И врачеватели мы, богом избранные вместо себя, дабы защитить чад своих неразумных от окончательной гибели. Возлюбленные братия — соратники мои в нелегком деле спасения душ паствы, возрадуемся же великому Дню! Пусть дарует нам Дориман богатство силы своей и духа, для созидания нашего вечного спасению душ, для трудов наших на благо Дорим-Аверона! Путь искупления тяжек, но светел и радостен итог!
— Сегодня… — сделав это маленько вступление, раздухарившийся Авандус, на щеках которого появилось даже некое подобие румянца, как раз собрался перейти к облечению проклятых оборотней с радужными глазами и методичному запугиванию паствы, но открыл рот и не смог издать ни звука.
Лукас довольно улыбнулся, уверяясь в том, что заклятья избирательных изречений действует отлично (архижрец более не способен сказать ни одного худого слова о драконах) и тихонько кашлянул.
Тут же, расталкивая собратьев-покровителей провинций, маленьким мячиком подскочил со скамьи Форо из Мануа и завопил, как оглашенный, голос у маленького жреца оказался не слабее Авандусовского:
— Хвала Дориману! Славим Великого и в сей час и вечно!
Привычный к бесконечным напыщенным речам Авандуса и совершенно не надеявшийся на столь быстрое окончание "экзекуции" народ приятно удивился, но моментально сориентировался, подхватил знакомые слова и принялся с упоением их скандировать. Жрецы и дворяне, выдрессированные постоянными молитвами, механически подхватили.
— Великолепно, — восхищенно крикнул Лукас онемевшему архижрецу, все еще стоящему и тщетно пытающемуся снова заговорить. — Звучно, очень убедительно, вдохновляюще, оригинально и кратко! Я, знаете ли, ожидал традиционно-бесконечных, всем давно надоевших угроз и обличений уже приговоренных грешников, это так скучно и старо, а вы же поделились с людьми своей радостной истовой верой! Дали им ощущение праздника!
Авандус гневно сверкнул глазами, все-таки сел и издал горлом еле слышное жалкое шипение умирающей гадюки.
— О! — речь мага сразу стала более тихой, прибавилось сочувствующих интонаций. — Вы переволновались и сорвали голос, архижрец. Но хорошо, что успели закончить столь чудесную речь. Не иначе, как сам Дориман даровал вам силы! А за связками последите, не следует их перенапрягать! На ночь пару яичек взбейте с коньячком и медом! Очень рекомендую!
Жрец мрачно уставился на скандирующую толпу, чтобы посланец богов не прочел в его глазах рекомендаций относительно того, куда он может засунуть свои идиотские рецепты. Но устраивать прилюдный скандал, подрывающий авторитет церкви и свой лично, Авандус не решился, зато крепко пообещал себе, что этот идиот, дружок проклятого Дрэя, обжора Форо доживает последний день в качестве жреца-покровителя Мануа.
Как только славословия в честь Доримана в прозе поутихли, Форо, не давая людям опомниться, снова закричал, словно пребывая в религиозном экстазе:
— Воспоем же хвалу Великому!
Массы с горячим энтузиазмом откликнулись на это провокационное предложение подрать глотки еще немного и грянули нескладным, не чета тренированным жрецам, проводившим регулярные спевки на каждом Собрании, но очень дружным и вдохновенным хором:
— Славься владыка….
Дворяне и жрецы снова их поддержали, опасаясь последующих обвинений в вероотступничестве. С чего это толстяк Форо раскомандовался, никто не знал, но раз молчал Авандус, наверное, так и было задумано. Площадь сотряслась от рева тысяч глоток.
"Надеюсь, гимн будет один, — борясь с сильным желанием зажать уши руками, с надеждой подумала Элька. — Больше я не выдержу".
К счастью, гимн, хоть и длинный, куплетов десять не меньше, в концертной программе праздника оказался единственным. Как только отзвучал последний куплет про вечную славу и силу Доримана, жрецы Очищающие, сторожащие драконов, не дожидаясь ничьих распоряжений, видно, план проведения мероприятия был заранее согласован со всеми инстанциями, повернулись к смертникам.
