— Для защиты от стрел достаточно хороших щитов, — поморщился король. Поразмыслив, он добавил: — Я приму к сведению твои предостережения, моя проницательная королева, и буду осторожен. Похоже, эти омайцы появились как раз вовремя.

— Что ты задумал? — Королева откинулась на ложе, взирая на Гассема взглядом, полным обожания. Шаззад всегда содрогалась от таких взглядов, поскольку слишком хорошо понимала, что последует дальше.

— Лучший способ выяснить, на что способен Гейл, это стравить его с другой армией.

Королева восторженно рассмеялась.

— Любовь моя, ты мудрее всех людей!

Гассем с довольным видом усмехнулся.

— Чем больше я размышляю, тем сильнее мне все это нравится. Подумай сама: Невва — страна землепашцев, с которых хорошо брать дань, но не более того. Омайя — это и вовсе ничтожное захолустье. На Островах мы были вынуждены воевать с другими племенами за лучшие пастбища, и в этих схватках гибли отличные воины. Но теперь, закрепившись на материке, мы могли бы привезти с Островов не только людей, но и кагг. К ним добавятся и стада омайцев, после того как мы обратим их в рабство. Это куда быстрее и проще, чем превращать в пастбища невванские пашни.

Лерисса бросилась мужу на грудь.

— Ты — настоящий провидец! И как только такие глупцы, как Оланд, Пашар и Диваз могут мнить себя королями?!

— Скоро на свете не останется других владык, кроме меня, — засмеялся Гассем. — Я завоюю весь мир и подомну его под себя. Островитяне расселятся повсюду и будут процветать, а шессины станут править всеми народами и племенами. В мире не будет места жалким слабакам! — Он впился губами в уста Лериссы, мощными руками обхватив ее талию.

Покуда королевская чета предавалась утехам плоти, Денияз приблизилась к прикованной к стене Шаззад. Поставив на пол кувшин, она, скрестив ноги, уселась перед сестрой.

— Теперь ты знаешь, что тебя ждет, — промолвила она. — Бегство для тебя — единственное спасение.

— Боюсь, что ничего не выйдет. Я погибну, Денияз. В отличие от тебя, я не создана для рабства.

— Случаются вещи и похуже, чем жить в любимицах у королевы Лериссы.

— Ты останешься с ней, пока не утратишь красоту. Но что будет потом, Денияз. Сделаешься простой служанкой? Станешь рожать и растить новых рабов для своих повелителей?

Денияз протянула указательный палец и ногтем провела по телу Шаззад от пупка до ключицы… На коже принцессы сразу возникла тонкая алая полоса.

— Так, стало быть, ты, моя дорогая сестрица, рабству предпочитаешь смерть? Зато я могу сказать, какая смерть ждет тебя. Ты ведь знаешь, что порой королева оказывает мне небольшие милости.

Королева, тем временем, часто задышала, а затем начала издавать протяжные стоны. Теперь Шаззад уже не могла притворяться, будто не видит происходящего у Денияз за спиной.

— Как могут эти чудовища в человеческом обличье так любить друг друга? — удивилась она.

— Они же дикари, Шаззад, — ответила Денияз. — И как все дикари, они чувствуют острее, чем мы. Разве ты не завидуешь им? Для этих двоих на свете больше никто не существует. Они беспомощны друг без друга. Разве ты не видишь, сколь неполной была бы его власть, если бы рядом не было обожающей Лериссы.

Шаззад задумчиво кивнула.

— Ты права.

— В свою очередь и она великолепно дополняет его, словно две половинки одной вазы. По одиночке они ничто, зато вместе составляют могучее целое. Они знакомы почти с рождения. У него — сила. У нее — осторожность. Он мгновенно принимает решения, враз просчитывая массу вариантов. Она же продумывает все более глубоко и прорабатывает подробности. К тому же они не ведают угрызений совести и ни о чем не жалеют. Они знают, что не похожи на прочих людей.

Шаззад откинулась к стене, дабы уменьшить боль в пояснице и запястьях.

— Прежде я думала, что высокое положение ставит меня над законами, которым вынуждены подчиняться простые смертные. Но даже я не ведала столь полной свободы. Как такое возможно?

