— Ну здравствуй, Гаппа! — обратился к девушке Клеф.

— Вы принесли чернила? — спросила ласковым тоном девушка, не отрываясь от рисунка.

— Прости, забыли. — ответил Клеф.

— Тогда зачем пришли? — посерьёзнела девушка, продолжая рисовать.

— Проведать тебя решили. Узнать, всё ли в порядке. — Клеф тоже старался говорить с ней ласково, как с ребёнком.

— Я же просила меня не беспокоить.

— Прости, мы просто решили, вдруг тебе...

— Так, ну хватит! — перебил Ницер — «Прости, забыли», «Проведать тебя решили». Ты «чёрный мундир» или трёхлетний ребёнок, Клеф?

— Этот противный дед опять с вами... — вздохнула девушка и оторвала взгляд от рисунка, посмотрев на вошедших. Увидев Форса, она добавила: — А тебя я раньше не видела. Как тебя зовут?

— Меня зовут Форс.

— Очень рада. — улыбнулась девушка. — Меня зовут Гаппа.

Ницер начал брать в руки и рассматривать её рисунки. Их на столе девушки скопилась уже целая пачка. Вероятно, чернила и бумага лежали где-то под изрисованными листами, раскиданными по столу.

— А ты тоже скоро станешь стражником? — спросила Гаппа.

— Да, я учусь в академии, надеюсь, скоро стану. — ответил Форс.

— Ну и зря. — улыбнулась девушка. — Ничего интересного в их жизни нет. Только и умеют, что мучить людей в своих пыточных камерах.

— Да были бы люди... — проговорил Ницер. — А то ведь одержимые. Да ещё, к тому же, не признаются в этом!

— Я не одержимая. — скромно сказала девушка. И тут же грубо кинула Ницеру: — В отличие от тебя, старый дурак. Скоро совсем загнёшься!

— Ах так! — спокойно проговорил Ницер, посмотрев на девушку. Повернув голову, он обратился к Клефу: — Я могу считать это оскорблением?

— Можешь, Ницер. — ответил тот.

Между тем Форс, рассматривающий рисунки, заметил, что большинство из них это абстрактные изображения природы и каких-то существ, а некоторые — весьма странные, на них изображены черепа, кости, умершие люди. Они тоже были прекрасны, но их красота была в то же время и пугающей.

— Почему ты рисуешь такие картины? — указал Форс на одну из них. — Ведь ты могла бы прекрасно рисовать природу, у тебя это так здорово получается!

— Понимаешь, Форс, это моя суть, — сказала девушка, — я просто выражаю себя на этих картинах.

Гаппа начала указывать на картины пальцем и комментировать их:

— Вот тут я весела. Вот это я грущу. Вот здесь я добрая. А здесь, — взяла она в руки тёмный рисунок с черепом, — здесь я зла. У меня есть разные рисунки, где я в депрессии, где я готова всех убить, где я плачу...

— В общем, художница была бы замечательная. — прервал Ницер. — Если б не поддерживала наших врагов.

— Я не верю, что она заражена. — сказал Форс, рассматривая её рисунки. — Одержимые себя так не ведут.

— Ха, ну и попробуй докажи это им. — засмеялась девушка. — Уже полмесяца меня здесь держат. А я домой хочу. К родителям!

— Да что ты говоришь, красота ты наша. А ничего что ты стольким стражам подселила духов?

Девушка засмеялась, но при этом видно было, что она разочарована и едва не плачет.

— Вы все заражены. Я только открыла вам глаза на это.

— Смеёшься? Смейся, смейся. — Ницер взял в руки рисунок, который только что рисовала девушка. Он был уже почти нарисован, осталось дорисовать совсем немного. Ницер развернулся к Форсу и, показав рисунок, спросил: — Красиво, правда?

— Да, очень. — проговорил Форс, восхищаясь.

— Ой, уже не очень. — произнёс Ницер, разорвав рисунок пополам.

— Нет! — закричала девушка, протягивая руки к рисунку, однако Ницер отошёл от стола и девушка не смогла дотянуться до его рук.

— Что ты делаешь? — удивился Форс.

— Я? — спросил спокойно Ницер. — Я всего лишь показываю тебе её настоящую суть.

— Закрыли меня здесь, издеваетесь, — кричала девушка, — теперь ещё и рисунки мои рвёте! Не надо! Это всё, что у меня осталось.

Она попыталась встать, однако ноги её не держали, и она тут же упала обратно на стул. В итоге, в бессилии что-либо сделать она сложила руки на стол и заплакала.

