Лэш вырос над всеми нами, поднявшись со стула:
– Умирая, король вызвал к себе меня и господина Уфильмара Халсэди.
– Для чего?
– Чтобы мы записали его последнюю волю. Письмо было запечатано согласно протоколу, с тем, чтобы его вскрыть после смерти короля.
Лэш бросил взгляд на личного секретаря короля.
Господин Халсэди протянул письмо в круглом чехле, закрытом золотой печатью. С поклоном передал его, согласного церемониальному кодексу, в руки Первого Министра.
– Ваше Высочество?
– Откройте, – кивнул Риан.
Взломав печать, лорд Махэртин зачёл вслух:
– Король Сиобрян назначил приемником своего сына Риана, так как Фабриан Дик*Кар*Стал хоть и был его единокровным сыном, признан внебрачным.
Леди Одиффэ, милостью Двуликих королева Фиара, назначается при сыне регентом до тех пор, пока наследник короны не достигнет совершеннолетия.
– Что ж, господа? Отец изъявил свою волю. Нам остаётся только последовать ей.
Я вскинула голову, чувствуя, что теперь, наконец-то, наступает моё время.
Слепой Ткач! Игра стоила свеч, стоило риска, на который я пошла!
Теперь мои дети будут в безопасности, а я – свободна.
Всё это теперь было моим! От каменных ступеней дворца до людей в стальных шлемах и латах.
Все комнаты во дворце, государственная казна, право решать кому жить, а кому умирать.
Риан поднялся, ставя точку в сегодняшнем заседании, которое, по сути, было не большим, чем формальностью:
– Церемония коронации назначается через две недели. Повелеваю предпринять все необходимые меры для её приготовления.
Лорды склонили головы.
Все до одного.
С замиранием сердца, не веря, что всё обошлось так легко, я ликовала.
Когда мы спустились вниз, огромный дворец был полон. Он никогда не пустовал, но сегодня атмосфера, царящая в нём, напомнила мне первые дни после свадьбы.
Вокруг гремели торжественные крики.
***
Во время ужина мне не удалось обменяться ни с Рианом, ни с Миароном даже словом. Но я слышала, как за моей спиной всё время шептались придворные:
– Поднялся этот красавчик невероятно быстро с пустого места до третьего королевского советника…
– Говорят, король собирается доверить ему Печать Династии?
– Всё это несправедливо!
– Несправедливо и мерзко.
– Наша королева чужеземка. По слухам, вовсе простолюдинка. При ней власть захватят простолюдины и чужеземцы, если не помешать.
– А этот новый советник, просто потрясающе красив, вы заметили?
– Как не заметить? Женщины таких любят…
– Хотите, государыня, вызову их на дуэль и обрежу им на лету уши?
Обернувшись, я увидела Лэша Виттэра.
– Спасибо, не стоит. Миарон способен постоять за себя сам.
– Мне не нравится то, каким тоном люди смеют осуждать решения, принятые женой и сыном моего любимого повелителя. Но в глубине души я не могу не согласиться с ними. Приблизить к себе такую скользкую тварь ошибка.
– Поживём – увидим, Лэш. Поживём – увидим.
Над залой полетели голоса герольдов:
– Да здравствует Его Величество Риан Дик*Кар*Стал! Да здравствует королева-мать, Одиффэ Дик*Кар*Стал. Да здравствует принцесса Анэйро Дик*Кар*Стал.
Гордые лорды с тысячелетней родословной расступались и склоняли головы передо мной, дочерью крестьянки, окончившей дни в борделе и мага без роду и племени.
***
Удаляясь в свою комнату, я надеялась расслабиться и отдохнуть. Однако отдыха не случилось.
– Могу я испросить у вашего величество аудиенции? – спросила Марайя, сразу после того, как девушки помогли мне разоблачиться, избавив от тяжёлых одежд, предписанных фиарской модой.
– Конечно. Можешь остаться и сказать, что тебя тревожит.
Большую часть времени меня устраивало, что верная наперсница, несмотря на долгие годы верной службы всегда соблюдала субординацию. Но иногда, как сейчас, это напрягало.
Как только мы остались наедине Марайя продолжила, подняв на меня холодные серые глаза:
– Могу я, государыня, просить вас о снисхождении, осмеливаясь напомнить о годах дружбы, что связывали нас?