В этот миг любовники, судя по страстным стонам, достигли высшей точки наслаждения.

— Ты по-прежнему не понимаешь их природы, Шаззад. Я ведь говорила тебе, что они — дикари. Они происходят из малочисленного, никому не ведомого народа, обитающего на далеких островах. В их мире нет никаких писаных законов и королевской власти, — лишь запреты и традиции. Обычаи и табу для дикарей играют роль высших законов. Гассем и Лерисса один раз нарушили их, и после этого любые запреты вообще перестали существовать для них. Чему же удивляться, если подданные боготворят их? В цивилизованном мире все совсем иначе. Даже повинуясь монаршей власти, мы никогда не забываем, что на троне не всегда оказываются самые достойные, но лишь самые ловкие и беспощадные. Разве твой собственный отец не сбросил с престола продажного немощного правителя? Варвары воспринимают Гассема как человека, явившегося из ниоткуда, дабы объединить племена в единую нацию и поработить все прочие народы мира. — Она придвинулась к Шаззад. — Этим двоим не стоило бы именовать себя королем и королевой. Они — боги, даже если еще сами не знают об этом.

Наконец, король ушел, а королева велела приготовить ей ванну, и Денияз тут же бросилась прислуживать своей госпоже. Отчасти Шаззад было жаль ее: Денияз добровольно стала рабыней у бездушных дикарей и искренне восторгалась ими. Но затем принцесса вспомнила, как плеть впивалась в ее тело, — и все теплые чувства исчезли.

Теперь она думала об одном лишь Гейле.

Лишь когда до столицы Неввы оставалось два дня пути, Гейл дал разрешение своим воинам поупражняться в стрельбе из лука. В пустыне переход давался слишком тяжело, и у них не было такой возможности, а на землях Неввы Гейл слишком опасался вражеских соглядатаев. Однако, теперь он мог больше не думать об этом: Гассему все равно не успеть разгадать все замыслы своего молочного брата.

Войско короля Пашара шло следом за всадниками Гейла. Теперь Гассему, несомненно, донесут, что противник намерен осадить Флорию, — Гейлу это будет лишь на пользу. Разумеется, от осады он отказываться не собирался, но отнюдь не намерен был лично принимать в ней участие.

По настоянию Гейла командование невванской армией поручили Хараху. Правда, тот не имел достаточно опыта ведения масштабных боевых действий на суше, но Гейл прежде всего желал иметь рядом с собой преданного человека, а Хараху он доверял, как никому другому. Ему пришлось долго уговаривать Пашара, льстить и даже угрожать ему, но он все же убедил короля остаться в Касине и позволить другому человеку возглавить войско. Основным аргументом послужило то, что если Пашар вновь оставит столицу, то может возникнуть опасность измены среди придворных.

Гейл также уговорил короля отпустить с ним Шаулу. Приличия ради писец попытался сопротивляться, утверждая, что слишком стар для нового похода, однако Гейл прекрасно знал, что в душе его друг жаждет приключений.

Гейл выслал вперед дозорных, которых, несмотря на все возражения, заставил облачиться в невванскую одежду, вооружиться местным оружием и даже для кабо использовать невванскую упряжь: он не желал, чтобы враги раньше времени узнали о его присутствии здесь.

Гейл был уверен в своих силах, но все же сознавал, что грядущая битва станет первым серьезным испытанием для его войска. Ему и прежде доводилось объединять силы племен, дабы очистить равнину от многочисленных разбойничьих шаек, а затем — против воинственных племен, нападавших с юга и юго-востока. Но никогда прежде им не доводилось сражаться против армий цивилизованных государств. Гейл не представлял себе, на что способен его молочный брат. Бесспорно, тот был безумцем, но безумие это отнюдь не лишало его разума в том, что касалось военных дел. Напротив, его хитроумные замыслы словно бы получали благословение самих небес.

Забот у Гейла хватало, и думал он не только о грядущей битве. Повелитель Равнинных Земель хотел привести домой всю свою армию, а не ее жалкие остатки. Если цена победы окажется слишком высока, это будет равносильно поражению.