— Мне сказали, вы желали меня видеть?

— Да, мадам. Дело в том, что месье Трюш де ля Шо, королевский гвардеец, только что осужденный за преступление второй степени против короля, изъявил желание встретиться со мной. Во время нашей беседы он передал мне письмо, адресованное вам. Я не решился отказать в услуге человеку, часы которого сочтены.

Она с горячностью покачала головой.

— Не странно ли это, месье, что верный слуга короля соглашается стать посредником столь подозрительной личности?

В глубине души Николя думал, что гвардеец куда большим был обязан маркизе. Но ему следовало быть осмотрительным. Он видел, что фаворитка очень легко обернула ситуацию в свою пользу. Тогда он решил идти напролом.

— Были времена, мадам, когда вы находили его для себя весьма полезным.

— Это уж слишком, месье. Я вам не позволю…

Он прервал ее.

— Я также думаю, что в ваших интересах, и, возможно, в интересах Его Величества, принять адресованную вам записку, в которой обвиняемый, может быть, пожелал сообщить вам полезные сведения.

Она улыбнулась и забарабанила пальцами по ручке кресла.

— Состязание с вами, месье Ле Флош — истинное удовольствие!

— Всегда к вашим услугам, мадам.

Он протянул ей записку. Маркиза внимательно оглядела ее, не открывая.

— Вы знаете ее содержание, месье Ле Флош?

— Никоим образом, мадам. Я помог месье де ля Шо обеспечить сохранение его тайны.

— Я это вижу.

Она сорвала печать и погрузилась в чтение. Затем проворным жестом бросила листок в огонь, где он в мгновение исчез.

— Месье Ле Флош, благодарю вас за все. Вы верный слуга короля.

Она протянула ему руку и попрощалась. Николя, в свою очередь, поклонился и вышел. Когда Николя галопом скакал по берегу Сены, в голове его пронеслась мысль о том, что, возможно, он больше никогда не увидится с фавориткой. Между ними было так много невысказанного, того, что легло на них тяжким грузом, и уже никогда не позволит сохранить в их возможных будущих встречах былую легкость и открытость.

Вторник, 5 февраля 1762 года

Николя со своей чашкой горячего шоколада сидел напротив месье де Ноблекура, который, водрузив на нос очки, читал газету. Кир лежал у него на коленях и все время пытался просунуть морду между газетой и внимательным взглядом своего хозяина

— Что вы читаете? — спросил Николя.

— Мой дорогой, это «Газетт де Франс». Это новинка — она выходит с 1 января, по понедельникам и пятницам.

— И какова ее цель?

— Во-первых, удовлетворить любопытство публики по поводу событий и открытий всякого рода, а во-вторых, составить свод мемуаров и деталей, которые послужат Истории. Во всяком случае, так они заявляют в своем проспекте.

— И какие у нас новости?

— Есть одна, которая особенно вас заинтересует. Ваш Трюш де ля Шо получил весьма странную привилегию. Ему смягчили наказание, и вместо того, чтобы колесовать, его всего лишь, так сказать, повесили…

Николя подскочил на месте.

— Помните, я по большому секрету рассказал вам о своей последней встрече с гвардейцем? Я продолжаю быть уверенным в том, что у него с мадам де Помпадур был общий секрет. Возможно, она попросила о снисхождении к нему. О, конечно же не напрямик!..

Он не мог продолжать. Уже много дней его не прекращало преследовать ужасное подозрение. По зрелом размышлении Николя задался вопросом об истинной роли фаворитки во всем этом деле. Его поразила манера, в которой гвардеец немедленно признался в своем преступлении. Все происходило так, как будто он был уверен в том, что никакого наказания не последует, и преступление сойдет ему с рук. Или, может быть, совершив его, Трюш лелеял надежду получить прощение с помощью этой могущественной особы. Вероятно, записка, которую передал Николя, растрогала фаворитку, и гвардеец получил поблажку, если только можно считать привилегией повешение в сравнении с колесованием.

Невольным посредником какой последней сделки стал Николя? Трюш де ля Шо, конечно, знал, что не сможет сохранить себе жизнь, но он мог поторговаться по поводу условий казни [26]. В сущности, это было ужасным предположением, но маркиза де Помпадур могла приказать ему разыграть покушение на короля. Движимая ненавистью к иезуитам, руководимая ревностью к юным любовницам короля и искренне взволнованная реальной опасностью, угрожающей жизни ее любовника, она могла решиться бросить подозрение на Общество. Конечно, это было лишь предположение. Николя попробовал избавиться от этих ужасных мыслей и обратил свое внимание к словам месье де Ноблекура.

— Конечно, он много знал, а пытки заставляют говорить даже самых стойких. Возможно, это и есть причина смягчения наказания. В любом случае, дело Рюиссека и эта смехотворная попытка покушения не исправят ситуацию с иезуитами. Они проиграли, и даже если выяснилось, что они невинны в этом деле, на них будут продолжать клеветать.

— Многие упреки в их отношении несправедливы.

— Я с вами согласен. В их учении гораздо больше здравого смысла, чем у всех этих янсенистов, которые вот уже сорок лет морочат нам голову. Знаете, Николя, иезуиты в конце концов будут изгнаны. Их учение будет истреблено. А ведь все мы — их ученики! Так мы докатимся до прусского короля!

— Что вы имеете в виду?

— Вспомните великого предка нашего нынешнего короля. Он отменил Нантский эдикт. К чему это привело? Умнейшие и полезнейшие сыны реформистской церкви были изгнаны из страны, большей частью в Пруссию. Вот увидите, с иезуитами произойдет то же самое! Они уйдут в северные земли и вырастят поколение наших противников.

— Кто займет их место во Франции?

— Это вопрос, но я боюсь, что его нужно ставить по-другому… Николя, вы же были вчера в Версале, расскажите мне об этой поездке.

— Месье де Сартин отправил меня к мадам Аделаиде, чтобы я собственноручно вернул ей драгоценности, которые обнаружил в казарме королевских гвардейцев.

— Этот поступок делает честь генерал-лейтенанту, я не ожидал от него такого! А что принцесса?

— Мадам была очень любезна. Она пригласила меня на охоту.

— Черт возьми! Вы стали светским человеком. Постарайтесь на этот раз остаться в седле! — улыбнулся он.

Николя смотрел на улицу Монмартр, постепенно заполнявшуюся людской толпой. До него доносился шум голосов прохожих и проезжающих карет. Он подумал о том, что у каждого из этих людей своя судьба. Скоро он позабудет о героях этого зловещего дела, даже если печальный силуэт Трюша де ля Шо в тюремной камере еще долгое время будет возникать в его памяти. Скоро карнавальные маски снова приведут в движение древнюю столицу. Николя ждали новые дела. Он допил свой шоколад. На дне чашки, как и в жизни, смешались сладость и горечь.

София, июль 1997 — февраль 1999

В первую очередь я выражаю признательность Сандрин Оше, проявившей осведомленность, внимание и терпение в подготовке этой книги. Также хочу поблагодарить Моник Констан, главного хранителя Государственного архива, за ее постоянную помощь в поиске архивных документов интересовавшей меня эпохи. Еще раз хочу выразить признательность Морису Руассу за внимательную вычитку рукописи и полезные замечания. И, наконец, благодарю своего издателя за доверие, проявленное к моей второй книге.