– Хочу попросить тебя об одной услуге. Мне нужно компьютерное время.

– Что ж, давай это устроим.

Вот что нравилось Босху в Гекторе В. Тот никогда не задавал вопросов вроде «Что?» или «Зачем?» прежде, чем принять решение. Он был человеком типа «давай это устроим», всегда готовым оказать содействие. Он не играл в разные дурацкие игры, в которые, как пришел к выводу Босх, играли почти все люди их профессии. Гектор крутанулся на вертящемся стуле, обращаясь к стоящему на столе компьютеру, и ввел пароль.

– Ты ведь хочешь пробежаться по каким-то именам, верно? Сколько штук?

Босху тоже не хотелось его дурачить. Он показал список из тридцати четырех фамилий. Гектор тихонько присвистнул.

– О’кей, мы их, конечно, посмотрим, но это вьетнамцы. Если их дела не проходили по этому ведомству, то и досье здесь не окажется. Я могу извлечь только то, что есть в компьютере. Даты въезда, документация, гражданство – все то, что заложено в базу данных. Сам знаешь, как оно устроено, Гарри.

Босх знал. Но он знал также, что Южная Калифорния – это то место, где, преодолев океан, нашли себе приют большинство вьетнамских беженцев. Гектор начал набивать имена двумя пальцами, и двадцать минут спустя Босх уже держал перед глазами компьютерную распечатку.

– А что мы ищем, Гарри? – спросил Гектор, вместе с ним глядя в список.

– Сам не знаю. Тебе ничего не кажется здесь необычным?

Прошло довольно много времени, и Босх уже подумал, что Гектор скажет, мол, ничего необычного не видит. Тогда тупик. Но Босх ошибся.

– Так… насчет вот этого человека, думаю, ты обнаружишь, что он имел связи.

Имя человека было Нго Ван Бинь. Босху оно ничего не говорило, кроме того разве, что оно было из списка «В»; Бинь был из тех, кто не заявлял о пропаже из сейфа.

– Ты говоришь, связи?

– У него был какой-то блат, протекция, – пояснил Гектор. – Политические связи – думаю, ты бы это так назвал. Видишь ли, номер его дела имеет буквенную приставку «GL». Этими досье занималось наше Бюро по особым делам в Вашингтоне. Обычно они не занимаются простыми людьми. А только крупными шишками вроде шаха, Маркосов. Или русских невозвращенцев – если они являются учеными или артистами балета. Такой вот публикой. Этих дел я здесь никогда не видел. – Он кивнул головой и ткнул пальцем в распечатку. – Далее: опять же даты, они слишком близко друг от друга. Его переброска произошла слишком быстро, и это наводит меня на мысль, что не обошлось без подмазки. Я слыхом не слыхивал об этом парне, но вижу, что этот парень неплохо разбирался в человеческой породе. Взгляни на дату въезда: 4 мая 1975 года. Всего четыре дня после того, как он покинул Вьетнам. Если прикинуть: в первый день человек добирается до Манилы, в последний – до Штатов. У него оставалось всего два дня на то, чтобы в Маниле выправить разрешение и прокомпостировать билет на материк. А в это время – старина, вспомни – они ведь прибывали в Манилу полными лодками. Невозможно оформить это за два дня, если только все не схвачено. То есть у этого самого Биня уже был оформленный пропуск. Он имел политические связи. Это не такое уж редкое явление, многие их имели. Когда дело накрылось медным тазом, мы вывезли оттуда множество людей. Кто-то из них принадлежал к элите. А кто-то просто имел деньги, чтобы с их помощью стать элитой.

Босх посмотрел на дату отъезда Биня из Вьетнама. Это было 30 апреля 1975 года. В тот же день уезжал из Вьетнама Медоуз. Тот самый день, когда под ударами армии Северного Вьетнама пал Сайгон.

– А это дата министерства обороны, – сказал Виллабона, указывая на другое число. – Четырнадцатое мая. Очень короткий срок для проверки документации и признания ее правильной. Всего через десять дней после прибытия этот человек получает въездную визу. Это слишком уж стремительно для простого Джо.[40] Или, в данном случае, для простого Нго.

– И что ты об этом думаешь?

