«Да вы оптимист, кэп. Скорее уж для пробы выжгут этот модуль, чтоб коробка и переборки только остались. Ради таких страстей и стратопортом пожертвуют».

— Но… Возможно, именно так можно нажать на еваделов? В смысле, добиться запрета «нулевых»? Докажем СКЕ, что синтетики формируют привязанности, по двое отбиваются от блэйд…

— Иди ты, — сказала капитан с тоской в голосе. — Они там все двинуты на идее, что есть приказ сверху. Даже порадуются докладу об этой парочке.

Пожалуй. Тому, кто не видел эмоциональную Еву, — не понять. Никто ведь не поверит, что с преодолением этого рубежа — рубежа чувств — синтетики стали уже неотличимы от нас, что это просто люди, способные перебить роту спецназа. И уж точно никто всерьез не станет задаваться вопросом, почему же Нагиса стал маньяком. Ответ один: «Это же Ева!» — и так плечами пожать выразительно, мол, кто ж их поймет. А вот как из ангелочка вор и убийца вырастает, так сразу начинаются копания и метания: родители? Компания? Гены отчебучили? Передачи снимают — «Родом из детства» всякие, адвокаты в судах глотки дерут, мол, подсудимая росла в семье алкашей и регулярно подвергалась разно-всякому насилию…

«Тьфу ты. Тебя только что чуть не грохнул синтетик, а ты ему оправдания ищешь».

Но одно ясно: люди однозначно сливают синтетикам даже в шестичасовых новостях.

— А вот и департамент энергетики, — сказала Кацураги, разглядывая группку новоприбывших граждан с кислыми лицами. — Пойду, попробую договориться, чтобы вас убили быстро и без пыток.

— Ага, спасибо, кэп.

Кацураги встала и совсем было собралась уходить, когда я сообразил, что как-то о важных вещах речи и не было.

— Капитан, пара вопросов. Можно?

— Давай быстрее, — буркнула она, хотя я сразу понял: ну не торопилась она к этим энергетикам. Совсем не торопилась.

— Почему свидетеля Трибунала не отстранили от работы?

Мисато-сан жестом остановила подбегающего к нам Винса и отправила его прочь — я едва успел кивнуть коллеге.

— Ну, тут все просто. Ты очень важный свидетель, Икари. Очень. Но «Чистоту» закопают и без тебя — слишком уж на них много всего. А СКЕ без движения по своему делу очень нервничает и брызжет слюнями.

Ага, понятно. Мол, на тебе эскорт, на тебе статус, и все у нас по протоколу, для протокола и только ради протокола.

— …К тому же, — продолжила Кацураги, — ходят слухи, что корпорации давят на Трибунал, и вердикт уже практически в шляпе. Так что… Что-то еще хотел узнать?

Да что тут еще узнавать. Даже как свидетель я толком не нужен никому, Ев проворонил вот, пулю поймал, как идиот. Короче говоря, надо рвать когти отсюда — и подальше.

«И с Рей».

Я задвинул приятную мысль прочь.

— Ну и еще одно тогда. Раз такое дело, могу я отказаться от охраны хотя бы на работе?

Капитан приподняла бровь:

— Мешают?

— Да как вам сказать… Просто здесь еще пойми, кто кого охраняет.

Кацураги кивнула:

— Понимаю. Постараюсь уладить. В принципе, модуль все равно к чертовой матери опечатали, патрули на каждом уровне… Хорошо. «Виндикаторы» будут ждать тебя на парковке. Но чтобы от Аски и на шаг не отходил. Понял?

Я промолчал. Что тут еще сказать — не буду же я ей душу выворачивать. Мне до смерти не охота вспоминать тот момент, когда — прыжок, какой-то щелчок в мозгах, и я в последний момент сбиваю смерть над головами этих парней. «Семь лишних стволов… Не надо мне этого».

Она ушла, а я сидел себе, чесал грудь, моргал и щурился от всех этих прожекторов, морщился, жуя таблетки. Сейчас прибегут поисковики, выдадут результаты, и меня спустят с поводка по примерным наводкам. «Кстати, а где это вторая гончая?» Я повертел головой и обнаружил Аску, треплющуюся с Аобой.

И что-то мне так хреново стало, аж скулы посводило.

Блэйд раннер — хорошая работа. Очень качественно приучает к одиночеству. К тому, что ты нужен всем, но по сути — даром никому не сдался. Вообще. Я глотал горькую от лекарства слюну, моргал, оглядывался и понимал: все это классный мирок, который мне безумно нравился по многим причинам. И причины эти никуда не пропадали. Не пропадали ведь?

