Он сделал паузу, чтобы отпить пива и погрузиться мыслями в картины прошлого. Она пристально смотрела на него, но не подгоняла.

– Через несколько минут мои заряды взорвались, и туннель, по крайней мере та часть, где перед этим находился я, обрушился. Все, кто там оставались, были убиты и погребены. Мы подождали пару часов, пока не улягутся пыль и дым, а потом подключили вентилятор и продули воздухом входной ствол шахты. И тогда стало видно, как из лабиринта повалил дым и стал выходить из всех отдушин и других «паучьих щелей» по всем джунглям. А когда развиднелось, мы еще с одним парнем спустились вниз, чтобы найти Медоуза. Мы считали его погибшим, но ведь мы давали клятву: как бы ни сложилось – забрать тело и отослать домой. Но мы его не нашли. Провели в поисках остаток дня, но находили только убитых вьетконговцев. Большинство из них были застрелены, у других перерезаны глотки. И у всех были отсечены уши. Когда мы вылезли на поверхность, то нам сказали, что больше мы не можем задерживаться. У нас уже был другой приказ. Мы ушли, и вот так я нарушил клятву.

Босх безучастно смотрел в ночь, видя перед собой только то, о чем рассказывал.

– Два дня спустя в селение Нгуен Люк пришел другой отряд, и кто-то обнаружил вход в туннель из одной тамошней хижины. Они послали своих «крыс» его проверить, и те не пробыли под землей и пяти минут, как нашли Медоуза. Он просто сидел, как Будда, в одном из коридоров. Без оружия. Бормотал что-то бессвязное, какую-то бессмыслицу, но живой и невредимый. И когда они хотели забрать его с собой наверх, он не пожелал. В конце концов им пришлось его связать. Потом они обмотали его веревкой и велели тем, которые наверху, тащить. И там, на свету, они увидели, что на Медоузе ожерелье из человеческих ушей, нанизанных вместе с его личными солдатскими медальонами.

Босх допил пиво и опять ушел с балкона в дом. На этот раз она последовала за ним на кухню, где он взял новую бутылку. Уиш поставила свою, наполовину недопитую, на стойку.

– Вот такая у меня история. Таков был Медоуз. После этого его отправили в Сайгон, в краткий отпуск, – немного отдохнуть и сменить обстановку, но он вернулся обратно. Не смог без туннелей. Правда, после того случая он уже никогда не был прежним. Он рассказывал мне, что просто заблудился. Спутал направление и шел и шел, убивая всех, кто попадался на пути. История гласит, что на шее у него было навешано тридцать три уха. И кто-то раз спросил меня, почему Медоуз позволил одному вьетконговцу сохранить одно ухо. А я ответил, что он позволил каждому сохранить по уху.

Она покачала головой, точно не веря. А он кивнул, подтверждая.

– Я казнюсь, что не нашел его тогда. Я его подвел.

Оба некоторое время стояли молча, глядя в кухонный пол. Босх вылил остатки своего пива в раковину.

– Один вопрос о списке судимостей Медоуза – и больше ни слова о деле, – сказал он. – Его схватили при попытке к бегству из Ломпока. После чего отправили в «Терминал-айленд». Вам что-нибудь известно об этом?

– Да. Это тоже было связано с подкопом. Примерным поведением он снискал доверие тюремного начальства и поэтому был назначен на работу в прачечную. Газовые сушилки имели подземные вентиляционные воздуховоды, выводящие из здания. Он делал подкоп под одним из них. Работал не более часа в день. Говорили, что он, очевидно, провел за этим занятием не меньше полугода, прежде чем план был раскрыт. Это случилось, когда дождевальные установки, которые там применялись на площадке для отдыха, размягчили грунт и образовалась каверна.

Босх кивнул. Он понял, что это тоже был туннель.

– Два других его подельника, участвовавшие в заговоре – торговец наркотиками и банковский грабитель, – все еще отбывают заключение. Они не связаны с нынешним делом.

Он снова кивнул.

– Пожалуй, я уже пойду, – сказала она. – Завтра у нас много работы.

– Да. У меня еще много других вопросов.

– Я постараюсь ответить на них, если смогу.

Двинувшись к выходу, Элинор прошла мимо него почти вплотную, в маленьком пространстве между холодильником и кухонной стойкой, и вышла в прихожую. Она прошла так близко, что он почувствовал запах ее волос. Запах яблок, подумалось Босху. Он заметил, что она смотрит на эстамп, висящий на стене прихожей, напротив зеркала. Картина состояла из трех отдельных прямоугольных фрагментов и представляла собой репродукцию триптиха пятнадцатого века под названием «Сад наслаждений».

– Иероним Босх, – проговорила она, всматриваясь в напоминающий кошмарные видения пейзаж картины. – Когда я увидела, что именно таково ваше полное имя, я спросила себя…

– Никакой связи, – сказал он. – Моя мать… просто ей нравились его картины. Думаю, из-за фамилии. Однажды она прислала мне эту репродукцию. Приписала в записке, что она напоминает ей Лос-Анджелес. Все эти сумасшедшие люди… Мои приемные родители… им эта картина не нравилась, но я хранил ее много лет. Висит здесь с тех пор, как я купил этот дом.

– Но вам больше нравится, когда вас зовут Гарри?

– Да, мне нравится Гарри.

– Спокойной ночи, Гарри. Спасибо за пиво.

– Спокойной ночи, Элинор… Спасибо за компанию.

К десяти часам утра они уже были на шоссе Вентура, которое, пересекая долину Сан-Фернандо, выводит из города. Сегодня за рулем был Босх. Они ехали в сторону, противоположную основному потоку движения, держа путь на северо-запад, к округу Вентура, и оставляя позади пелену смога, который заполнял Долину, словно налитые в лохань грязные сливки.

Их путь лежал в колонию «Чарли компани». Год назад ФБР произвело лишь поверхностную проверку обстоятельств пребывания Медоуза в этом реабилитационно-исправительном учреждении в рамках программы социальной поддержки ветеранов. Уиш сказала, что, по ее мнению, необходимость в такой проверке была минимальной, поскольку Медоуз вышел оттуда почти за год до ограбления банковского хранилища. Она сказала, что ФБР тогда затребовало копию досье Медоуза, но не проверила имен других осужденных, которые находились там с ним одновременно. Босх считал, что это было ошибкой. Он сказал, что, судя по перечню мест работы Медоуза, ограбление банка стало результатом давно вынашиваемого плана. И этот план мог родиться и созреть именно в «Чарли компани».

Прежде чем тронуться в пусть, Босх позвонил Дэрилу Слейтеру, полицейскому, под чьим надзором находился Медоуз после условно-досрочного освобождения, и получил краткую сводку о «Чарли компани». Слейтер сказал, что эта колония представляет собой сельское овощеводческое хозяйство, принадлежащее одному армейскому полковнику, который по выходе в отставку нашел свое второе призвание. Полковник заключил соглашение с тюрьмами штата и федеральными тюрьмами о том, что будет принимать к себе досрочно освобождаемых заключенных, поставив единственным условием, чтобы те были ветеранами войны во Вьетнаме. Удовлетворить это требование было не слишком трудно, добавил от себя Слейтер. Как и в любом другом штате, в тюрьмах Калифорнии отбывало срок множество бывших военных. Причем, по словам Слейтера, полковника Гордона Скейлза не интересовало, какие именно преступления совершили эти ветераны. Он просто хотел вернуть их на путь истинный. Исправительное учреждение имело штат служащих из трех человек, включая самого Скейлза, и там одновременно могло содержаться не более двадцати четырех человек. Средний срок пребывания составлял девять месяцев. Они работали на овощных плантациях с шести до трех, делая только один перерыв – в полдень, на обед. После окончания рабочего дня проходило общее часовое собрание, иначе называемое «душеспасительная беседа», затем следовали ужин и просмотр телевизора. Перед отбоем был еще один час религиозной беседы. Слейтер сказал, что Скейлз использовал свои связи в обществе для того, чтобы пристраивать ветеранов на те или иные места работы, когда те были готовы к вступлению в большой мир. За шесть лет доля рецидивистов среди людей, отбывших срок в «Чарли компани», составила только 11 процентов. Показатель столь завидный, что Скейлз был отмечен похвальным отзывом в речи президента в ходе предвыборного турне по штату.