Остальные следовали за ними хвостом.

Сначала Шубин ещё клокотал, приговаривая, как он там со всеми разделается.

Олег слушал его вполуха, перебирая в уме, всё ли успел сделать. Конечно, не всё. Как тут всё успеть? Но самое важное – всё же успел. Передал все документы по заводу в нужные руки – к счастью, по личному опыту уже знал, кому надо передать, чтобы дать делу ход.

Счета свои он опустошил почти полностью. Часть перечислил тем бедолагам-погорельцам, остальное – Маше. Она, может, и не захочет принять, – отказалась же от Гамбурга и наверняка ему назло, – но деньги ушли на её счёт сегодня утром. И тут ей ничего не поделать. Вернуть уже не сможет.

Утром он отправил ей письмо на электронную почту. Хотя письмо – громко сказано. Просто коротенькое сообщение.

Он знал, что какой-то прыщавый хакер шерстит по поручению Шубина её переписку и ему подробно докладывает. Поэтому пришлось отправить сообщение в последний момент, не надеясь на её ответ. Чтобы уж, если и прочтут, то это бы ничего не смогло изменить…

Впрочем, не факт, что Маша бы ему ответила.

– Может, там и правда Роспотребнадзор вмешался, как ты думаешь? – рассуждал, уже успокоившись, Шубин. – Хотя… я бы это знал… Нет, там что-то другое. Паламарчук и до этого истерил из-за той бабы и её петиции… И всё равно завод будет работать… с Паламарчуком или без…

– Не будет, – отозвался Олег.

– Что – не будет? – не понял Шубин, скосив на него глаза.

– Не будет завода. И она не баба.

– Что? Олег… ты про что?

Это был самый нехороший участок трассы, о котором сто метров назад предупреждал дорожный знак «опасный поворот». А в гололёд так и вовсе надо быть предельно осторожным, практически ползти, чтобы аккуратно миновать этот серпантин.

– Олег! Ты чего творишь? – запаниковал Шубин, когда Олег вместо того, чтобы сбросить скорость, неожиданно вдавил педаль газа. – Ты с ума сошёл?! Миллер, сукин ты сын! Ты же нас угробишь!

Гелендваген мгновенно оторвался от хаммера, в котором ехали ребята Шубина, и быстро стал увеличивать расстояние.

– Стой, сука! – Шубин хватал его за руки и истошно кричал, но Олег едва его слышал, в ушах, заглушая все звуки, бешено колотился пульс.

Машина вильнула на обледенелой трассе, но затем выправила ход и на огромной скорости понеслась вперёд, проломив леерное ограждение…

 Маша

После смерти мамы я не любила бывать в родительском доме и приезжала сюда крайне редко. Подумывала время от времени о том, чтобы его продать, но не могла решиться. За домом ведь приглядывать надо постоянно, а на это меня не хватало совсем. Из города сюда не наездишься.

Но главное – здесь всё напоминало о безмятежном детстве, о маме, о том хорошем, самом лучшем в моей жизни, что безвозвратно ушло. Эти напоминания были мучительны, но в то же время очень мне дороги.

Так я и колебалась – продать или подождать ещё? Однако из-за операции почти готова была распроститься с домом и всем, что с ним связано. А вот теперь обрадовалась, что не успела продать. Есть, куда сбежать ото всех и, главное, от него. Есть, где перетерпеть боль, обман, предательство, унижение.

А деньги на операцию я где-нибудь наскребу, буду брать заказы, много писать, времени у меня теперь много. Накоплю. Опять же, квартиру не надо снимать – тоже экономия.

Паша Грачёв вызвался проводить меня на поезд. Эти дни он постоянно крутился рядом. Я была ему невыразимо признательна, пусть и устала уже от такой навязчивой заботы. Хотя, наверное, не в заботе дело и не в навязчивости. Просто он так красноречиво смотрел на меня временами, что становилось неловко. Шурочка, наверное, в чём-то была права, когда говорила, что он влюблён. Но сейчас это только мешало и делало наше общение натянутым.

Но всё равно Грачёв молодец.

Мамин дом за те несколько месяцев, что я тут не появлялась, совсем запустел. Я распахнула ставни, впустив в комнаты свет, но в выстуженных стенах было сыро и тоскливо. И запах появился затхлый и нежилой.

Я протопила печь, одолжив у соседей дрова. За пару часов дом прогрелся, и сразу стало как-то уютнее, светлее. А на следующий день с самого утра занялась уборкой. Это здорово помогло отвлечься. Да и спала потом от усталости без задних ног.

Пару дней я ещё дала себе потунеядствовать – погулять по родным улицам, наведаться в гости к лучшей когда-то подруге, да и просто поваляться с книгой на тахте.

Ближе к вечеру мне прилетела эсэмэска – уведомление из сбербанка о пополнении счёта. Мне должны были как раз выплатить последнюю зарплату, так что я на автомате открыла сообщение, просто чтобы оно не маячило на экране телефона. Равнодушно взглянула и… обмерла. Сумма была совершенно нереальная. Это какая-то ошибка, решила я. Кто-то перепутал счета. Только такое объяснение приходило на ум. Но что в таких случаях делать – я не знала. Обратиться в банк, всё выяснить? Да, пожалуй.

Однако утром меня ждал ещё один сюрприз. Мне позвонила Наталья Борисовна, та самая, с которой я лежала в одной палате в офтальмологии. Перед её выпиской мы обменялись номерами телефонов, но я её сохранила как НБ, и когда пошёл от неё вызов, долго не могла понять, кто это. Потом только вспомнила.

Мне совершенно не хотелось с ней разговаривать. С неё ведь всё началось. С её истории. Она, конечно, не виновата – это я сама оказалась доверчивой дурой и провалилась по всем фронтам. Но теперь мне хотелось об этом забыть, я всё для этого делала и очень старалась, а её звонок свёл мои старания на нет, снова всколыхнув и боль, и стыд, и отчаяние.

Первый вызов я проигнорировала, но Наталья Борисовна упорно названивала дальше. Тогда я решила, что просто сухо скажу, что занята, и ответила на вызов.

– Машенька, милая моя, я как узнала – сразу тебе звоню. Рано, что ли, ещё? Разбудила? Просто не терпелось тебя поблагодарить.

– За что? – не понимала я.

– Я знаю, что это ты. Что без тебя ничего не получилось бы. Я своему зятю так и сказала. Он не верил. Никто не верил уже. А всё получилось! – Наталья Борисовна захлёбывалась радостью, оттого её речь звучала обрывочно и малопонятно.

– Что получилось?

– Да всё! Не будет у нас завода, это уже точно. Мэр нам сам так сказал. Твоя петиция подействовала! Он, конечно, заявил, что это его заслуга, он постарался. Но мы все знаем, что это всё ты, Машенька. Ты у нас герой прямо. Приезжай в гости. Мы тебя так встретим!

– Спасибо, я очень рада, но это не моя заслуга… – смутилась я, но Наталья Борисовна меня не слышала, продолжая бурно изливать восторг:

– Ещё и деньги Казаковым дали на новый дом. С твоей наверняка помощью?

– Кому? – не сообразила я сразу.

– Ну семье, у которых дом спалили. Приезжал мужик, на чёрном джипе, деньги передал. Бешеную сумму!

Она ещё что-то возбуждённо говорила, но я уже плохо слушала и поспешила скорее попрощаться.

Мало ли кто ездит на чёрных джипах, говорила я себе. Но всё равно необъяснимо, интуитивно поняла, что это он. Олег.

Нет, я решительно его не понимала! Этот его поступок – он просто не укладывался в общую картину. Олег, который работал с бандитом Шубиным, который ради завода этого треклятого и интересов Шубина, опускается до немыслимой подлости и предаёт меня, да попросту рушит мою жизнь – тут вдруг проникается благородством и помогает кому-то просто так? Это же абсурд! Бессмыслица. Не бывает такого!

Но это он, сердце моё чувствовало, что это он. И завод этот… не будет его, сказала Наталья Борисовна. Это всё как-то связано или простое совпадение? Голова шла кругом от этих мыслей.

И тут я вспомнила про деньги. И поняла – никакая это не ошибка. Он их и отправил мне. Тем людям заплатил – компенсировал потери, ну и мне… компенсировал… Но тут он зря, не нужно мне от него ничего. Сразу вспомнилось, как Шубин, когда их люди привезли меня туда, сказал: «Мы вас покупаем».

И стало противно. Меня охватил новый приступ злости. Мало ему было унизить меня тем видео, так ещё надо подбавить? Мало мне было чувствовать себя опозоренной, так ему понадобилась, чтобы я утонула в этой грязи?