ихайлову Васильев решил с собой не брать. Она была, очевидно, не самой страшной преступницей из шайки. Судя по тому, как она испугалась и как сразу все откровенно стала рассказывать, — это была просто слабовольная девчонка, которую затянули в шайку более сильные товарищи. Иван Васильевич ей верил. Но бог ее знает, может быть, есть у них какие-то условные знаки, может быть, все-таки она захочет и сумеет подать Климову понятные ему и непонятные другим сигналы опасности?

Словом, Михайлову решили не брать. Пошли втроем. Надели штатские костюмы, положили в карманы маленькие маузеры, точно такие же, как тот, из-за которого потянулась ниточка, и поодиночке, на разных трамваях, без четверти пять прибыли на остановку. В помощники Васильев взял двух ребят из своей бригады, толковых парней, накопивших уже опыт розыскной работы и, к тому же, достаточно сильных.

Народу на остановке скопилось порядочно. Только что закончилась работа, и были те часы, которые потом получили красивое название «часы пик».

Никто, конечно, не обратил внимания на трех человек, очевидно, не знакомых друг с другом. Они с нетерпением смотрели вдоль по Невскому, поджидая нужный им номер. Если бы кто-нибудь за ними понаблюдал, то, вероятно, заметил бы, что уже все номера прошли, а они все не садятся. Но кому бы пришло в голову следить за ними? Люди торопились после работы домой. Климова среди них не было. Не было никого среди ожидавших, кто хотя бы приблизительно подходил под описание Климова.

Без десяти пять. Без пяти пять. Ровно пять.

Как бы ни был опытен работник угрозыска, сколько бы раз ни приходилось ему вот так поджидать в засаде преступника, все равно каждый раз он волнуется, как волновался во время первой своей операции. Придет или не придет? Узнаем или не узнаем? Может быть, заметит опасность и скроется… Да, наконец, сумеем ли удержать, ведь маузеры-то взяты только так, для испуга? Нельзя же, в самом деле, открывать стрельбу днем на многолюдном проспекте.

Две минуты шестого, пять минут шестого, семь минут шестого. Неаккуратен. Видно, плохая у них дисциплина в шайке. Удобно ли так часто смотреть на часы? Это может навести на подозрение. А впрочем, почему? Человек опаздывает, а нужного трамвая все нет. Естественно, человек нервничает.

Десять минут шестого. Двенадцать минут шестого. Четверть шестого. Неужели не придет?

Первым увидел его Васильев. Посторонние люди не заметили, не почувствовали, как насторожился Васильев, но свои-то сотрудники думали о том же, и хотя Иван Васильевич был внешне совершенно спокоен, сразу поняли, что Климов идет. С равнодушным, может быть слишком равнодушным видом они повернулись к тротуару.

Да, если бы не описание, которое все трое заучили назубок, никогда бы им не пришло в голову, что этот хорошо одетый молодой человек — бандит, только сегодня убивший трех человек. Он шел спокойно, им даже показалось, что он что-то напевает или насвистывает. На ногах у него были бежевые гетры, которые единодушно вспоминали все те, кто описывал его внешность. Пальто у него было, очевидно, заграничное, очень просторное, такое, какие, если верить модным журналам, носили в то время члены английской палаты лордов. Может быть, он и волновался, но внешне это было никак не выражено. Идет молодой человек, прилично одетый, в прекрасном настроении. Деньги у него есть, вечер ему предстоит приятный…

Васильев рассчитал довольно точно. Он так прогуливался по остановке, что, когда Климов подошел, Васильев оказался как раз у него за спиной. И два сотрудника подошли, как будто случайно, и стояли рядом, поглядывая, не идет ли, наконец, нужный им трамвай.

