— Неплохое мужество для мальчика, — произнесла она, глядя мне между ног. — Прежде чем отрезать его, я с тобой как следует позабавлюсь.

— У меня на тебя даже под пушечный выстрел не встанет, тварь, — дерзко ответил я, и сплюнул кровью на красивый красный ковер.

— Встанет, — игриво произнесла Изабэль. Когда я испытал сексуальное возбуждение, то глаза от удивления расширил. — Ты просто не понимаешь, с кем говоришь. Оглянись, — она развела руками. На стенах я увидел круглые трофейные доски, и к ним были приколочены…. Пожалуй не буду говорить что, но теперь причины смерти ее жертв стали очевидными. Точно не пыл удовольствия.

— Вы, мужчины, глупы и безрассудны, — она встала. — Вами так легко управлять. Вас так легко соблазнить и так легко заставить делать что нужно.

— Ну ты и тварь…. Вы не только нас ненавидите…. Вы ненавидите собственных подданных.

— Ты думаешь, им плохо? — Изабэль изогнула бровь. — Думаешь, малолетнее недоразумение, за которое ты так беспокоился, недовольно? Да, оно очень недовольно. Бруна, войди.

И Бруна вошла в покои, скрипнув увесистой дверью. Кровь на ее груди уже высохла, а взгляд был полон потаенной злобы. Увидев меня, она катнула желваками.

— Это он? — злобно спросила Бруна.

— Он. Из-за него твой возлюбленный умер, — с улыбкой ответила Изабэль. — Хочешь наказать его? Давай. Я разрешаю. Только не уродовать.

С воплем бруна кинулась ко мне и от града размашистых пощечин у меня перед глазами пронеслась серия вспышек. Щеку резануло ногтями, и кровь потекла по подбородку.

— Мразь! — кричала Бруна. — Как ты посмел! Из-за тебя! — еще одна звонкая пощечина. — Из-за тебя я больше никогда не влюблюсь!

— Хватит! — велела Изабэль, и Бруна тут же поникла, смиренно отшагнув в сторону. — Ох. Ты же знал, что ангельская дева лишь единожды влюбляется в победителя церемонии продолжения рода? Влюбляется в того, кто успел поместить в нее плоть.

Я был настолько шокирован поведением Бруны, что глазом моргнуть не мог, и бессмысленно смотрел перед собой, стараясь умять в голове произошедшее. Как так можно? Мужчина издевался над ней, унижал, а она готова защищать его ценой собственной жизни.

— Ты плохо знаешь женщин, — с ухмылкой произнесла Изабэль, потешаясь над моим замешательством. — Тебе показалось, что ангельские девы подвергаются гонениям? Да? Да эти черви, — Изабэль смерила Бруну презрительным взглядом, — так и ждут, когда мужчина унизит их, изобьет, и возьмет силой. Да, Бруна? Ты же любишь, когда с тобой жестоко обращаются?

— Да, госпожа, — ответила Бруна. И щеки ее покраснели. Она говорила чистую правду. — А этот недомерок…. Из-за него умер мой любимый!

— Какой любимый, дура?! — сорвался я, и рванул к Бруне всем телом, но звякнувшие цепи сдержали меня. — Ты его первый раз в жизни видела! Он мешал тебя с грязью! Унизил при всех!

— Сразу видно нелепое существо из другого мира, в котором установлены нелепые порядки, и в котором живут нелепые твари. Ангельские девы рождаются с желанием быть рабынями мужчин, и иногда ждут полжизни, чтобы попасть в гарем. Мы просто торгуем этим ожиданием. Редко бывают девы не от мира сего, вроде меня, — с гордостью заявила Изабэль, повергнув меня в еще более глубокое потрясение. — Они становятся архангелами, добиваются больших высот, а остальные, как правило, копошатся в грязи, и ждут, когда их растопчут. Да, ничтожество?

— Да, госпожа, — покорно ответила Бруна. — Я счастлива слышать от вас такие слова. Добрые слова.

Добрые? Меня стало трусить от негодования. Что за безумный и изломленный мир построили ангелы? Как можно получать удовольствие от того, что тебя считают за червяка? Девы выглядели как самые несчастные создания на свете, но кто знал, что этот факт доставляет им непомерное наслаждение.

— Понимаешь, на Небесах между мужчинами и женщинами нет разницы. Когда Алландел наслал на людей проклятие греха, нам тоже пришлось заплатить цену, — Изабэль выдержала паузу, и глядела на меня. — Воплотить худшие качества смертных в себе, — она ткнула себя пальцем в грудь. — Архангелы воплощают семь смертных грехов, а простые ангелы охотно им поддаются. Зависть, — Изабэль взглянула на Таламриэля. — Похоть, — она ласково провела ладонью себе по лицу. — Гнев, Уныние, Чревоугодие…. И нам это нравится, — она торжественно раскинула руки и обратила лик к потолку. — Ты не представляешь, как прекрасно освободиться от оков бесполезной морали Создателя! И ты глуп, если не понимаешь одну простую вещь…. От чего бы люди не пытались спастись, они сами являются источником этой опасности. Именно тогда, когда ангелы переняли людскую натуру после проклятия греха — родилась великая Энграда, и могущественное королевство ангелов.

Это не ангелы изломили мир, а люди изломили ангелов. У нас с Машей была соседка в доме, приличная женщина, в меру мрачная, и с регулярно подбитым глазом. Как-то случилось мне за нее заступиться, но ее муж, крепко пьющий мужик, ничего не сделал, а вот соседка чуть не бросилась на меня. И Бруна вела себя точно так же.

— Вижу, до тебя дошло, — хмыкнула Изабэль. — Перед смертью я хотела показать тебе, насколько ты наивен. Это не мы заставляем женщин так себя вести. Это женщины вожделеют такого обращения, хоть и отрицают подобные желания.

Изабэль сорвала со стены небольшую занавеску, и мне открылся деревянный стенд с набором жутких пыточных инструментов. Пилы с зазубренными лезвиями, ножи, ножницы, и молотки.

— Грешники! — послышалось на улице, и гулко зазвенел тревожный колокол. — Грешники идут!

— Да что там еще! — скривилась Изабэль, с раздражением взглянув в окно. — Бруна, оставляю тебя наедине с ним. Развлекайся. Но не убивай. И не трогай мужество.

— Да, госпожа, — кивнула Бруна, и Изабэль удалилась из покоев, хлопнув за собой дверью.

Бруна нерасторопно сняла со стенда небольшой нож, мочкой пальца проверила остроту кончика, а затем злобно взглянула на меня.

Я шумно сглотнул слюну.

Я единственный, кто мог получить доступ к магии через перевоплощение. Но перевоплотиться не получалось, как бы я не старался. Когда-то я слышал легенду о поющем мече, который в руках мага времени способен на потрясающие вещи. Существует магия, блокирующая айцур, а маг времени с поющим мечом был способен сделать так, что айцур в человеке попросту оказывался в хронологической заморозке. При чем, не важно было, каков объем магии у противника.

Очень похоже, именно с помощью поющего меча Изабэль зачаровала плиты, чтобы заблокировать мою силу, а если она маг времени — дело плохо.

Остальные из нас были бессильны без музыкальных инструментов, и мне приходилось считать предстоящие порезы с колотыми ранами. Бруна, судя по жестокому взгляду, намеревалась сделать из меня фарш на минималках, чтобы не нарушить приказ Изабэль о сохранности моей туши в приемлемом виде. От одного взгляда на нож становилось больно — зазубрины на обухе разорвут плоть, если лезвие выдернуть из раны.

Бруна не хотела торопиться, предвкушая пытки:

— Куда бы тебя уколоть? — она провела мне острием по животу, потом нацелилась в печень. — Подскажешь? А то ведь убью. И Изабэль будет недовольна.

Я взгляд не мог оторвать от ножа. Лезвие было холодным, чертовски острым, что полностью занимало мои мысли. Когда врачи делали что-то болезненное, то заговаривали мне зубы и пытались отвлечь на что-то постороннее, и в одиночку этот прием провернуть надежды не было.

— Ох, совсем забыла, — Бруна отвела нож в сторону, и деловито посмотрела на меня. Я облегченно выдохнул. Да уж. Невинная девочка из-за ярости превратилась в такую же стерву, как и Изабэль. — Я неподобающе выгляжу. Надо бы одеться, как полагается даме.

Бруна взглянула на дверь, прислушалась, и когда убедилась, что никого нет, открыла красивый шкаф с платьями, выбрав одежду себе по вкусу. Свой плащ я заметил там же. Он был небрежно скомкан и лежал на полу.