– Нужно полагать, за годы своего супружества ты успела привыкнуть к любви на троих?

Я с трудом подавила первый импульс отвесить ему пощечину. Но вспомнив, что я королева, а не прачка, лишь усмехнулась ему в лицо и коротко бросила:

– Завидуй молча.

– Как с твоими последними поступками соотносится твоё же решение избегать любви?

Я подняла на Эллоиссента светлые и наивные, как у оленёнка, глаза:

– А при чём здесь любовь? Это же чистая и незамутнённая, как слеза, похоть. К тому же, должна я была как-то отблагодарить Миарона?

– Отблагодарить? За что?

– О! Так ты ничего не знаешь? – с удовольствием ломала комедию я, стараясь за этой игрой спрятаться от нарождающейся холодной злости.

Наслаждалась каждой толикой боли, ревности, гнева, что будили в нём мои слова и поступки.

Это была моя месть. За ту маленькую дурочку, что ухитрилась влюбиться в богатого красавчика Чеаррэ.

За всю ту боль, что он причинял многочисленными изменами, флиртом и, наконец, предательством.

Говорят, сильные не мстят?

Тогда я слабая.

Женщина может и должна позволить себе иногда маленькую слабость. А в моём случае это было почти невинно.

Я могла этого человека убить, но всё, чего я хотела, так это чтобы он умылся тем же полотенчиком, что и я когда-то.

Пусть прочувствует, каково это – стоять перед человеком, который для тебя нужен как воздух и понимать, что ты просто игрушка для него. Или, того хуже, пустое место.

– Как странно, моих любовников ты успел посчитать. А то, что Миарон все эти годы растил твоего сына узнать не удосужился?

– Что?!

– Тот мальчик, что напал на меня у Храма – наш Лейриан.

Казалось, на несколько секунд он окаменел. Превратился в статую.

– Поэтому ты настояла, чтобы Монтерэй вошёл в совет? И поэтому так настаивала на моём поспешном отъезде?

– И была права была, что настаивала, – подхватила я. – Послушай ты меня, мы бы сейчас с тобой тут не говорили.

– А я ничего не имею против разговоров с тобой, Одиффэ. Здесь ты кажешься куда больше похожей на себя, чем в огромном тронном зале Фиара…

Эллоиссент вдруг замер, словно прислушавшись к чему-то.

Последовав его примеру, я тоже ощутила приближение посторонних.

Ещё одна группа наёмников-убийц?

Не говоря ни слова, Эллоиссент коротко кивнул мне, знаком показывая «встань за мной».

Я никогда не лезла на рожон, предпочитая сначала затаиться, дать противнику шанс сделать первый шаг, и уже потом действовать по ситуации.

Дверь рухнула беззвучно. Не издав ни одного скрипа упала вперёд.

В образовавшейся прорехи мелькнуло три фигуры. Все так же – в чёрном, с закрытыми маской лицами.

С руки одного сорвался кинжал.

В таких случаях ещё в университете нас учили падать на колено, пропуская удар над собой, но я стояла за Элом и он не стал уклоняться, позволив кинжалу войти в тело.

А когда всё-таки ушёл с линии огня, я выпустила из ладоней два огненных пульсара.

Через мгновение с подоспевшим подкреплением было покончено.

– Ты в порядке? – поинтересовалась я, окидывая Эллоиссента быстрым взглядом, пытаясь оценить полученный им ущерб.

Он был не так уж и страшен – рукоять кинжала торчала из ключицы.

Для Чеаррэ совершенно точно не смертельно.

– Стой смирно, – скомандовала я, прижимая раненного к стене, к которой он успел прислониться.

Одним резким движением удалось вытащить лезвие их раны.

Эллоиссент дёрнулся. Горячая алая кровь заструилась по моим пальцам.

Я ощутила острую боль, прокатившуюся по телу Эла.

Воспринимала я её не как боль, а как сгусток энергии, восхитительно сильный, почти осязаемый на вкус.

Сочный!

Тряхнула головой, отгоняя от себя наваждения.

– Как давно ты не питалась? – с сочувствием поинтересовался Эл.

– Давно, – не стала отрицать я. – Но питаться тобой сейчас я точно не стану.

– К Миарону пойдёшь?

Язвительная реплика осталась без ответа.

