Она застала Клер дома. В первые минуты сестры старались не касаться пережитого; затем Динни спросила:

– Ну, что хорошего?

– Ничего. Я рассталась с Тони, – мои нервы истрёпаны, его – тоже.

– Неужели он…

– Нет. Я просто сказала ему, что не в силах видеться с ним, пока всё это не кончится. Встречаясь, мы избегаем говорить о процессе, но эта тема неизбежно всплывает.

– Он, должно быть, страшно несчастен.

– Конечно. Но ведь осталось потерпеть всего три-четыре недели.

– А потом?

Клер рассмеялась. Смех был невесёлый.

– Я серьёзно спрашиваю, Клер.

– Мы проиграем, а тогда уже всё равно. Если Тони захочет меня, я ему уступлю. Я обязана сделать для него хоть это, – он ведь будет разорён из-за меня.

– Я думаю, – с расстановкой сказала Динни, – что не дала бы исходу дела повлиять на мою жизнь.

Клер, сидевшая на кушетке, посмотрела на сестру снизу вверх:

– Это звучит слишком рассудочно.

– Не стоит доказывать свою невиновность, раз ты не намерена держаться до конца вне зависимости от того, как повернётся дело. Если выиграешь, подожди, пока не разведёшься с Джерри; если проиграешь, подожди, пока он сам не разведётся с тобой. Крум от ожидания не умрёт, да и тебе оно полезно; выяснишь по крайней мере, что ты чувствуешь к Тони.

– Джерри умён и не даст мне улик против себя, пока сам этого не захочет.

– Значит, мы должны быть готовы к тому, что ты проиграешь. Но твои друзья по-прежнему будут тебе верить.

– Будут ли?

– Это уже моя забота, – ответила Динни.

– Дорнфорд советует все рассказать Джеку Масхему до суда. Что ты скажешь?

– Я должна сначала повидать Тони Крума.

– За чем же остановка? Возвращайся сюда к вечеру и увидишь его. Он приезжает в город на субботу и воскресенье и в семь вечера уже торчит у меня под окнами. Как нелепо!

– Напротив, вполне естественно. Что у тебя во второй половине дня?

– Верховая прогулка с Дорнфордом в Ричмонд-парке. Теперь я также выезжаю с ним по утрам на Роу. Почему бы и тебе не ездить с нами?

– У меня для этого нет ни туалета, ни сил.

– Дорогая! – воскликнула Клер, вставая. – Мы ужасно переживали, когда ты болела. Всем нам было не по себе, а Дорнфорд прямо с ума сходил. Но теперь ты выглядишь даже лучше, чем до болезни.

– Да, я стала пневматичнее.

– Ото, значит, и ты читала эту книгу?

Динни кивнула:

– Вечером зайду. До свиданья и желаю успеха.

Незадолго до семи Динни выскользнула из дома на Маунт-стрит и торопливо пошла пешком по направлению к Мьюз. Ещё не стемнело, но в небе уже встала полная луна и зажглась вечерняя звезда. Динни подошла к западному углу безлюдного Мьюз и сразу же заметила Крума, стоявшего под окнами дома N 2. Выждав, пока он, наконец, не двинется дальше, девушка пробежала по Мьюз и нагнала Тони в дальнем конце переулка.

– Динни? Вот замечательно!

– Мне рассказали, что вас легче всего поймать, когда вы стоите под окнами королевы.

– Да. Сами видите, до чего я дошёл.

– Могло быть хуже.

– Вы теперь совсем поправились? Во всём виноват тот злосчастный день в Сити, – вы тогда, наверно, и прозябли.

– Проводите меня до парка. Мне надо поговорить с вами насчёт Джека Масхема.

– Я боюсь сказать ему.

– Я могу сделать это за вас.

– Как!

Динни взяла его под руку:

– Мы с ним в родстве через дядю Лоренса. Кроме того, мне довелось лично познакомиться с ним. Мистер Дорнфорд совершенно прав: от того, когда и как Масхем обо всём узнает, зависит многое. Позвольте мне рассказать ему.

– Я не знаю… Право, не знаю…

– Словом, я поговорю с ним.

Крум посмотрел на неё:

– Мне просто не верится…

– Честное слово!

– Вы страшно любезны и, конечно, сделаете это лучше меня, но…

– Ну, и довольно.

Они добрались до парка и пошли вдоль решётки в сторону Маунтстрит.

– Часто встречаетесь с адвокатами?

