Навстречу Клер приподнялись две-три шляпы. Очень высокий человек, проехавший мимо неё на холёной кобылке, остановил лошадь и повернул назад:

– Так и думал, что это вы. Лоренс говорил мне, что вы вернулись.

Помните меня? Я Джек Масхем.

Клер подумала: "Слишком долговяз, но посадка отличная", – вслух ответила: "Разумеется!" – и разом насторожилась.

– Я пригласил одного вашего знакомого присматривать за моими арабскими матками.

– Да. Тони Крум мне рассказывал.

– Приятный юноша. Не знаю, конечно, достаточно ли у него подготовки, но остёр он, как горчица. Как поживает ваша сестра?

– Превосходно.

– Вы должны привезти её на скачки, леди Корвен.

– По-моему, Динни не очень интересуется лошадьми.

– Я быстро приохотил бы её к ним. Помню…

Он оборвал фразу и нахмурился. Несмотря на томную позу, лицо у него, как отметила про себя Клер, было загорелое, прорезанное морщинами, решительное, с иронической складкой у губ. Интересно, как он отнёсся бы к тому, что она провела прошлую ночь с Тони в автомобиле?

– Когда прибывают ваши матки, мистер Масхем?

– Они уже в Египте. Погрузят их на пароход в апреле. Вероятно, я сам поеду присмотрю за этим. Может быть, захвачу с собой Крума.

– С удовольствием взглянула бы на них, – сказала Клер. – У меня на

Цейлоне была арабская лошадь.

– Обязательно приезжайте.

– Беблок-хайт – это около Оксфорда, правда?

– Милях в шести. Красивая местность. Буду ждать вас. До свиданья.

Джек Масхем приподнял шляпу, дал шенкеля и пустил лошадь лёгким галопом.

"До чего же невинной я прикинулась! Будем надеяться, что не переиграла. Я не хотела бы опростоволоситься перед ним. Мне кажется, он здорово себе на уме. Сапоги у него замечательные! А про Джерри он даже не спросил", – подумала слегка взволнованная Клер, свернула с Роу и пошла к Серпентаину.

На его залитой солнцем поверхности не было ни одной лодки, только у противоположного берега плескалось несколько уток. Разве ей не всё равно, что о ней подумают? Она – как мельник с реки Ди. Только вправду ли ему не было дела до людей? Или он был просто философ? Клер села на скамейку, подставила голову солнцу, и вдруг ей захотелось спать. Что ни говори, провести ночь в автомобиле и провести ночь в постели – разные вещи. Клер скрестила руки на груди и закрыла глаза. Почти тотчас же она уснула.

Люди, проходившие между нею и сверкающим прудом, удивлялись, что молодая, хорошо одетая женщина спит в такой ранний час. Два мальчугана с игрушечными самолётами в руках замерли перед нею, разглядывая её чёрные ресницы, матовые щёки и вздрагивающие, чуть подкрашенные губы. Это были воспитанные дети – за ними присматривала гувернантка француженка; поэтому они не додумались ткнуть спящую булавкой или издать вопль у неё над ухом. Но у неё, как им казалось, не было рук; она скрестила ноги, спрятала их под скамейку, и бедра её в такой позе выглядели неестественно длинными. Это было так занятно, что, когда мальчики проследовали дальше, один из них ещё долго оборачивался и поглядывал назад.

Так, сном человека, который провёл ночь в автомобиле. Клер проспала целый час этого мнимовесеннего дня.

Прошло три недели, в течение которых Клер встретилась с Крумом всего четыре раза. В субботу, укладывая чемодан перед вечерним кондафордским поездом, она услышала зов овечьего колокольчика и сошла вниз по винтовой лесенке.

На пороге стоял низенький человечек в роговых очках, чем-то неуловимо напоминавший представителя учёного мира. Он приподнял шляпу:

– Леди Корвен?

– Да.

– С вашего позволения, имею вручить вам вот это.

Он извлёк из кармана синего пальто длинный документ и подал его

Клер.

Она прочла:

Ноги у неё подкосились, она заглянула в роговые очки, скрывавшие глаза незнакомца, и выдавила:

– О!

Низенький человечек слегка поклонился. Она инстинктивно почувствовала, что он жалеет её, и быстро захлопнула дверь у него под носом. Поднялась по винтовой лесенке, села на кушетку и закурила. Затем положила документ на колени и развернула его. Первая мысль её была: "Какая чудовищная нелепость! Я ни в чём не виновата". Вторая: "Придётся, видно, прочесть эту мерзость".

Не успела она пробежать первую строку: "Сэр Джералд Корвен, кавалер ордена Бани, покорнейше просит…" – как у неё возникла новая, третья по счёту мысль: "Но это же то, чего я хочу! Я стану свободна!"

Дальше она уже читала спокойнее, пока не дошла до слов: "… истец требует взыскать с вышеназванного Джеймса Бернарда Крума, ввиду совершения последним упомянутого прелюбодеяния, возмещение в размере двух тысяч фунтов".

Тони! Да у него не то что двух тысяч фунтов – двух тысяч шиллингов не наберётся. Животное! Мстительная гадина! Неожиданно сведя весь их конфликт к вульгарному чистогану, он не только глубоко возмутил её, но и поверг в панику. Тони не должен, не может быть разорён из-за неё. Она обязана немедленно увидеться с ним! Неужели и ему?.. Конечно, ему тоже послали копию.

Клер дочитала прошение, сделала глубокую затяжку и поднялась. Подошла к телефону, вызвала междугородную и дала номер телефона в гостинице Крума.

– Можно попросить мистера Крума?.. Уехал в Лондон? На своей машине?.. Когда?

Час назад. Значит, едет к ней.

Несколько успокоившись. Клер быстро прикинула: на кондафордский поезд уже не поспеть… Она ещё раз позвонила на междугородную и заказала разговор с поместьем.

– Динни? Это я. Клер. Сегодня вечером не могу приехать. Буду завтра утром… Нет! Здорова. Просто маленькие неприятности. До свиданья.

Маленькие неприятности! Она ещё раз села и перечитала "эту мерзость". О них с Тони, кажется, известно все, кроме правды. А ведь ни ей, ни ему даже в голову не приходило, что за ними следят. Например, этот человечек в роговых очках явно знает её, но она его никогда не замечала. Клер ушла в туалетную и освежила лицо холодной водой. Вот тебе и мельник с реки Ди! Оказывается, играть эту роль не так-то просто.

"Он, наверно, не успел поесть", – спохватилась она.

Накрыв столик в нижней комнате и поставив на него всё, что было в доме съестного. Клер сварила кофе и в ожидании Крума села покурить. Она рисовала себе Кондафорд и лица родных, представляла себе также лица тёти Эм и Джека Масхема, но все оттеснялось на задний план лицом её мужа с его лёгкой, жестокой, кошачьей усмешкой. Неужели она безропотно уступит? Неужели она даст ему восторжествовать и капитулирует без боя? Она раскаивалась, что не послушала отца и сэра Лоренса, предлагавших начать за ним слежку. Теперь поздно: пока дело не кончится, Джерри на риск не пойдёт.

Она ещё сидела в раздумье у электрической печки, когда раздался шум подъехавшей машины и зазвонил колокольчик.

Крум был бледен и, видимо, продрог. Он остановился в дверях, всем своим видом выражая такое сомнение в доброжелательности приёма, который его ожидает, что Клер разом протянула ему обе руки:

– Ну что, Тони, забавная история?

– Дорогая!..

– Вы совсем озябли. Выпейте бренди.

Не успел он допить, как она заговорила:

– Будем рассуждать не о том, чего мы могли бы не сделать, а только о том, что мы должны делать.

Он застонал.

– Мы, наверно, показались им ужасными простофилями. Мне и не снилось…

– Мне тоже. Да и почему нам было не поступать так, как мы поступали? Только виноватый боится закона.

Он сел и подпёр голову руками:

– Видит бог, я сам хочу этого не меньше, чем ваш муж. Я мечтаю, чтобы вы освободились от него. Но я не имел права подвергать вас риску, раз вы не чувствуете ко мне того же, что я к вам.