– Что будем делать с трупом?

– У нас есть трупы? – обернулась я, предположив, что давно спалила всех дотла.

Эллоиссент был прав – первосвятейший, Ткач его сволоки в Бездну, не горел.

Хранили ли его рунические письмена или собственная стервозность, но он был просто мёртв.

– А что с ним делать? Пусть тут гниёт, пока друзья-соратники не спохватятся. Если, конечно, он кому-то нужен настолько, чтобы о нём вспомнить.

Я замолчала, заметив, что, прислонившись затылком к стене, Эллоиссент закрыл глаза.

– Ты сам-то трупом стать не планируешь? – грубовато поинтересовалась я.

Грубость моя проистекала из чувства, подозрительно напоминавшего смущения, а мне, королеве и демону, смущаться никак по статусу не положено.

– Странный вопрос, – открыв глаза, усмехнулся Эллоиссент.

– Выглядишь паршиво.

– Тогда нужно отсюда выбираться. А то сегодня что-то убийцы партиями бегают. Мне эти игры порядком надоели.

Мне они тоже не нравились.

Я быстро прокручивала в голове возможные варианты как лучше отсюда уйти?

Через Инферно сил может не хватить, а застрять там или оказаться не в том месте дело, мягко говоря, малоприятное.

Через дверь, с предъявление королевской грамоты о помиловании вроде как логичней, но… предполагается, что королева мать почивает после трудов насущных за день-деньской.

Объясняться долго и трудно, почему я выхожу из камеры с преступником, когда никто не помнит, как я туда входила.

Во-вторых, куда мне отвести Эллоиссента?

«К королю», – шепнула самая разумная часть меня, всегда дающая дельные советы.

Решение было принято и подлежало исполнению.

– Ты сможешь создать телепорт, через которой можно выбраться?

Эллоиссент кивнул:

– Как только снимешь с меня проклятый ошейник-блокатор.

Я потопталась между кучками пепла в надежде отыскать хоть что-то, напоминавшее ключ. В некоторых поблёскивало нечто, напоминающее расплавленный металл, но даже если и раньше это было ключом, теперь это уже не имело никакого значения.

– Посмотри у Пресвятейшего, – буркнул Эллоиссент, заботливо баюкая руку с раненым плечом.

Преодолевая отвращение, я перевернула тело клирика с живота на спину, обшарив его карманы.

Двуликие, как обычно, были милостивы. Нашла, таки, небольшую связку ключей.

Самый маленький ключик оказался тем самым, нужным, разомкнувшим ненавистный ошейник.

Эллоиссент счастливо вздохнул, сорвав его с шеи.

– Блаженство! – потянулся он с довольством сытого кота. – Эти ваши монахи подлые твари. Ведь блокировать магию можно обыкновенным перстнем или браслетами.

– Перстень легко снять. И, к твоему сведению, я очень многое готова признать своим, но не этих светоносных выродков, портящих мне жизнь с первого дня в Фиаре. Ты готов?

– Иди сюда, – в призывном жесте протянул он мне руку.

Я помню его ладонь гладкой, почти изнеженной.

Теперь руки у Эллоиссента была крепкими и жёсткими, хотя держал он меня с прежней осторожной нежностью.

Когда-то, стоило ему ко мне прикоснуться, весь мир переворачивался, уходя из-под ног.

Сердце и сейчас пропустило несколько ударов, когда Эллоиссент крепко обнял меня за талию, прижимая к себе именно так, как требовали правила безопасности перемещения по телепортам.

Мы переместились на место неподалёку от дворца, под каменным сводом арки ворот, через которые в город обычно выходила прислуга.

Сюда так же сваливали мусор и нечистоты, так что амбре стояло ещё то.

Эллоиссент пошатнулся, и я вынуждена была подставить ему плечо.

От резкого движения камзол на нём распахнулся, открывая моему взору залитую кровью рубашку, разорванную не в одном, а в трёх местах.

– О! Да тебя потрепали сильнее, чем я думала!

– Одиффэ, да ты с годами стала куда больше походить на обыкновенную женщину, – тихо засмеялся Эл. – Раньше, бывало, тебя мои раны не беспокоили, а возбуждали.

– Раньше я была глупой и дикой. Так что не напоминай о былом.