С упорством и последовательностью, так тебе свойственными в любом начинании, ты исхитрилась посадить мне на хвост Чеаррэ, от которых я предпочитал держаться подальше, по опыту зная, что значит столкнуться с ними на узкой дорожке.

А потом последовала та сцена, во время которой ты сделала вполне серьёзную попытку меня убить.

Я до конца не верил, что у тебя хватит сил…

– У меня и не хватило, – вздохнула я. – Я не смогла тебя убить.

– Но ты хотела. Меня это огорчило. А ещё больше то, что ты сбежала. Я потерял тебя из виду до тех пор, пока Заколар не притащил тебя ко мне, бурча себе под нос что-то о древних проклятиях и демонах.

Потом, как я понял, ты влюбилась в этого пустого мальчишку. Вцепилась в эти свои чувства с упрямством бульдога.

И до сих пор призрак этой любви живёт в твоём сердце.

– Это только призрак, Миарон.

– Любовь к тебе словно нож в сердце, Одиффэ. Она причиняет боль, а вытащить нельзя, потому что вместе с ней уйдёт жизнь.

Ты мой свет. Жестокий, беспощадный свет. Наверное, другого я своей жизнью не заслужил. Но мне иного и не нужно. Я люблю тебя. Только тебя одну.

Я прижала ладонь к его горячей груди, чувствуя, как бьётся в ней сердце.

Сильно, быстро.

– Я не знаю, любовь ли то, что ты заставляешь чувствовать меня к себе. Но знаю точно – ненавидела ли я тебя, боялась ли, хотела, – ты никогда не оставлял меня равнодушной.

И, как не сопротивлялась я своим чувствам, глупо отрицать ту связь, что возникла между нами с первого взгляда. Это не просто похоть, и это, наверное, не совсем любовь. Ты словно часть меня. Хочу – не хочу, это так.

– Ты сказала не то что я хотел от тебя услышать.

– Ох, Миарон… эти слова так часто повторяли, что они не много значат.

– И всё же? – настаивал он.

Я вздохнула.

И выдохнула:

– Люблю тебя.

Эпилог

Когда-то я мечтала о маленьком домике, затерянном в сугробах большого леса.

Почему именно маленький домик? И почему именно в лесу?

Почему не в цветущих садах? Не посреди клумб? Белых арок и бесед-ротонд? Не где-нибудь у моря, где на закате и восходе шумят прибои и отливы?

Потому что именно в такой, уединённый, тихий и уютный особнячок в несколько комнат однажды привёл меня Теи Чеаррэ.

После Теней, оборотней и открытого пламени тишина того места запала в душу и прочно ассоциировалось с раем.

Там я искала спасения от преследующих меня демонов.

Снег заносил следы. Снег мельтешил в окнах. Снег остужал страсти и становилось легко и спокойно.

А ещё, когда выпадает много снега, становится светлее. Даже самый тонкий лунный луч множится в отблеске сотен тысяч мелких ледяных кристаллов, играет на их гранях, превращая пространство в сказку.

Зима – моё любимое время года.

И я наконец получила тот домик, о котором мечтала. Именно тогда, когда уже смирилась с тем, что грёзы на то и грезятся, чтобы никогда не сбываться.

Я получила всё, что хотела, но совсем не так, как воображала когда-то.

Жизнь сложилась так, что пришлось не только посмотреть в глаза собственным кошмарам – наверное, для красного словца стоило бы добавить, что пришлось полюбить их.

Но на самом деле я не люблю сейчас то, что ненавидела когда-то.

Просто я повзрослела достаточно, чтобы научиться отделять человека от его поступков.

Что мы такое?

Мы все?

Инструменты богов, на котором те выводят замысловатые мелодии, наполняющие бытие смыслом.

Есть барабан – он всегда звучит на одной высоте. Есть рояль, скрипка или гитара. В зависимости от исполнения, они рождают разные мелодии.

Миарон отчего-то представлялся мне именно таким сложным инструментом.

Иногда разыгранные им партии было чудовищны, иногда – прекрасны.

А может быть в этом и есть великая сила любви?