«Почему он не ищет Михайлову? — подумал Васильев. — Может быть, он еще с тротуара увидел, что ее нет? У них, наверное, в обычае опаздывать на свидания». Тут Иван Васильевич быстрым движением просунул сзади руки под локти Климова, крепко зажал их и упал на спину. Климов смешно задрыгал ногами. Руками он шевелить не мог, но ноги у него были свободны. Бежевые гетры на секунду мелькнули в воздухе, но сразу же на Климова навалились сотрудники. Догадливые ленинградцы, читатели отделов происшествий в газетах, тотчас поняли, что берут опасного преступника. Не каждый день увидишь такое! Какой-то мальчишка, за хлебываясь от волнения, кричал, надрываясь, своим друзьям:

— Сюда, сюда скорее, скорей же!… — Он был, видно, хороший товарищ и хотел, чтобы его друзья тоже насладились зрелищем, которое в награду не известно за что послала ему судьба.

Впрочем, зрелище оказалось очень коротким.

Взяв Климова за руки, сотрудники подняли его и поставили на ноги. Выдержка у Климова была крепкая. Он с интересом посмотрел на сотрудников, на поднимавшегося с мостовой Васильева и легкомысленно присвистнул, как будто не понимая, что теперь ему уже не отвертеться. С улицы Марата выехала машина, которая неприметно стояла там, у подъезда, будто поджидая пассажира. Она подъехала вплотную к остановке. На заднее сиденье посадили посередине Климова, по сторонам сели сотрудники. Васильев устроился рядом с шофером, и машина тронулась.

Толпа, оставшаяся на Невском, была сначала разочарована. Как будто начался спектакль, дорогой, хороший спектакль, и вдруг, в самом интересном месте, опустили занавес. Впрочем, через несколько минут каждый из зрителей уже вспоминал мельчайшие подробности. Надо же было все и как следует рассказать родным и знакомым. А так как не все были скрупулезно правдивы, да и фантазия у людей не спит, то на следующий день в городе уже рассказывали о перестрелке на Невском, о ловле отчаянного бандита, который бежал, отстреливаясь, а кое-кто добавлял даже, что милиция привезла пулемет.

Климов в машине вел себя необыкновенно развязно. Он поглядывал то на одного сотрудника, то на другого, попросил разрешения закурить, иногда почему-то даже посмеивался. Приехали в угрозыск, прошли в кабинет к Васильеву. Климова обыскали. Оружия при нем не было.

— Ваши документы! — сказал Васильев. Климов вытащил из кармана корреспондентский билет газеты «Вечерний Ленинград».

— Федоров Павел Андреевич, литературный сотрудник, — прочел Васильев про себя и понял, что произошла нелепейшая ошибка. Фотография была, безусловно, Федорова.

«Черт с ним, с Федоровым, — думал Иван Васильевич, не отрывая глаз от корреспондентского билета. — Ну, извинимся перед ним, объясним, в чем дело. Но Климов, Климов ушел! Он, может быть, даже смотрел, как мы Федорова брали. Только дурак после этого останется в Ленинграде…»

— Подождите меня, — буркнул Васильев и вышел.

Из соседней комнаты он позвонил в редакцию газеты «Вечерний Ленинград». Да, Федоров Павел Андреевич там работает. Живет на углу улицы Марате и Невского. И даже гетры носит. Проклятые гетры! Если бы не они, может быть, и не спутали бы его с Климовым.

В свой кабинет Васильев вернулся довольно-таки смущенным.

— Вы уж извините, товарищ Федоров, — сказал он. — Опасного бандита ловим, Такой же молодой, как вы, хорошо одевается и тоже носит бежевые гетры.

Федоров, впрочем, оказался неплохой парень. Он рассмеялся и стал утешать огорченного Ивана Васильевича.

— Да вы не волнуйтесь, — говорил он. — Мне было даже интересно. И вы не думайте, в газете я ничего писать не буду. Что ж тут такого? Ошибка естественная. Жаль только, что бандита вы упустили.

Федорова отправили в редакцию на машине. Чтобы не возвращаться к нему, скажем, что через несколько дней в газете «Вечерний Ленинград» все-таки появился хлестко написанный маленький фельетон. Там рассказывался случай на трамвайной остановке, происшедший с автором фельетона, и в ироническом плане описывалось поведение детективов, которые действовали в лучших традициях сыщицкой литературы… Васильев имел по этому поводу не очень приятный разговор с начальником угрозыска и, расстроенный разговором, даже не удержался и позвонил в редакцию