Уклоняясь от очередного удара, он неудачно приземлился на раненную ногу, и уже начинал отступать ещё раз, но командующий был быстрей, Анахель со всех сил отклонял тело, уже приготовившись к новым повреждениям или при худшем сценарии смерти, но вдруг.

Булава командующего опускалась словно метеор, на тело Анахеля, и он увидел, как голова рыбы взорвалась, вся верхняя часть его черепа слетела, разбрызгивая куски кости, крови и мозгов. Анахель расширил глаза от шока, и булава опустилась на левую часть его груди, но лишь дотронулась, и в ударе уже не было силы.

Анахель машинально повернул голову наверх, и ничего не увидел. Но он чувствовал, что его спасение пришло со стороны королевского дворца.

Анахель всё ещё стоял, как услышал крики, а затем и отступающих морских солдат.

Морские твари бежали, словно смерть командующих лишила их всякого стимула продолжать идти на убой. Они бежали, не оглядываясь, и даже не стараясь добить особо раненых и открытых бойцов, таких как Анахель, который в данный момент с шоком наблюдал, как поток отступает, всё ещё огибая его зону влияния воли, особенно после показательного измельчения парочки морских тварей.

Анахель сидел на коленях, его руки безвольно опущены вниз, силы совсем его покинули, его дыхание редкое и поверхностное, каждая часть тела болит жгучей, пульсирующей болью, нога в районе коленной чашечки переливается волнами вздымающейся боли, которая и не думает утихать, несмотря на то, что Анахель давно перестал ей двигать.

Мозги медленно остывали, словно орудие, которое завершило обстрел и теперь ему нужно охлаждение. Доспех продолжал ввинчиваться в него, прилипая к коже в попытке заменить её. Всё тело ломилось от боли, а усталость накатила на него дополнительной приливной волной.

Он просто сидел, и не был уверен, что нашел бы в себе силы отбиться от ещё одного наступающего солдата. Анахель всё-таки взял себя в руки, и понял, что если просто сидеть лучше явно не станет. Он начал дышать по технике восстановления, из последних сил, ломаными движениями с треском и скрипом, садясь в позу лотоса.

Он не знал, сколько просидел, как ощутил, что над ним нависла громадная фигура, от которой волнами исходит угроза и жестокость. Анахель открыл глаза и взглянул на Хенграча, он был весь залит кровью, на поясе висят головы командующих морского народа, а глаза всё ещё жаждут битвы. Его крылья были сложены за спиной, и не было признаков того что они сейчас исчезнут, или скроются в теле.

Хенграч теперь был един с доспехом, сознание доспеха — его сознание, раны доспеха — его раны. Хенграч прожигал тело Анахеля своими пылающими глазами, в них была угроза и жажда крови. Пространство сжималось от напряжения, жажда крови сгущала тона, замутняя взор вокруг, и обволакивая всё вокруг густым запахом крови, словно на поле боя его было мало. Во рту появился металлический привкус, а раны, только недавно залатанные открылись, и из них полилась кровь.

Анахель поднял взгляд, его глаза не были теплыми при взгляде на товарища, сейчас они были холодные и так же полны угрозы, а искра жестокости недавно потухшая — мелькнула, словно искра, и искра эта уже закручивалась, разжигая пламя внутри.

Глаза Анахеля задымились бесформенным пламенем, они жгли как два уголька, всматриваясь в Хенграча, взгляд которого был вызывающий, в нем была надменность и пренебрежение. Анахель ответил ему своим взглядом, полным возносящейся к вершинам сознания ярости, и распаляющейся жестокости от которой трясло всё тело в предвкушении.

Черное сердце затрепетало в груди, как дитя получившее сладость, оно счастливо завизжало, выбивая новый ритм тандема танца смерти. Приливные волны горячей крови отодвигали боль назад, компенсируя чувство порцией злости и ненависти, которая заставляла сжимать зубы до боли и скрипа.

