Изабелла сделала нетерпеливый жест рукой.

— Прости меня, дочь моя. Я ухожу. Да благословит тебя небо. В одиннадцать — если ты не позовешь меня раньше — в одиннадцать я приду за тобой.

Как только он ушел, Изабелла упала на колени.

— Боже, помоги мне оставаться твердой в принятом мной решении. Боже, только ты можешь — о, бедный Эрнсклиф! Кто утешит его теперь? С каким презрением будет он произносить имя той, которая внимала ему днем, а вечером отдала себя другому! Что же, пусть презирает меня. Это лучше для него, чем знать правду. Пусть презирает меня, если это поможет ему бороться с горем, — потеря его уважения послужит мне утешением.

Она горько плакала, то и дело тщетно пытаясь начать молитву, ради которой опустилась на колени.

Но ей не удалось взять себя в руки до такой степени, чтобы помолиться. Она по-прежнему томилась в душевной муке, когда дверь комнаты тихо открылась.

Свидетелем горя мисс Вир оказался Рэтклиф. В своем волнении Эллисло забыл отменить приказ пригласить его, и сейчас тот открыл дверь со словами:

— Вы посылали за мной, мистер Вир?

Затем, оглядев комнату, он воскликнул:

— Как мисс Вир — и одна! На полу, в слезах!

— Оставьте меня, оставьте меня, мистер Рэтклиф, — говорила несчастная девушка.

— Нет, я не уйду, — сказал Рэтклиф, — я несколько раз просил, чтобы меня впустили попрощаться с вами, и мне всякий раз отказывали, пока ваш отец сам не послал за мной. Вы меня можете осуждать за дерзость и назойливость, но меня оправдывает то, что я должен выполнить свой долг.

— Я не могу слушать вас, я не могу разговаривать с вами, мистер Рэтклиф. Примите мои пожелания счастливого пути и, ради бога, оставьте меня.

— Скажите одно, — настаивал Рэтклиф, — неужели правда, что этот чудовищный брак должен состояться — и притом сегодня вечером? Я слышал, как слуги говорили об этом, когда проходил по лестнице.

Я слышал также, как отдавали распоряжение приготовить часовню.

— Пощадите, мистер Рэтклиф, — отвечала несчастная невеста, — посмотрите, в каком я состоянии, и оставьте свои жестокие расспросы.

— Выйти замуж за сэра Фредерика Лэнгли, и притом сегодня же! Не может, не должно этого быть, и этого не будет!

— Это неизбежно, мистер Рэтклиф, иначе моего отца ждет гибель.

— А, я понимаю, — молвил в ответ Рэтклиф, — и вы пожертвовали собой, чтобы спасти того, кто… Однако, пусть добродетели дочери искупят грехи отца, сейчас не время ворошить прошлое. Что же делать?

Время идет — я знаю только одно средство; будь у меня в распоряжении хоть один день, я бы нашел много других… Мисс Вир, вы должны просить защиты у единственного человека, во власти которого изменить ход событий, грозящих увлечь вас за собой.

— Кто же человек, обладающий такой властью? — спросила мисс Вир.

— Не пугайтесь, когда я назову его имя, — попросил Рэтклиф, подходя ближе и тихо, но отчетливо выговаривая слова, — это тот, кого называют Элшендером, отшельником с Маклстоунской пустоши.

— Вы сошли с ума, мистер Рэтклиф, или же хотите поиздеваться над моим горем. Ваша шутка крайне неуместна.

— Я в здравом уме, нисколько не меньше, чем вы сами, — отвечал ее советчик, — и я отнюдь не склонен шутить, тем более над чужим горем, и менее всего — над вашим. Я клянусь вам, что этот человек (а он совсем не тот, за кого себя выдает) действительно располагает возможностью избавить вас от этого ненавистного союза.

— И спасти моего отца?

— Да, даже это, — ответил Рэтклиф, — если вы попросите его об этом. Трудность лишь в одном: надо добиться, чтобы он вас выслушал.