– Да. Они перебрали все наши аргументы, – прямо перекрёстный допрос.

– Мне кажется, он не так уж страшен, если говоришь правду.

– Они переворачивают каждое слово на все лады. А тон какой!.. На днях я зашёл в бракоразводный суд, послушал одно дело. Дорнфорд говорил Клер, что ни за какие деньги не согласится выступать в таких процессах. Хороший он человек, Динни.

– Да, – согласилась Динни, заглянув в бесхитростное лицо Тони.

– По-моему, наши адвокаты не слишком интересуются этим делом. Оно не по их части. Исключение составляет только "очень молодой" Роджер: он немножко спортсмен и к тому же верит, что мы говорим правду, так как чувствует, насколько я жалею о том, что это правда. Ну, здесь вам сворачивать. А я поброжу по парку, иначе не засну. Луна-то какая!

Динни пожала ему руку.

Подойдя к дому, она оглянулась и увидела Крума на прежнем месте. Он приподнял шляпу – не то прощаясь с девушкой, не то здороваясь с луной…

По словам сэра Лоренса, Джек Масхем собирался в город в концу недели. Сейчас он снимает квартиру на Райдер-стрит. В своё время, когда дело шло об Уилфриде, Динни, не задумываясь, помчалась к Масхему в Ройстон; теперь, когда дело идёт о Тони Круме и она явится на Райдер-стрит, придётся задуматься Масхему. Поэтому на другой день, во время завтрака, она позвонила в Бэртон-клуб.

Голос Масхема мгновенно напомнил ей тот день, когда она в последний раз слышала его у Йорке кой колонны.

– Говорит Динни Черрел. Вы не могли бы встретиться со мной сегодня?

Голос медленно процедил:

– Э-э… разумеется. Когда?

– В любой час, который вас устроит.

– Вы звоните с Маунт-стрит?

– Да, но я предпочла бы заехать к вам.

– Э-э… прекрасно. Приходите к чаю на Райдер-стрит. Я снимаю ту же квартиру. Номер вам известен?

– Да, благодарю вас. Значит, в пять?

Когда Динни подходила к дому Масхема, ей пришлось собрать все силы. В последний раз она видела его в вихре схватки с Уилфридом. К тому же он олицетворял для неё ту скалу, о которую разбилась её любовь к Дезерту. Ненавидеть Масхема ей мешало лишь сознание того, что его вражда к Уилфриду проистекала из его своеобразного отношения к ней, Динни. Так, шагая быстро и медленно размышляя, она добралась до его квартиры.

Дверь ей открыл человек, всем своим видом наводивший на мысль, что он обеспечивает свою старость, сдавая комнаты тем, у кого когда-то служил. Он провёл девушку на третий этаж.

– Мисс… э-э… Черрел, сэр.

В довольно уютной комнате около открытого окна стоял Джек Масхем, высокий, стройный, томный и, как всегда, изысканно одетый.

– Чаю, пожалуйста. Родни.

Он приблизился к Динни и протянул руку.

"Словно замедленный кинофильм", – подумала она. Он, видимо, был удивлён её желанием встретиться с ним, но ничем этого не обнаруживал.

– Бывали на скачках с тех пор, как мы виделись на дерби Бленхейма?

– Нет.

– Я помню, вы ставили на него. На моей памяти это самая большая удача новичка.

Он улыбнулся, морщины на его загорелом лице стали особенно явственны, и Динни заметила, что их очень много"

– Прошу садиться. Вот чай. Не откажите разлить сами.

Она подала ему чашку, налила себе и спросила:

– Ваши арабские матки уже прибыли, мистер Масхем?

– Я жду их к концу следующего месяца.

– Вы поручили надзор за ними Тони Круму?

– О! Разве вы знакомы с ним?

– Через сестру.

– Приятный юноша.

– Да, – отозвалась Динни. – Я пришла к вам по поводу него.

– Вот как?

"Он слишком много мне должен, чтобы отказать", – мелькнуло в голове у девушки. Она откинулась назад, положила ногу на ногу и в упор посмотрела на Масхема:

– Я хочу, разумеется конфиденциально, сообщить вам, что Джерри

Корвен вчинил моей сестре бракоразводный иск и привлёк Тони Крума в качестве соответчика.

Джек Масхем слегка повёл рукой, державшей чашку.

– Он её любит, они действительно проводили время вместе, но обвинение не соответствует истине.