Доспех обретал более темный, насыщенный густой цвет, сам доспех ещё плотнее прилип к коже, наполовину проникая и сливаясь с ней. Сам доспех слегка заклубился, словно туман, начиная переливаться, и если смотреть издалека, это можно принять за игры разума или отблеск света. От доспеха отделялся ореол темного цвета, похожий на черный дым, который как копоть прилип к доспеху, переливаясь маслянистым блеском. Сам доспех влиял на разум Анахеля легким и тихим смехом, появляющимся время от времени, и звучащим как насмешка, слышимая в самых низших уровнях сознания, там, где любой звук, звучащий в пространстве кажется игрой воображения.

Анахель никогда не воспринимал своих товарищей как таковых, ни к одному человеку за свою жизнь он не испытывал сильной привязанности, исключением может быть разве что Ярин. Анахель был благодарен товарищам, за тренировки, наставления и советы, но о духе товарищества или дружбы не шло и речи.

Как бы ему не хотелось ощутить дух товарищества или дружбы, всё было тщетно. Из самых глубин своего существа он ко всем людям чувствовал только равнодушие, или возможно яркую искру пылкости и мимолетного возбуждения, как было с женщинами.

Ему претило слово товарищ, или друг, и каждый раз, когда кто-то из его товарищей умирал, это никак не колыхало его сердце.

Всё что он чувствовал это пустоту, как бы он ни хотел, но к товарищам привязанности он не испытывал, всё было либо притворством, либо самообманом.

И сейчас, Хенграч тоже решил отбросить мнимую заботу, которую он демонстрировал Анахелю. Он, как и его товарищ знал и чувствовал, что внутри своего существа они оба, Анахель и Хенграч просто чудовища, битва и резня — единственное, что может заставить их чувства бурлить по-настоящему.

В словах не было необходимости, оба под шлемами хищно улыбнулись, обнажая оскал зверей, зубы которых были в крови.

Сердце Анахеля стучало всё быстрее, в преддверии битвы оно приказало доспеху залатать ногу Анахеля, его доспех в обычных обстоятельствах не смог бы выполнить приказ такой сложности, но сейчас сердце посылало волны ауры демоничества, благодаря которым доспех стал на порядок лучше как броня, и как артефакт. Внутрь от слоев брони отделились тонкие черные шипы, которые впились в кость и нитью соединили её, не восстанавливая, а только ещё больше калеча, но это вернуло целостный вид кости, что помогло Анахелю стоять, и двигаться так, словно его кость не раздроблена.

Анахель их сидячего положения рванулся вперёд, он использовал всю силу своего тела, чтобы оттолкнуться от пола, оставив две вмятина на нем, и с невероятной скоростью он рванул в атаке на Хенграча, его меч уже приближался к телу противника.

***

Тяжелое дыхание раздавалось над тихим полем битвы, звуча оглушительно громко в гробовой тишине. Темные тучи всё сгущались, обволакивая небо серыми пасмурными цветами и скрывая в себе свет солнца. В этой темноте черная фигура согбенная над большим телом выглядела ещё мрачнее и темнее.

Руки казались безвольными, они держали в руках по клинку. С черного, иззубренного со свирепыми шипами меча стекала густая кровь, она протекала по длине, и капала с кончика меча, который был под наклоном. Белый изогнутый нож был окрашен в багровый только на кончике, где клинок переходит в изгиб.

Фигура выглядела застывшей, даже движение грудной клетки не было видно от человека закованного в доспех, который был изрублен, по всему телу зияли глубокие порезы, которые впрочем, открывали вид лишь на темную тишину, которая переливалась легким потоком, и словно липучая живая масса старалась склеить части разрубленного доспеха.

Перед фигурой лежало ещё более изуродованное тело, так же в доспехе, которое придавливало под собой металлические крылья. Порезы были глубокие, и в них не было признаков движения. Голова была отделена от тела, и со свирепым, всё ещё твердым взглядом в мертвых глазах смотрела вперёд.

Анахель словно только очнулся, глубоко вдохнул, вдох не был судорожным или наполненным желания получить живительного кислорода, это был решительный вдох. Словно уставший человек вдохнул, понимая, что должен продолжать путь.