– Трудно сказать. Он мог быть тайным агентом. Он мог просто иметь достаточно денег, чтобы добиться посадки в вертолет. По сей день о тех временах бродит масса слухов. Как люди в одночасье становились богатыми. Место на военном самолете шло за десять штук. Бесспорно, визы стоили еще дороже. Но… ничего так и не было доказано.

– Ты мог бы достать досье этого парня?

– Да. Если бы был в Вашингтоне.

Босх пристально посмотрел на него, и Гектор наконец пояснил:

– Все дела с кодом «GL» находятся там, Гарри. Именно там сидят нужные люди, которые обеспечивают нужные связи. Понимаешь?

Босх ничего не ответил.

– Не сердись, Гарри. Я посмотрю, что можно предпринять. Сделаю пару звонков. Зайдешь попозже?

Босх дал ему фэбээровский номер телефона, однако не сказал, что он принадлежит ФБР. Потом они обменялись рукопожатием, и Босх ушел. В вестибюле первого этажа он посмотрел сквозь тонированное стекло, ища глазами Льюиса и Кларка. Увидев наконец, как черный «плимут» свернул за угол (это сыщики СВР совершали очередной объезд квартала), вышел и спустился по ступенькам к своей машине. Периферийным зрением заметил, как машина СВР замедлила ход и подрулила к тротуару – шпики ждали, пока он отъедет.

Босх сделал так, как они хотели. Потому что сам хотел того же самого.

Улица Вудро-Вильсон-драйв, закручиваясь против часовой стрелки, взбегает по Голливудским холмам. При этом ни на одном участке растрескавшейся, залатанной асфальтовой дороги никогда не могли разъехаться две машины без того, чтобы на всякий случай не притормозить. Дома по левую сторону потихоньку взбираются по вертикальному склону горы. Это давние капиталовложения, солидные и надежные. Испанская черепица и лепнина. По правую сторону выросли уже более новые постройки, с деревянным фахверковым каркасом. Они бесстрашно нависают верхними комнатами над рыжими, поросшими колючками руслами высохших ручьев и ромашковыми каньонами. Дома балансируют на сваях, как на ходулях, и так же ненадежно держатся за склон горы, как их владельцы – за свои позиции на раскинувшихся далеко внизу киностудиях. Дом Босха был четвертым от конца, по правую руку.

Когда Босх объезжал на машине последний виток, дом возник перед глазами. Гарри посмотрел на темное дерево, на общий дизайн, напоминающий обувную коробку, ища признаки того, что дом каким-то образом изменился, – будто внешний облик дома мог сказать, не случилось ли каких-то неприятностей внутри. Потом посмотрел в зеркальце заднего вида и ухватил взглядом морду карабкающегося в гору черного «плимута» – точно нос пронырливого животного, вынюхивающего добычу. Босх въехал под автомобильный навес рядом с домом и вышел из машины. Он вошел в дом, не взглянув больше на тянущийся за ним «хвост».

Он ездил на причал, чтобы хорошенько осмыслить сказанное Рурком. И, размышляя об этом, вспомнил о телефонном звонке на своем автоответчике, когда звонивший повесил трубку, так и не проронив ни слова. Сейчас он вошел в кухню и заново «проиграл» телефонные сообщения. Первым шел тот самый неизвестно чей звонок – он поступил во вторник. Далее – сообщение от Джерри Эдгара, полученное сегодня в предрассветные часы, когда Эдгар разыскивал Босха, чтобы вызвать его к стадиону «Голливуд-боул». Босх перемотал ленту назад и еще раз прослушал неизвестный вызов, жестоко коря себя за то, что не оценил его важности в первый раз. Кто-то позвонил, выслушал его записанное на пленку приветствие и, дождавшись звукового сигнала, повесил трубку. Этот звук положенной трубки записался на ленте. Большинство людей, если бы не хотели оставлять сообщение, просто повесили бы трубку, едва услышав записанные на автоответчике слова, что хозяина нет дома. Либо, сочтя, что он все-таки дома, окликнули бы его после сигнала. Но этот абонент прослушал запись, дождался сигнала и затем повесил трубку. Почему? Тогда, в первый раз, Босх не обратил на это внимания, но теперь подумал, что этот звонок был проверкой работы передающего устройства.