— Она что, не может ходить? — спросил Форс, однако его вопрос остался без ответа.

— С тобой я уже разговаривал, Гаппа. Позволь мне поговорить с тобой настоящей. — говорил Ницер.

— Не отбирайте рисунки... Это всё, что у меня осталось. — плакала, лёжа на столе, девушка. — Позвольте мне рисовать!

— Что происходит? — недоумевал Форс. Ему было жалко смотреть на девушку.

— Плачешь? — усмехался Ницер. — Мне кажется, что ты забыла, кто ты на самом деле!

Подняв со стола свои заплаканные глаза, Гаппа посмотрела с ненавистью на Ницера.

— Вооот, уже лучше. — с издёвкой произнёс тот, подойдя ближе и упёршись руками в стол. При этом он демонстративно наступил на одну из половинок порванного рисунка, упавших на пол, и сказал, глянув вниз и растирая его ногой по полу: — Ой, печаль-то какая. Рисунок уже не восстановить.

— Это ваши души уже не восстановить! — закричала девушка, глядя на Ницера. — Будьте вы прокляты! Будьте вы все прокляты!

В этот момент всё пространство в камере начало словно потряхивать, вокруг, словно пылинки, начали мелькать непонятные белые искры, а картина окружающих стен стала местами словно искривляться, тут же возвращаясь в привычное своё состояние.

Девушка отвернулась от вошедших и заплакала. Но это продолжалось недолго. Через некоторое время её голова резко повернулась к Ницеру, так резко, что Форс, смотрящий на это, испугался и отшатнулся назад. Девушка смотрела на мага не моргающим взглядом и в глазах её читалась ненависть. Листочки рисунков, лежащие на столе, сами собой поднялись вверх, так же, как и волосы девушки. И тут у Форса внутри проявился сильный страх. В животе всё сжалось, будто извне кто-то ударил ниже солнечного сплетения.

Форс оцепенел и стоял молча, наблюдая, как пространство вокруг меняет свой вид, пока не почувствовал, как кто-то взял его за плечо и потащил назад. Последнее, что он увидел — спину Ницера, пристально смотрящего в глаза девушки.

Очнулся Форс уже в коридоре-туннеле. От ударов по щекам. Открыв глаза, он увидел Ницера и Клефа, сидящих над его лежащим на полу телом.

— Отлично, проснулся. — хихикал Ницер. — Ну что, Форс, отключился ты, не выдержало тело.

— Я займусь с ним телесно-энергетическими практиками. Индивидуально. Подготовим. — отвечал ему Клеф.

— Ну всё, с меня хватит таких экспериментов! — послышался откуда-то сзади голос командира гарнизона. — Вы мне ещё мальчишку убейте здесь!

— Не беспокойся. — пробормотал Ницер. — Быстрее она вас угробит, чем мы здесь кого-либо.

— Ты меня так не пугай, — отозвался командир, — мне к ней ещё чернила сегодня занести надо.

— Занесёшь, не бойся. — сказал, вставая, Ницер. — Только не зли её, и всё.

— Ну всё, поднимайся. — потянул Форса вверх Клеф.

Поднявшись на ноги, Форс ещё некоторое время не мог говорить. Он шёл по туннелю и просто слушал, о чём говорят Клеф с Ницером.

— Телесные практики, это конечно хорошо, — говорил Ницер, — они здорово помогают, когда сознание чисто. Когда тело боится, а голова делает. Тогда приходится сознанию преодолевать сопротивление тела, и если тело не готово, то это даётся с большим трудом.

— Да, но телесные практики и сознание меняют. — отвечал Клеф.

— Меняют, но не настолько, насколько можно поменять его в непосредственной близости с духами.

— Опять ты о своих жёстких методах?

— Не существует никаких других методов, друг мой. Либо ты учишься этому на реальных примерах, либо приобретаешь этот опыт на поле боя.

Разговор продолжился, когда троица распрощалась с командиром гарнизона и вышла за двери бункера. Тёплый ветер подул им в лица и они ощутили контраст между холодным подземельем и жаркой поверхностью.

— Что ты порекомендуешь в таком случае? — пошёл в сторону карьера Клеф.

—Я порекомендую Форсу сделать выбор. Если он готов работать с тем, что он видел сегодня, — сказал Ницер, махнув рукой на вход в бункер, — пусть приходит ко мне. Если раздумает, пусть лучше возвращается в своё селение.