Вятша тихонько засмеялся. Он давно уже перестал бояться смерти, вообще ничего уже не боялся, кроме одного — Дирмунда-князя. Вот кто был по-настоящему страшен! Хотя со спины посмотришь, вроде и ничего особенного — варяг как варяг, не видал, что ли, Вятша варягов? Длинный, тощий, сутулый. Но как обернется, как зыркнет глазами! Такого жуткого, пронзительного взгляда Вятша не видел ни у кого. Холодный, немигающий, страшный. Словно бы заглядывал в душу злобный волкодлак-нелюдь!

Разные слухи ходили о Дирмунде-князе, да и сами отроки-волки, бывало, заговаривали о нем по ночам. Вернее, заговаривал только один — Всеволод, остальные слушали, а кое-кто, к примеру Немил, резко обрывал беседу. Ох, не зря князь велел Немилу убить Всеволода. Видно, вызнал.

От такого, как Дирмунд, ничего не скроешь, не убежишь никуда и нигде не спрячешься! Найдет, достанет, накажет — принесет в жертву кровавому богу... нет, не Перуну, хотя и ему приносил князь жертвы, но только главным был для него Кром — древний кровавый бог чужого народа.

Вятша зябко передернул плечами, — нет, он не замерз, хоть ночь и была прохладной, дело в другом... Отрок вдруг испугался, поймав себя на мыслях о Дирмунде... А ведь князь наверняка может их читать! Нет, нет, гнать их из головы поскорее, иначе конец, а быть принесенным в жертву чужому богу — самая ужасная участь, которую только можно себе представить. Здесь, на болоте, Вятша со всей отчетливостью осознал, что отличается от других отроков, как отличался и убитый Всеволод.

Остальные и вправду смотрели на Дирмунда пустыми глазами, полностью подчиняясь его воле, а они, Вятша и Всеволод, лишь притворялись, в любой момент ожидая разоблачения, что и произошло с несчастным Всеволодом, тело которого скормили собакам, а голову... Вятша вздрогнул... Голову унесли для Крома! Вообще-то, Вятша и раньше замечал, еще живя на берегу Оки со своим родом, что он не очень-то поддается заговорам волхвов, вернее, совсем не поддается. Однажды, упав с кручи, сильно рассек лоб — так, что кровь текла, не останавливаясь, и никакие заговоры не помогали. Потом сама запеклась, а старый волхв Любомудр посмотрел на отрока строго и молвил: «Ты сам можешь когда-нибудь стать волхвом, Вятша-отрок. Если тебя не убьют раньше».

Вот, видно, и Всеволод был из тех, что не поддаются чарам и заговорам. Встречаются такие люди, редко, но встречаются... О, боги! А если о притворстве узнает Дирмунд? А он обязательно узнает, как ни старайся, ведь прознал же про Всеволода. Где же выход, ведь от Дирмунда не убежишь? Наверное — в смерти. Вот, к примеру, утонуть сейчас в болоте или подставить горло под клыки прикормленных человечиной псов. Вятша сглотнул слюну. Нет, он не хотел умирать, хоть и отучился бояться смерти. Но что же делать? А ничего. Отрок улыбнулся. Самое простое — ничего! Пусть будет так, как захотят боги. Захотят — будет верно служить Дирмунду, нет — погибнет. Лишь бы только не стать жертвой Крому, лишь бы...

Со стороны освещенной факелами поляны послышался какой-то шум: треск ветвей, заглушаемый злобным лаем. Похоже, они сейчас доберутся до Равола, тот ведь именно туда побежал, на свое горе. Вятша прислушался. Лай стал ожесточенней, и вот перешел уже в глухое рычание. Видно — достали. Внезапно раздался захлебывающийся крик, отчаянный и дикий, — он пронзил темноту ночи, словно падающая звезда. И затих так же внезапно.

«Древлянина больше нет, — с грустью подумал Вятша. — Интересно, кто будет следующим, я или Ратибор-дрегович?»

Следующим оказался Ратибор. Он поступил хитрее Равола — вырыл глубокую яму, забрался на дерево, затаился, ожидая появления преследователей, и если б не собаки, возможно, и сработала бы его задумка. Но вот псы... Разорвав на куски несчастного Равола — никто им в этом не препятствовал, наоборот, все, особенно Лейв Копытная Лужа, с азартом наблюдали за забавой, — собаки потянули носами воздух и бросились в чащу. Отроки-«волки» — Немил, Ловуш, Кипрен и Кроад — едва поспевали за псами. А те остановились недалече и принялись облаивать высокую сосну. Никому из отроков на сосну лезть не хотелось. Выход нашел Немил. Постоял, посмотрел на лающих псов, криво усмехнулся и, нырнув в кусты, стащил у кого-то из зрителей факел... Миг — и сосна запылала ярким пламенем. Скрывавшийся на ее кроне Ратибор еле-еле успел спрыгнуть на землю — и был тут же атакован разъяренными псами, да еще Немил исхитрился попасть тупым копьем ему в левый глаз. Ратибор бросился было к деревьям... но псы не дали ему добежать...