Не пропадали, не пропадали…

«Аянами. Что ты со мной сделала?»

— Синдзи, подъем.

Я поднял глаза: Аска и Сигеру словно телепортировались вплотную ко мне, даже позы те же и положение рук.

— Привет, Икари. Как ты? — полюбопытствовал Аоба, и я принялся его изучать. То ли капитан целительно действует, то ли еще что, но ни следа запоя на лице блэйд раннера не наблюдалось. Железный парень. «Нет, правильнее сказать: „металлический“. Он же что-то эдакое там слушает?» Клево. Я, оказывается, это помню.

— Да нормально. Есть что-то новое?

— Ага, — кивнула Аска. — Отозвались искатели с двести двадцатого уровня. Вроде, местные дали наводку на логово наших друзей.

— Отозвать бы все эти партии, — покачал головой Сигеру.

Ага, твоя правда. Как только синтетики поймут, что их обложили, начнут брать заложников. Стандартная реакция — расчет на видовую солидарность, которой они сами якобы лишены. Или были лишены? Не важно. Потому что мы, люди, куда продвинутее, хоть и без «Нексусов», нам упокоенная Ева важнее жизни человека — мы и город пожжем, если что.

«Тьфу ты, да что ж такое?»

— Ладно. Пойду я, — сказал Аоба. — Да, слушай. Ты завтра как всегда — прогуливаешь? Или хоть раз придешь?

Завтра. А что завтра? Что это я прогуливаю — да еще и «как всегда»?

— Завтра, болван, день рождения твоего шефа, — сообщила Аска, лохматя пятерней свою челку. — Даже я в курсе. А еще знаю, что она тебя уже даже не приглашает.

Ну, последнее — это болтун Сигеру, предположим. Но вот ведь блин, а правда. И сколько ж это капитану стукнет? Гм.

Я встал, поморщился и решил отложить размышления о праздниках на потом.

— Посмотрим, — ответил я на взгляд Сигеру. — Идем, Аска.

Мы двинулись к коридору из генераторной — бывшей генераторной, и сзади осталось это все: и разгром, и спецназовцы, которых я сначала чуть не убил, а потом спас, и спор энергетиков с Кацураги, которая завтра родится и к которой я не хожу в гости… И какие-то дурацкие мои сомнения.

То есть, это я хотел, чтобы сомнения там остались.

Эта дверь мне не нравилась — как и весь коридор и весь жилой блок. Трущоба, как она есть. Тут часто объединяют комнаты, сносят перегородки, меняют планировки, объединяя квартиры, и в результате внутри возникает такой лабиринт, что ого. Полиция в восторге.

— Входим? — полюбопытствовала рыжая.

— Да.

Искателей разогнали, местные в этот блок только заходят — для своих темных делишек. Так что можно работать: с чистой совестью и пустой головой, не забитой посторонними заботами.

Аска с разворота впечатала каблук в замок, и дверь со скрежетом пошла в паз. И как только она открылась, я сразу понял: протухло тут все, причем во всех прямо-переносных смыслах. Из темного провала несло затхлым воздухом, пылью и влагой, старой бумагой, какой-то перекисшей органикой — и пустотой.

Я поднял пистолет, нацелил его в чернило и вошел. Тут же, отзываясь на угольный мрак, опустилась пленка прицельного модуля, и в глазу зачесалось. Да что там — в мозгу тоже зачесалось, когда поле зрения неестественно ярко подсветилось. Так себе удовольствие, но в темноте по-другому не выйдет. Тупая микросхема тотчас же отчиталась о наличии еще одной жизненной формы, прямо за спиной, и я парой касаний внес Аску в список исключений.

«Да, понимаю тебя, дружок. Нелегко работать в паре».

Прихожая.

Кучи вещей — сюда их, похоже, сваливали: какие-то остовы кресел, бескаркасные лежаки, даже глыба старого системника в углу. И слух напрягать не надо — пусто.

Короткий щелчок пальцев. Значит, Аска пришла к тому же выводу.

Что ж, дальше.

Мы обшаривали комнату за комнатой, у меня закаменели мышцы от всех этих процедурных взаимных страховок — прижаться, присесть, выскочить, прикрыть, присесть, прикрыть, выскочить. В груди резалось, воротник, взмокший от пота, больно впивался в шею, а уж как хреново глазам было…