— Это как раз довольно просто, — заявила мисс Вир, вдруг вспомнив эпизод с розой. — Помню, он говорил, что я могу обратиться к нему за помощью в случае какого-нибудь несчастья, и в знак этого дал мне этот цветок. Он не успеет полностью завянуть, сказал он, как мне понадобится его помощь. Неужели возможно, что это пророчество не было всего лишь безумным бредом!

— Отбросьте всякие сомнения и не бойтесь ничего, — отвечал Рэтклиф. — Но прежде всего не будем терять времени. Вы свободны, за вами не следят?

— Нет, как будто, — сказала Изабелла, — но что вы хотите мне посоветовать?

— Поезжайте немедленно, — продолжал Рэтклиф, — и падите в ноги этому необыкновенному человеку, который, пребывая в обстоятельствах, свидетельствующих, по всей видимости, о самой ужасающей нужде, обладает силой сказать решающее влияние на вашу судьбу. Гости и слуги пьянствуют, руководители восстания поглощены обсуждением своих изменнических планов, моя лошадь стоит оседланная в конюшне, я оседлаю еще одну для вас и встречу вас у садовой калитки. Пусть никакие сомнения в моем благоразумии или верности не помешают вам решиться на единственный шаг, который может избавить вас от ужасной судьбы, уготованной для супруги сэра Фредерика Лэнгли.

— Мистер Рэтклиф, — отвечала! мисс Вир, — вы всегда пользовались репутацией безукоризненно честного человека. Утопающий хватается за соломинку.

Я доверяюсь вам, я последую вашему совету, я выйду к садовой калитке…

Как только мистер Рэтклиф вышел, она заперла на засов входную дверь своей спальни и сошла в сад по потайной лесенке. По дороге она уже раскаивалась, что согласилась на этот сумасбродный и безнадежный план. Но, спускаясь по лестнице мимо потайной двери, которая вела в часовню, она услышала голоса служанок, занятых там уборкой:

— Выйти замуж! За такого дрянного человека!

Господи! Все, что угодно, только не это.

— Они правы, они правы, — пробормотала мисс Вир, — все, что угодно, только не это!

Она поспешила в сад. Мистер Рэтклиф сдержал слово: оседланные лошади стояли у калитки, и через несколько минут путники уже скакали по направлению к избушке отшельника.

Пока дорога была ровной, быстрая езда мешала им разговаривать, но при крутом спуске, когда они вынуждены были пустить лошадей шагом, новая тревожная мысль пришла в голову мисс Вир.

— Мистер Рэтклиф, — сказала она, натянув поводья, — прекратим это путешествие, на которое я могла согласиться только под влиянием крайнего возбуждения. Я очень хорошо знаю, что среди простонародья об этом человеке говорят, будто он наделен сверхъестественной властью и якшается с нечистой силой. Знайте же, что, во-первых, я не придаю никакого значения всем этим глупостям, а во-вторых, если бы я им и верила, мои религиозные убеждения не позволили бы мне обратиться к нему за помощью.

— Казалось бы, мисс Вир, — молвил в ответ Рэтклиф, — мой характер и мои убеждения вам отлично известны. Не можете же вы предполагать, что я верю во всю эту чепуху?

— Какие же другие возможности помочь мне, — недоумевала Изабелла,

— могут быть у человека, который сам несчастней всех на свете?

— Мисс Вир, — сказал Рэтклиф, помолчав с минуту, — я связан обетом молчания. Не настаивайте на дальнейших объяснениях и удовлетворитесь моим заверением в том, что он действительно располагает такими возможностями. Надо только убедить его захотеть ими воспользоваться, и я нисколько не сомневаюсь, что вам это удастся.

— Мистер Рэтклиф, — возразила мисс Вир, — ведь вы и сами можете заблуждаться, а от меня ждете безграничного доверия.

— Вспомните, мисс Вир, — ответил он, — когда, побуждаемые добротой, вы попросили меня заступиться перед вашим отцом за Хэзуэлла и его разоренную семью, когда вы попросили меня добиться того, чтобы ваш отец сделал нечто совершенно несвойственное его натуре, а именно — простил обиду и отменил наказание, — я поставил вам условие, чтобы вы не задавали мне вопросов об источнике моего влияния. Вам не пришлось раскаиваться, что вы доверились мне тогда. Доверьтесь мне и сейчас.