— Хорошо! — радостно кричал Лейв Копытная Лужа. — Вот это потеха! Эй, Немил, не забудь отрезать головы.

— Сделаем, господин, — с поклоном отвечал Немил, азартно раздувая ноздри. — Еще один остался. Видно, где-то на болоте укрылся.

— Ничего, собаки к болоту приучены, смело пускай! — смеясь, посоветовал Лейв.

Огонь с сосны быстро перекинулся на другие деревья, вокруг стало жарко, еще миг — и вот уже, казалось, пол-леса охватило бурное оранжевое пламя. Люди и кони сбились в кучу. Жалобно завыли псы.

— Что это у них там за пожар? — оторвав взгляд от священного дуба, озабоченно спросил Дирмунд.

Ильман Карась поднял глаза к небу, втянул широкими ноздрями воздух:

— И впрямь пожар, батюшка! Хорошо — ветер от нас. Вели пустить от ручья встречный огонь, княже, иначе можем не ускакать.

— Иди к воинам, распорядись, — согласился Дирмунд. — Я пока занят.

Он и вправду был занят — насаживал на небольшой, недавно вскопанный перед дубом кол отрезанную голову Всеволода. Кол был щедро украшен желтыми веточками омелы — священного растения кельтов.

Ильман Карась, поклонившись, поспешил к воинам, ожидающим у ограды капища...

А на болоте всем стало уже не до Вятши. Пламя бушевало совсем рядом, от нестерпимого жара пузырилась болотная жижа, змеи, лягушки и прочие гады стремительно улепетывали в глубь болота, затягивавшегося густым дымом. Кашляя от дыма, Вятша пополз в ту же сторону, даже случайно придавил локтем большую гадюку, толщиной с руку, та недовольно зашипела, но не укусила, — видно, не до того было. Обжигая живот в нагревшейся от пожара воде, Вятша полз всё быстрее, уже не особенно-то и смотрел, что перед ним — зыбкие кочки, полусгнившая гать или гиблая трясина. Он и сам не заметил, как начал тонуть, погружаясь в липкую грязь. Сначала затянуло ноги — всё-таки зря отрок попытался встать, чтоб хоть немного осмотреться. Встал, и вот уже не ступить дальше ни шага! Вятша вытянул руки, пытаясь дотянуться до чахлого деревца, — и не смог, чувствуя, как трясина заглатывает его больше. Вот уже по грудь, вот — по горло... И тут отрок неожиданно успокоился, сложил руки — смерть так смерть. Главное — его тело не достанется князю... а значит — и Крому.

— Держись! — неожиданно услышал он чей-то крик. Кто-то протягивал ему длинную палку, вернее, тонкий ствол вырванного с корнями деревца.

Вятша инстинктивно уцепился за конец слеги, подтянулся, чувствуя, как тянут и с другой стороны. Их, похоже, было двое: один взрослый — узколицый, в зеленом, измазанном болотной жижей, плаще, второй — Вятшин ровесник — черноволосый, бледнолицый, худой. Мало-помалу им удалось-таки освободить отрока из болотного плена. Отдышавшись, Вятша улыбнулся, благодарно кивнув. Опять упущение князя — отрок должен был немедленно расправиться с чужаками, а не благодарить их. Вспомнив о Дирмунде, Вятша опустил голову. Князь достанет везде. Хотя, может быть, он сочтет его мертвым и даже не вспомнит о том, что жил на свете такой Вятша? Слабая надежда.

Ну, будь, что будет. Возвращаться обратно в острог у отрока не было никакого желания.

— Пошли. Ну, не стой же! — Темноволосый парень взял Вятшу за руку. — Иди осторожно, след в след ступай.

Долго они шли, нет ли, Вятша вряд ли смог бы сказать. Знал одно — медленно, но верно они уходили от пожара, спускаясь к реке. А слева от бушующего пожара вставало другое оранжевое зарево — встречный пал, пущенный от капища по совету Ильмана Карася. Подпаленные воинами Дирмунда кусты поначалу не хотели заниматься, но, занявшись, уже не гасли, — миг, и от ручья встала мощная стена пламени. Громко трещали сучья, пахло кипящей смолой, неслись сломя голову к реке звери, ветер уверенно гнал стену огня в направлении острожка.