Все распрямились. Катя, вся в слезах, поднялась с колен.

Влад отвернулся. Стараясь не смотреть на сытую акулу и окрасившуюся вокруг нее воду, он сосредоточил свой взор на трепещущем флаге Британских Бермудских Островов. Белокурые волосы на высоко поднятой голове вздымал крепкий океанский ветер. И этот же ветер высушивал блестевшие глаза будущего лорда.

— Аллочка, не жди меня, я буду завтра утром. Сейчас у Наташеньки. Она была у меня в институте, я отвез ее домой. Ей немного нездоровится... Нет, ничего серьезного, небольшое отравление, видимо... Я помог, сейчас уже всё нормально... Даю трубку...

— Привет, мам. Всё нормально, просто, видимо, неудачное сочетание продуктов... Сейчас мы спать уже, ладно, пока, спокойной ночи...

— Спокойной ночи, — добавил от себя Егор Иванович, забрав трубку обратно.

На часах было 1:15. Отец и дочь сидели на диване. Алиса разместилась на коленях у Наташи, а Марсик терся о ноги Егора Ивановича.

Когда девушка закончила ужасный рассказ, профессор в смятении снял очки, резким движением положил их на журнальный столик и обхватил лицо ладонями.

— Не может быть... Не может такого быть... Что же это происходит? Почти всем миром правят фашисты, самые настоящие фашисты, изверги, без всяких натяжек...

— Я сама не верю. Это настолько дико. Даже в средневековье такого не было, все мировые религии это запрещают, хотя и они не брезговали массовыми убийствами, но явно не с такими целями. Какой кошмар. Какой откат назад. Откат на целые тысячелетия...

— Это закономерно, Наташа. Сейчас, в переломную эпоху, силы реакции дают последний бой, пускаются во все тяжкие, мобилизуются по максимуму. Им представляется, что вот-вот они обретут полную, абсолютную власть над всем миром, что они каждого человека, которого не убьют, не принесут вот так в жертву, не пустят на органы и опыты, будут пасти круглосуточно с помощью цифровых устройств. Силы тьмы претерпевают тотальную, ничем не ограниченную деградацию, вырождение, перед тем, как сгинуть навсегда. Этот процесс может затянуться надолго, я, скорее всего, не увижу уже его окончания, может, увидишь ты. Но конец их мира рано или поздно наступит. Одновременно это станет началом нашего мира, мира нормальных людей, людей труда.

— Час Быка... Как у Ефремова... — сказала Наташа.

— Именно. Темнее всего перед рассветом. Свирепствуют демоны зла и смерти. У человечества впереди подлинная история, и это подлинное объединенное человечество рождается в страшных муках. Преодолевает последний барьер, за которым — бескрайнее звездное будущее. Эти вот... чуют, даже не желая признаться самим себе, что пошел отсчет их последних мгновений — по историческим часам. Вот и...

Пару минут длилось тягостное молчание, нарушаемое лишь кошачьим мурлыканьем.

— Я согласен с тобой, что они не должны жить, — наконец, сказал отец. — Думаю, мы сможем на это повлиять. Если тебе, конечно, это не в тягость...

— Это мой долг, — ответила девушка. — Я должна преодолеть это. Сильнее стану... Елене Мазаник тоже тяжело и страшно было. А я — даже жизнью не рискую... так, просто чувство ужаса и отвращения поглотило, правда, в чудовищной степени...

— Надо исходить из того, что зло вернется бумерангом. В их среде по-другому невозможно. Эта банда сама себя пожирать скоро начнет. Просто нужно внимательно изучить и выбрать правильную стратегию... Может, китайская мудрость что подскажет, тебе виднее... Ну, в общем, надо смотреть...

— Да, возьмемся за это...

— Я, кстати, не кривил душой, когда сказал маме, что ты отравилась. Просто в несколько другом смысле. Да, это отрава. Ноосфера, насквозь отравленная злом, задыхающаяся от исторгающейся ненависти. А для них эта отрава — чудесная амброзия, по крайней мере, они так это воспринимают. За счет других, разумеется, за счет их труда, страданий, самой жизни... Они вообще воспринимают тех, кто стоит ниже, как пищу для своего эдема. Но это в любом случае именно отрава, и рано или поздно она поразит их самих... Эту чашу придется и им испить сполна.

