— А-а-а! — вскрикнул противник, сморщившись от боли, а бородатый небрежно выбросил крыло в сторону. — Ты сдохнешь, ублюдок!

Поверженный попытался встать, но бородатый не растерялся, и с размаха пнул противника в висок. Череп треснул, ангел крякнул, и рухнул лицом в землю, подняв маленькое облачко пыли.

Толпа заликовала, и бородатый повернулся к ней, наслаждаясь овациями. Но звучали овации недолго.

Их перекрыло раскатистым воем извилистого горна. Выражения лиц ангелов сделались покорными, и они чуть опустили головы в знак смирения. Бородатый сделал так же.

Из главного входа большого храма, выполненного в ангельском стиле, вышло четыре однокрылых ангела, тащивших на плечах парадные носилки с зеленоватым криманитовым троном. На троне восседала сама Изабэль, вальяжно скрестив ноги, на которых я невольно остановил взгляд.

Трехметровая ангельская дева с потрясающими формами и большими крыльями, облаченная в вызывающее церемониальное платье белого цвета.

Лямки платья были тонкие, и закрывали лишь откровенные зоны на пышной и упругой груди. Выражение лица Изабэль было стервозным, а взгляд колким и самодовольным. На Земле таких дам называли "роковая красотка". Думай я не верхней головой, то с удовольствием согласился бы умереть от секса с ней.

Казалось, на ней какое-то родовое проклятие, влюблявшее в нее всех без исключения. Дыхание от вида женских прелестей Изабэль сбилось, а сердце застучало с удвоенным усилием. Именно так я себя чувствовал, когда видел Машу обнаженной.

— Чудесный бой, брат, — восторженно произнесла Изабэль властным голосом, и нарочито медленно хлопнула в ладоши. — Ты заслужил чувственного возлияния с этими прекрасными девами, — она указала на ангельских дев, а те потупили взгляды, и не осмеливались показывать лиц.

Никто не осмеливался.

— Спасибо, ваше великолепие, — спокойно ответил бородатый.

— Поставьте меня, — приказала Изабэль, и тонко взмахнула ладонью, взяв с подлокотника позолоченный кубок, с орнаментом в виде гроздьев из драгоценных камней.

Ангелы покорно опустили носилки, и сделали шаг в сторону. Изабэль поднялась, изящно держа бокал между пальцами, улыбнулась, и приблизилась к бородатому, понюхав его волосы, и погладив по щеке.

— Как прекрасен запах мужского пота и крови, — блаженствовала Изабэль, и казалось, она сексуально возбудилась. — Выпей, — она протянула бородатому бокал. — Насладись победой.

— Слушаюсь, госпожа, — он послушно принял бокал.

Никто не смотрел ей глаза. Ангелы выглядели покорными марионетками. Стало понятно, что они жили в не меньшем ужасе перед собственными правителями, но этот факт, судя по радостному блеску в глазах, доставлял им удовольствие.

Бородатый скромно глотнул хунса, и мы замерли в ожидании. Я нетерпеливо заерзал на месте.

— Когда подействует яд? — шепнул я.

— Потерпи.

— Прекрасно, — улыбнулась Изабэль. — Выбирай любую деву, и дай ей имя. Возьми ее прямо здесь, на столе. Я хочу это видеть. Бородатый покорно кивнул, и оглядел гарем из тихих ангельских дев. Они никак не отреагировали на слова Изабэль.

В культуре ангелов обычная ангельская дева — всего лишь функция. Им даже имен не давали, пока властный самец не побеждал за право обладания и не решал, как ее назвать. Девы безвольны, послушны, необходимы исключительно для размножения. В их глазах давно померкла жизнь. Они смирились с судьбой, без сопротивления приняв роль инкубаторов, и боялись выражать собственное мнение.

Инакомыслящих убивали. Так сложилось, что женщин среди ангелов рождалось втрое больше, чем мужчин, потому дам особо не берегли.

В голове не укладывался подобный общественный строй. В нашем мире суровый патриархат подвергся бы страшному осуждению, да и сам я не испытывал удовольствие, когда к женщинам относились будто к мусору.

— Ты, Бруна, — бородатый указал на стройную деву с отпущенными до бедер светлыми волосами. Бруна с ангельского — грязная лужа, в которую плюнул Создатель. Девушкам выбирали лишь недостойные имена, которые кончались на "а", а не на "эль". Бруна, Ханта, Тара — у всех имен ужаснейшее толкование. Только ангелы из высших сословий могли позволить себе имена, кончавшиеся на "эль". У Алландела, к слову, единственное имя в Антерре, которое кончается на "ел", а Ел с ангельского — Бог. Алланде — воплощение, Ел — Бог. Его имя переводилось как Воплощение Бога.

Бородатый грубо схватил Бруну за волосы и стянул ее со стула, как тряпку. Меня злоба взяла, и я стиснул кулаки. Ангельских дев стало жалко, и желание помочь им овладело сознанием. Ну так же нельзя. Она ведь хрупкая и нежная девушка.

— Раздевайся, грязь, — приказал бородатый.

Бруна даже не пискнула. Она молча поднялась, развязала плечико платья, и платье соскользнуло ей под ноги, обнажив юное тело. Грудь была маленькой, а бедра только-только обретали женские формы. Дева послушно села на стол, и раздвинула ноги, а бородатый пристроился к ней, растянув губы в довольной ухмылке.

Он ворвался в узость ее лона бесцеремонно, мощным рывком бедер, а Бруна простонала от боли и удовольствия, обхватив шею бородатого в бессознательном женском порыве.

— Животное!

— Ей это нравится, — флегматично сказал Барвэлл.

— Что?! — я чуть не крикнул.

Бородатый вдруг замер и выпучил глаза. Вены на висках его распухли, почернели, и его стошнило кровью на грудь Бруны. Когда бородатый падал, Бруна глядела на него взволнованным взглядом, обронив слезинку с ресницы. Она будто хотела, чтобы над ней надругались.

Бородатый повалился на спину, изогнулся дугой, хрипло закричал, захлебываясь, и затем забившись в предсмертных конвульсиях. Его не стало за считанные секунды. Яд оказался действительно страшный.

Что-то было не так. На лице Изабэль застыло блаженное выражение, и она за малым делом не пустила руки себе под платье для самоудовлетворения, созерцая столь жестокое зрелище. Она прикусила губу, и вылила хунс из бокала. Темная струя ударила в землю, и растекалась небольшой лужицей.

— Бедное дитя, — Изабэль пожала плечами, и легким движением бросила бокал себе за спину. — Наш добрый торговец из Вигнетта одарил нас отравленным хунсом. Мы знаем, кто это сделал, и знаем, где они, — Изабэль направила недобрый взгляд на нашу птицу, а у меня в животе похолодело.

Выследила.

Два ангелы выкатили из храма каменную плиту на деревянном каркасе, а к плите, мощными гвоздями, был приколочен обнаженный извозчик. Его распяли. Ступни и ладони кровоточили, он свесил голову на бок, и вывалил ополовиненный язык. Мне вспомнилось, как он изобразил такую смерть часом ранее, и стало дурно. Пальцы его были обрезаны по фаланги. Прежде чем убить, ангелы над ним вдоволь поиздевались.

— Надо валить!

Позади хрустнула ветка, и я резко обернулся, увидев однокрылого берсерка на фоне веток акцина. Берсерк врезал мне бронированным сапогом в нос. Перед взором мелькнула подошва, искры на черном фоне, звон в ушах, металлический запах крови, тьма.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я очнулся в просторных и богатых покоях с плотно зашторенными окнами. Сквозь шторы сочилось слабое солнце. Запястья, зажатые оковами, натерло до крови, а спина замерзала на поверхности каменной плиты, такой же, на которой распяли извозчика.

Я был обнажен.

Плита магическая — это я понял сразу. Она наглухо забила мне вены айцура, потому я не мог перевоплотиться. Настолько сильно мне забило магию, что даже внутренний голос не появлялся, и теперь мне как-никогда хотелось услышать его дурацкие остроты.

Ноги мне зажали оковами. Я попытался вырваться, звякнули магические звенья цепи, но ничего не получилось. Только лишний раз ковырнул кровавые потертости оковами и прошипел от боли. Уильям был справа от меня, а Барвэлл с Таламриэлем слева, и находились они в столь же плачевном положении.

Изабэль расселась на краю просторной кровати, и с удовлетворением глядела на меня.