– Говори, – кивнула я.
– Ваше величество, убийца вашего мужа назвал заказчиков.
– Разве он ещё жив? – удивилась я. – Мне докладывали о его смерти.
– Он был жив.
В голосе Марайи слышалась не свойственная ей в обыденной жизни жёсткость:
– И дал признательные показания, обвиняя дом Чеаррэ в том, что случилось. Посредником назван Эллоиссент Чеаррэ.
Смысл сказанного дошёл до меня не сразу.
– Дорогая моя, но это же невозможно!
– Почему нет?
– У Черрэ не было повода. Сиобрян был для них известной фигурой, менять которую на политической доске попросту не имело смысла. Я уверена, что это козни Пресвятейщих, чтоб им всем в паутину к Слепому Ткачу угодить!
– Тем не менее принц Риан велел схватить эдонийского дипломата и бросить в застенок.
– Что?!
Первой мыслью был страх за Эллоиссента.
Я мечтала увидеть его где угодно, только не на плахе. Отговорить жаждущего мести Риана от казни, представляющейся ему справедливой, будет сложно.
Практически безнадёжная задача.
Перед глазами встала недавняя сцена разговора Риана, Анэйро и Лэша:
– Он долго страдал? – допытался сын, так и не нашедший в себе силы смириться с тем, что был далеко от обожаемого отца в момент его смерти.
– К сожалению рассудок государя оставался ясным до последнего часа. Последней его минуты.
Риан сцепил руки за спиной, отвернувшись от нас:
– Хотел бы я верить, что отец сейчас в Раю, но на это мало надежды. Одно могу пообещать – найду его убийцу, он узнает, что такое ад здесь, на земле, ещё при жизни.
Вспомнила и – содрогнулась.
Потом до меня дошло, что значит бросить в застенок посла другого государства и содрогнулась ещё сильнее.
Да с таким же успехом мы могли бы объявить Эдонии войну!
Война с Эдонией нам не по силам – никому не по силам. А это весомый аргумент против Риана, Ткач всех забери!
– Ты молодец, что побеспокоилась сообщить. Обо всём вовремя доложила. Я тобой довольна.
– Не стоит медлить с решением вопроса, ваше величество. Слишком многое стоит на кону.
Я приподняла брови и Марайя сразу стихла:
– Ты понимаешь всё верно, моя дорогая. Но не думаешь же ты, что понимаешь больше моего?
– Простите, ваше величество.
– У тебя всё?
Марайя склонила голову.
– Тогда можешь быть свободной, – протянула я ей руку для поцелуя в знак особенной королевской милости.
Час от часу не легче! Не успеваешь разгрести одну проблему, как на голову валится другая!
Эллоиссент, ну почему же ты не уехал из Фиара, как я просила?!
Первым побуждением было броситься к сыну и вытрясти из него любым способом приказ о немедленном помиловании и освобождении эдонийского посла.
Однако проблемы была в том, что идти в таком состоянии к Риану я не могла. В растрёпанных чувствах я была непредсказуема.
Прежде, чем сделать шаг – все эмоции под контроль, но стоило лишь представить, как прекрасную голову Эллоиссента кладут под топор и взять контроль над эмоциями уже не получалось.
Я не любила его так, как любила когда-то, но Эллоиссент оставался частью меня самой. Я не могу позволить уйти в небытие ещё одному воспоминанию – воспоминанию о любви без всякого расчёта и оглядки. О словах, сказанных потому, что хотелось сказать, а не по заранее продуманному плану.
Я не могла потерять Эллоиссента!
Хотя? В какой-то степени я давно его уже потеряла. Но всё равно не могу позволить ему уйти из этого мира навсегда. Да ещё по приказу моего сына!
Нет-нет-нет!
И – нет.
Набросив халат на плечи, я ударила несколько раз в дверь, давая знак страже открыть.
Между мной и покоями сына пролегал длинный извилистый коридор, который я миновала за несколько минут почти бегом.
– Король у себя? – спросила я у стражи.
Лица у воинов при виде меня вытянулись. Счастье лицезреть свою королеву практически в неглиже (хоть мой пеньюар и был таким же глухим, как платье, он считался домашней одеждой, не предназначенной для чужих глаз), они не имели никогда.