Чем сложнее натура человеческая, тем сложнее ей жить без этого чувства, тем ниже способна она опуститься без света и выше взлететь, когда этот свет проявляет себя?

Не знаю.

Как всегда, вопросов у меня больше, чем ответов. А уверенности нет ни в чём.

Да и в чём можно быть уверенным? Разве только в том, что, однажды родившись ты когда-нибудь непременно умрёшь?

Жизнь – дорога. Может быть и смерть – тоже дорога. Бесконечный путь к осознанию и познанию самого себя.

Быть может даже больше – жить это творческий процесс, где ты выступаешь соавтором Бога.

Ты творишь себя, раскрашивая собственную душу в различные цвета, используя всё богатство цветовой палитры, существующей во Вселенной.

И в конце пути, в конце всех жизней, ты либо вберёшь в себя весь спектр и станешь белым. Либо утратишь краски и станешь черным.

Но есть ли он, этот конец пути?

Мне гораздо приятнее верить, что, когда подходит к финишу на одной дорога сразу начинается другая.

Я никогда не верила в судьбу.

И сейчас не верю.

Ничего не предназначено. Ничего не предначертано. Ты, и только ты сам выбираешь, кем быть, с кем быть, каким быть.

Даже если ты чёрен, как грех, это не значит, что ты не можешь измениться.

Можешь. Если захочешь.

Но что-то меня понесло философствовать?

Снег всегда навевает на меня эти настроения. Так приятно думать ни о чём и не бояться последствий за неправильный вывод.

Вот в чём, наверное, суть всех философий мира: рассуждать часами ни за что не отвечая?

История Красного Цветка подходит к концу, потому что в будущем мне предстоят другие роли. Может быть, красного драгоценного камня? Или огнедышащего дракона? Не берусь судить.

Что ещё добавить под занавес?

Я не верила, что Миарону удастся легко решить нашу проблему.

И была права. Легко не получилось.

Риан пришёл в ярость от предложения безродного слуги жениться на его королеве-матери.

Когда узнал, что «слуга» не так уж безроден, пришёл в ярость ещё большую. Прямо-таки осатанел и велел бросить Миарона в застенок. Полагаю, свою роль сыграли добрые советчики, нашептывающие на уши юному королю мудрые решения.

Дошло до того, что мы обменялись с сыном оскорблениями.

Вернее, оскорблял Риан, обвиняя меня в свойственной женщинам глупости и безнравственности. В том, что я предала память его отца и предаю интересы сына, подпуская к трону чудовище из-за Синих Гор.

За негодованием сына стояли Лэш и Марайя.

Особенно приятно было видеть первого в рядах борца за нравственность.

Марайя рвалась к власти, делая всё возможное и невозможное, чтобы приобрести на юного короля как можно больше влияния. Красивая, умная и безнравственная, она имела все шансы на то, чтобы добиться поставленной цели.

И являлась куда более жутким противником, чем её, теперь уже без пяти минут, экс-супруг.

Намерения моей статс-дамы были мне ясны как очевидность.

Много ли нужно, чтобы привязать к себе мальчишку, не знающего женской ласки и впервые её познавшего?

Партия складывалась совсем не в мою пользу.

Анэйро желала выйти замуж за своего маршала и тоже спала и видела, как избавиться от моей докучливой опеки.

В общем и целом, кризис взросления у моих детей протекал практически по классическому сценарию, с той лишь разницей, что возможностей набедокурить в них было больше.

Миарон успел сбежать до того, как стража явилась, чтобы бросить его в застенок.

Любимый сынок, справедливо подозревая меня соучастницей, не погнушался запереть в крепости родную мать.

Мне пришлось покорно это скушать. Хоть и горькой была пилюля, но что делать? Можно залить огнём целый свет, но на собственное дитя-то рука не поднимется.

Записав долг на открывшийся счёт Лэша и Марайи я, словно змея, ушла в спячку. Или в засаду.

Сидела в сторонке и ждала, когда вода снова польётся на мою мельницу.

А то, что она туда польётся, я не сомневалась. Дело лишь во времени.

Мышки славно погуляли, пока кошек не было.

За три месяца мои бывшие друзья сумели наворотить дел.