- Да дед успел пару раз ударить-то всего. Чего ты переживаешь? Меня отец сильнее порол! - говорит он.

- Что? Ты же говорил, что тебе лет пять всего было? - возмущаюсь я.

- Ну вот так воспитывал. Ты не думай, он был очень строгим и властным, но он был очень хорошим отцом. Я скучаю по нему. - Признался Сабир.

- Сабир пообещай, что наших детей ты воспитывать так не будешь! Никаких кнутов, хлыстов, плетей и всего прочего! - требую я.

- Обещаю, моя родная. Обещаю. И на будущее... - он помолчал, прежде чем продолжить. - У Агировых только одна жена! Никаких вторых-десятых, по нашим законам или по не нашим! Всегда одна!

- Но ведь...

- По нашим законам, я могу! Но после того, как у моего предка одна жена погубила нескольких детей от других жён, ни один Агиров не приведёт вторую женщину в свой дом. - Добивает он меня. - Так что запомни. Ты у меня единственная!

Кира.

Такого утра, с ощущением, что всё правильно, у меня уже давно не было. С удовольствием потянулась, вытянула даже пальцы на руках и ногах, и прогнула спину. Правда, не сильно, живот не позволял. Горячая ладонь тут же погладила поясницу в месте прогиба, усиливая удовольствие от потягушек, затем скользнула на живот. Сабир перевернул меня на спину и довольно улыбаясь, наглаживал живот, замирая в те моменты, когда чувствовал толчок изнутри.

- С добрым утром! - уткнулся носом в мою щёку.

- С добрым! А где Князь? - спрашиваю, вспоминая, что, наверное, ему пора на прогулку.

- Гулять пошёл. Вот скажи, собака твоя, хозяйкой считает тебя, а для того, чтобы выпустить его на улицу, будит меня! Это вот как? - притворно возмущается Сабир.

- Слушай, ну неужели тебе дедушка не объяснил, что у алабаев один хозяин? Все остальные члены семьи считаются собственностью хозяина. Двигающимся имуществом. - Улыбаюсь я.

- Да уж скорее не собственностью хозяина, а обслуживающим персоналом! - говорит Сабир, и тут до него доходит окончание фразы. – Имущество, значит?

И он самым бессовестным образом начал меня щекотать.

- Тебе очень идёт улыбка, - выдаёт, замерев надо мной, через пару минут. - У тебя глаза гореть начинают. И кажется, становятся ярче.

Последние слова он практически шепчет мне в губы, нас разделяют миллиметры, но он застывает, не шевелится, хотя думаю держать такое тело на весу, не так-то легко, особенно после вчерашнего. Ждёт. Опять даёт мне самой решать. Но только до того момента, как я прикоснулась своими губами к его.

После этого он превращается в вихрь, лавину, оголодавшего зверя, что с рычанием набрасывается на меня с поцелуями. Отрывается от моих губ, только чтобы оставить горячие отметины на шее и плечах. Прижимается своим лбом к моему, как он любит это делать, а потом с тяжёлым вздохом поднимается с кровати.

- Я в душ. - Говорит он, направляясь в ванную комнату. - Потом тебе мяска поджарю.

И вот вроде он улыбается, и вот этот поцелуй, жадный и голодный... Но он опять уходит! Почему, что не так? Несколько минут сижу, обняв подушку, и тупо смотрю наверх, где сквозь окно видно небо, и слушаю шум воды в ванной.

А потом вспоминаю, как насторожилась, заметив, что Сабир хмурится во время разговора о сердцебиении ребёнка с врачом, а оказалось, что просто Сабир переживал, что он в стороне от всего этого и пропускает, как он считает, важные моменты. Да и то, как я себя накрутила вчера, объясняя самой себе, почему Сабир не везёт меня в дом деда, тоже случай показательный.

Прям "Кира и Бородино", та самая строчка, где смешались кони-люди. Так и у меня. И обещание его матери, и подозрения, и ревность. Вот и сейчас, может, я себе надумываю? Зачем себя мучить, когда можно спросить? А как это спросить: "Отвечай, почему ты со мной не спишь?"

Устав от собственных мысленных метаний, я вскочила с кровати и, пока не передумала, отправилась в душ к мужу. Моего появления в ванной муж не заметил. Он стоял к двери  вполоборота, облокотившись на темный кафель, и ритмично двигал рукой. Что...

- Сабир? - вот моего явления он явно не ожидал.

- Кира? Что случилось? - он пытается прикрыть свои бедра полотенцем.

- Но... Ты... Зачем? - просто показываю на низ его живота рукой, не в силах сформулировать вопрос.

- Нужно же как-то гасить желание? Я же не каменный, постоянно тебя видеть, спать с тобой рядом, обнимать желанную женщину... - он спокойно подходит и прижимает меня к себе, давая почувствовать насколько он не каменный. - Кира, я взрослый мужик, и у меня есть определенные потребности. И я хочу тебя до безумия. Но, видишь ли, мое "хочу" ничто по сравнению с риском, что тебе станет хуже. Я думал, что когда ты забеременеешь, я пылинке не дам рядом пролететь. Но когда это случилось, мне сложно представить худшего мужа, чем я сам. Даже если не считать того, что я наворотил, твой врач, что сказала про угрозу? Кем надо быть, что бы после таких диагнозов свои желания превыше всего ставить? Не лишай меня надежды, что всё-таки я в состоянии голову включать.

- А я-то уже подумала... - прячу горящее лицо у него на груди, мне всё ещё неловко обсуждать подобные моменты.

- А вот с этого места и во всех подробностях, пожалуйста! Чего ты там "подумала" - выделяет голосом последнее слово.

- Что всё ещё подозреваешь, что беременна не от тебя. - Приходится признаваться, наученный опытом Сабир, так просто не отстанет. - И что брезгуешь мной, потому что я была, там где была. И ничего, кроме слов предъявить...

- Чего-чего я делаю? Брезгую? Да? - мне не нравится его тон, сразу вспоминается мультфильм, где один герой точно таким же спрашивал "а не откусить ли мне твою голову".- И давно ты так думаешь?

- Ну, дней несколько. Сабир! - взвизгнула я, когда он подхватил меня на руки, заставляя обвить его ногами, и пошел в комнату. - Что ты делаешь? А как же твоя спина?

- Ничего с моей спиной не станется! - рычит он и опускает меня на кровать.

Одна из его футболок, в которых я теперь сплю, летит в сторону.

- Доигралась, ты, девочка! Додразнилась! - шепчет, целуя без остановки, кусает, оставляя отметины, зализывает место укуса.

Будит в моем теле давно забытые желания, заставляет выгибаться ему навстречу. Вижу его хищную улыбку, когда он чувствует мой отклик. Сабир соскальзывает на пол, и, подхватив меня под бёдра, стягивает на край кровати, скользит губами по животу и, неожиданно для меня, начинает целовать внизу живота. Эта ласка кажется за гранью, пытаюсь оттолкнуть, свести ноги, но слышу его предупреждающий рык и замираю, плавясь под его губами.

 Это сумасшествие захватывает, захлёстывает с головой. Смущение тает, исчезает под напором сладкого, запретного удовольствия. Сабир отрывается, только когда последняя дрожь удовольствия затихает. Вытягивается рядом, поворачивая меня к себе лицом, которое я закрываю руками. Слышу его тихий смех.

- А теперь, скажи мне, моя солнечная, сделал бы я так, если хотя бы на минуту мог предположить, что ты добровольно примешь другого мужика? Если бы брезговал, как ты говоришь, твоим телом? - от его шёпота и без того горящее лицо, начинает полыхать, а Сабир отводит мои ладони от лица и смотрит прямо в глаза. - Как же я кайфую, когда ты выглядишь так! С горящими щеками и сверкающими от удовольствия глазами! Моя девочка, моя жена, моя судьба, моя любовь, мой запретный плод!

Слова перемешиваются с поцелуями, крупные и горячие руки гуляют по всему телу. А я боюсь, что ослышалась, когда он назвал меня своей любовью. Хочу услышать это снова!

- А ты? Только я... Не умею, совсем! - говорю ему.

- Ты о чём? Неет, родная! Так нельзя! Это запрет, похоть в чистом виде, грешное желание, искушение! Знала бы ты, как тяжко сдерживать себя, как хочется окунуть тебя в это пламя, исполнить все свои мечты, даже самые развязные. - Я замираю, невозможно оторваться от горящих темным пламенем глаз. - Но так нельзя! Понимаешь?