездонную ледяную яму. От панического страха у меня кружилась голова и накатывала тошнота. Я вцепилась в ручки сумки, будто это могло придать мне сил или смелости. Господи, пожалуйста! Я не хочу умирать!

– Куда вы меня везёте? – облизнув пересохшие губы, глухо спросила я у пожилого.

Не поворачиваясь, он безразлично ответил:

– Поговорить.

Я таращилась на его орлиный профиль, на седые виски и острые скулы.

– С кем? О чём?

– Всё о том же.

– Вы… вы Миллер? – тихо спросила я, цепенея от своей догадки.

– Нет, – всё так же безучастно ответил пожилой.

– Ещё б за тобой Миллер не ездил. Много чести, – хмыкнул молодой.

– Но скоро вы познакомитесь с Олегом Владимировичем, – добавил пожилой.

– С кем? – перед глазами у меня всё плыло и до рези в лёгких не хватало воздуха.

– Мальчики, что позавчера к вам приходили, ещё молодые, неопытные. Не умеют убеждать. Олег Владимирович Миллер сам с вами потолкует. Более того, Арсений Петрович тоже изъявил желание с вами пообщаться.

В первый момент я не сообразила, о ком он. Видимо, страх парализовал мозг. Затем вспомнила: Арсений Петрович – так звали Шубина.

Кажется, я на несколько минут отключилась, или же мне стало так нехорошо, что в глазах потемнело. Машина тем временем выехала за город. С обеих сторон шоссе подступал стеной лес. Я судорожно вздохнула. Это конец. А самое ужасное – здесь меня никто не найдёт, даже если будут искать.

Ехали мы минут двадцать, потом машина свернула с шоссе вправо, а вскоре за деревьями показался дом. Не дом, конечно, целый дворец с башенками, колоннами и прочими архитектурными изысками. Ворота разъехались, и машина плавно вкатила во двор, который правильнее было бы назвать небольшой площадью.

– Приехали.

Молодой вышел из машины первым и встал рядом с открытой дверцей, ожидая, пока я выберусь следом. Перепуганная до полуобморочного состояния, да ещё и с громоздкой сумкой я еле шевелилась.

– Чего застряла? Быстрее давай, – торопил он меня, а затем схватил за рукав пуховика и, резко потянув на себя, вытащил из салона. От такого рывка я еле удержалась на ногах и чуть сумку не выронила.

Не выпуская моей руки, он тянул меня по направлению к дому, а я еле поспевала за ним. За нами следовал пожилой.

В холле нас встретил ещё один мужчина. В костюмчике, при галстуке, но по выражению лица – типичный головорез. Или мне уже это от страха мерещилось. Он велел оставить сумку и вывернуть карманы. Сумку я опустила на пол, но карманы… Это уж слишком! Пока я мешкала, он шагнул ко мне и быстро ощупал. Из кармана забрал мой телефон.

– Вы… что… – задохнулась я от возмущения.

Но он, не обращая на меня никакого внимания, коротко сказал пожилому:

– В библиотеке.

Я сразу поняла, о чём он. Кто там – в библиотеке. Попыталась сглотнуть ком в горле, но неожиданно закашлялась.

Пол качался у меня под ногами, пока мы пересекали холл, пока шли по широкому коридору, стены которого были задрапированы бордовым шелком.

Мы остановились перед высокими двустворчатыми дверями тёмного дерева. Молодой выпустил мою руку, распахнул одну створку и подтолкнул меня в спину. Я чувствовала себя тряпичной куклой, куда направят – туда иду, но сил хотя бы на словах препираться не осталось совсем.

Я шагнула в просторный, полутёмный зал и замерла на пороге, но мой конвоир снова подтолкнул меня в спину. Я сделала ещё несколько шагов и остановилась метрах в трёх от массивного овального стола под старину, за которым лицом к дверям и ко мне сидел Шубин. Даже несмотря на приглушённое освещение и моё неважнецкое зрение я узнала его моментально. Живьём он выглядел ещё неприятнее, чем на фотографиях.

За столом в кресле напротив Шубина и спиной ко мне сидел ещё один человек. Он листал какую-то папку, на меня даже не взглянул, не обернулся. Я видела лишь его затылок, тёмные волосы, широкие плечи.

Это и есть Миллер? Несомненно. Ещё не видя его лица, его взгляда, не слыша его голоса, я нутром чувствовала исходящую от него опасность. Это трудно объяснить, но даже вот такой, спокойный, не обращающий на меня внимание, без слов, без угроз, он подавлял одним своим присутствием и внушал даже не страх… а какое-то предчувствие неотвратимой беды. Как будто стоишь на самом краю бездны, внутри всё сжалось, замерло, и даже вдохнуть боишься. Вот так же и с ним.

– Иван, подай даме кресло и можешь быть свободен, – распорядился Шубин.

К столу придвинули ещё одно кресло на гнутых ножках. Пересиливая ужас, я подошла и села на самый краешек. Села прямо, как кол проглотила. Ну, во всяком случае, на пол не грохнусь перед этими...