— У меня точно такие же мысли. Такие ассоциации у меня возникли в самый первый раз. Битва света с тьмой. И когда увидела этих Беляковых в первый раз. Но даже тогда я не могла вообразить, что они на такое пойдут...

— Да уж... — протянул профессор. — Это и для меня шоком стало. Представляю, каково тебе было... воочию...

Отец поднялся и подошел к окну. Некоторое время задумчиво смотрел на сверкающие внизу огни ночного Минска...

— Что сейчас сделаем? — наконец, спросила Наташа. — Ну, по поводу случившегося? Сольем?

— Хм... — Егор Иванович повернулся и не спеша прошелся по комнате. — Я-то за, только никто не поверит... Даже многие коммунисты, и то не поверят...

— Но всё же надо. Совсем держать в тайне нельзя. Кто поверит, тот поверит. И они сами поймут, что не смогут это скрыть, что это им с рук не сойдет...

— «Кью-Анон»? — спросил профессор.

— Ну, хотя бы... За неимением ничего более подходящего... Сообщество наивных конспирологов, которые, даже если исповедуют формально правые вещи, объективно всё же стоят на позициях отрицания глобального фашизма... Разгоним волну, а раз речь пойдет о россиянах, то и до РФ дойдет... Надо только писать сообщение в таких выражениях, чтобы никакая экспертиза не просекла, что родной язык автора — русский. Напишем здесь от руки, ты потом вобьешь. Да, мы оба свободно владеем языком, но всё же надо максимально внимательно и тщательно выверить.

— Завтра набросаем, как встанем? — предложил отец. — На днях тогда со своего рабочего компьютера вброшу.

— Ага.

— Ну, наконец, всё, теперь спать.

Вертолет прилетел на яхту в восемь, когда уже стемнело. Леди Сильвию Саммерфилд, прибывшую в сопровождении личной служанки, на посадочной площадке встречали оба поколения Бутчеров и Беляковых.

На руках у графини был небольшой шпиц, он возбужденно дергался и повизгивал. Перед тем, как поздороваться, девушка передала собачку служанке.

Первым на правах старшего родственника приложился к руке высокой гостьи Билл.

— Как долетела, Сильвия?

— Спасибо, прекрасно.

— Я рад, — сказал Бутчер-старший и сделал нечто вроде благословляющего жеста в сторону Влада.

Молодой человек был, похоже, искренне поражен внешним великолепием своей избранницы. Он не видел девушку несколько лет, и, казалось, с тех пор она еще похорошела. С первого взгляда видно, что графиня — в самом расцвете женской красоты.

— Рад видеть вас снова, дорогая Сильвия, — Влад взял ее руку, поцеловал и, не отпуская, приветливо улыбаясь и пристально глядя прямо в глаза, добавил: — Вы великолепны! Я сражен в самое сердце!

— Спасибо, Влад! У вас такое мужественное имя! Вас так назвали в честь Дракулы? — спросила графиня, обнажив в широкой улыбке белоснежные ровные зубы.

— О, нет, хотя это так романтично, не спорю! В честь генерала КГБ Владислава Волина, одного из тех, кто возглавлял уничтожение Советского Союза изнутри и нашел в этой великой миссии достойное место моему отцу, а после и мне.

— Это тоже очень романтично. Рыцари плаща и кинжала... Которые открыли свою страну цивилизованному миру и заняли по праву свое место в нашем кругу.

— Да, именно так. Наша встреча была подготовлена всем этим... Я безумно рад. Я счастлив, как никогда. Я уже влюблен в вас! Я у ваших ног, миледи!

И еще раз поцеловал руку графини.

— Спасибо, дорогой Влад. Я тоже рада нашей встрече, — произнесла девушка.

— Мой отец, Эндрю, — представил сын.

— Сердечно приветствую вас, миледи, на борту нашей яхты, — сказал начальник КОКСа.

— Спасибо, сэр Эндрю... Мое почтение...

— Привет, сестричка, — сказал Рональд.