Один из жрецов, чье лицо было скрыто в глубоких тенях капюшона, приблизился к ним и традиционно вопросил в торжественной тишине, в общем-то и не ожидая связного ответа от обычно опоенных коилом смертников и готовясь, как всегда, провозгласить его вместо них:
— Карин и Поль Верне, раскаиваетесь ли вы в неисчислимых грехах своих, душу испятнавших?
— Если есть за нами какой грех, да, мы раскаивается в нем, — вдруг не по уставу ответил Поль со спокойным достоинством. Карин кивнула.
— Жаждете ли очищения? — чуть встревоженно спросил жрец на сей раз не столь напыщенным тоном.
— Помыться не мешало бы, — согласился оборотень и, нарушая торжественность мероприятия, поскреб себя где-то в районе подмышки.
Толпа ахнула, но по ней пронеслись и тихие смешки и восхищенные шепотки. Как мужественно вел себя этот оборотень!
Жрец-допросчик недовольно дернул головой в капюшоне, нервно велел:
— Не кощунствуй! — и торопливо задал последний вопрос:
— Предаете ли себя на справедливый суд Доримана?
— Только на него и уповаем! — радостно воскликнули оборотни, на сей раз строго по правилам игры.
— Пусть же пламя Доримана возьмет ваши тела, но очистит души в горниле своем! — патетично провозгласил довольный жрец и отступил. В чаше на треножнике взметнулся огонь, заплясали язычки пламени.
"Да, не только Лукас знает толк в спецэффектах", — подумала Элька.
Шестеро жрецов Очищающих поднесли свои факелы к чаше и запалили их. Остальные потянулись к паре оборотней с явным намерением развести их по кострам, на каждом из которых легко можно было спалить за раз пяток людей.
— Любимая, верь, мы всегда будет вместе, ничто, даже смерть не разлучит нас! — вскричал Поль, извиваясь в крепких руках Очищающих.
— Я знаю, любимый! — воскликнула Карин со слезами на глазах. — Я верю! Ты обещал!..
Слушая эту любовную лирику, кто-то в толпе всхлипнул по-бабьи, кто-то высморкался иль закашлялся, люди завздыхали: Поди ж ты, оборотни, а как любить умеют!
— Но не пришло еще время нам обращаться в тлен! Дориман! Спаси нас, яви свою силу! — завопил мужчина.
— К тебе чада твои взывают! — поддержала его жена, возводя к небу сияющие глаза. — Не о милости, но о справедливости молим!
В небе что-то оглушительно грохнуло, словно взорвалось разом сотня петард, развернулась огромная радуга, пронесся сумасшедший ветер, пахнущий грозовой свежестью, морской солью и лесными травами. Он затушил разом огонь в чаше и факелы в руках жрецов, вырвал из их рук оружие и бросил наземь, разметав самих служителей словно листья. На самой большой куче дров, припасенной для последнего костра оборотней, в ослепительно-радужном ореоле явился ОН — бритоголовый высоченный лысый полуголый мужчина с огромными черными бровями, прекрасно знакомыми каждому, кто хоть раз заглядывал в храм. Сурово насупившись, он обвел пронизывающим черным взглядом замершую, забывшую как дышать, трепещущую от явленного чуда толпу.
"Эффектен Гал, ничего не скажешь", — довольно решила Элька, от всей души наслаждаясь спектаклем.
— Хвала Дориману! — первым опомнившись, звонко воскликнул юный король, вскакивая с кресла и простирая руки к божеству.
— Славься Великий! — в унисон с королем возопил Форо.
Толпа выдохнула забытый воздух, набрала его в легкие по новой и тоже закричала. Каким-то чудом в этом гаме все расслышали тихий радостный возглас приговоренной Карин:
— Ты пришел, Великий!
— Вы звали, чада, я пришел, как и было обещано, — разомкнул уста хмурый Дориман, неожиданно тепло улыбнулся и добавил уже в полной тишине: — Летите, возлюбленные дети мои, отныне вы свободны!
По взмаху его руки с рук Поля и Карин спали оковы, убогие одежды преобразились в по-эльфийски легкие, переливающиеся синим и зеленым одеяния, потом сами фигуры обреченных воспарили над толпой и трансформировались в гибкие и грациозные драконьи тела. С ликующим кличем взмыла ввысь пара драконов сапфирового и изумрудного цвета. Проследив за их танцем любящим взглядом, бог снова взглянул на толпу и лик его мгновенно посуровел, став строгим и скорбным:
