В уездном городе заседал УЕЗДНЫЙ СУД, служивший до 1863 года первой судебной инстанцией для дворян. Он решал мелкие уголовные и гражданские дела, чаще всего — споры о землевладениях. Как действовал уездный суд, подкупленный богатым помещиком, ярко показал Пушкин во второй главе «Дубровского». Никакого следствия, прений сторон, защиты; вызванный в уездный суд Андрей Гаврилович Дубровский вынужден выслушать уже готовое судебное определение, лишающее его законно принадлежащего ему имения. Потерпевшему предоставлено только право апелляций, то есть обжалования приговора в вышестоящей инстанции.

Юмористическое изображение заседения ПОВЕТОВОГО (то есть того же уездного) СУДА, пытавшегося помирить Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем, дал Гоголь в его известной повести, вошедшей в книгу «Миргород».

УЕЗДНЫЙ СУДЬЯ был после городничего вторым лицом в уездном городе. Эту должность в «Ревизоре» представляет Ляпкин-Тяпкин, который более увлекается охотой, нежели делом, и не скрывает, что взятки берет борзыми щенками. Узнав о грозящей ревизии, он спокойно говорит: «В самом деле, кто зайдет в уездный суд? А если и заглянет в какую-нибудь бумагу, так он жизни не будет рад… Сам Соломон не разрешит, что в ней правда и что неправда». При судье Ляпкине-Тяпкине состоял ЗАСЕДАТЕЛЬ, от которого, по словам городничего, «такой запах, как будто он сейчас вышел из винокуренного завода».

В «Ревизоре» мы знакомимся и с другими представителями уездных властей. Таков Земляника — «проныра и плут», ведающий богоугодными заведениями, учрежденными, по объяснению Даля, «для призрения нуждающихся в том: дряхлых и калек, хворых и нищих». Хлопов — СМОТРИТЕЛЬ УЧИЛИЩ, запуганный и жалкий человечек, изрекающий: «Не приведи Бог служить по ученой части, всего боишься». Фраза, характерная для николаевской эпохи, когда учебные заведения находились под строжайшим надзором властей, опасавшихся развития «вольнодумства».

Власть городничего, как показывает и само название должности, ограничивалось территорией города. Кто же правил в остальном уезде?

Главой административно-полицейской власти уезда (без городов) до 1862 года был КАПИТАН-ИСПРАВНИК. В жизни и литературе он часто именовался просто ИСПРАВНИКОМ. При нем было два-три помощника — ЗЕМСКИЕ ЗАСЕДАТЕЛИ. Исправники и заседатели избирались местным дворянством из своей среды, должности были платными.

Неожиданно нагрянувшего Чичикова пугливая Коробочка принимает за местного заседателя.

Исправник — «высокий и толстый мужчина лет пятидесяти с красным лицом и в усах» — вместе с заседателем Шабашкиным, стряпчим и писарем приезжает в Кистеневку, чтобы оформить передачу имения Дубровского Троекурову.

Избиение Чичикова слугами Ноздрева прерывает приезд капитана-исправника, который объявляет Ноздреву, что тот находится под судом за учиненное им до того избиение помещика Максимова.

Слово «исправник» (от выражения «исправлять должность», то есть исполнять обязанности, служить) обыгрывается в эпиграмме о местном исправнике, которая содержится в рассказе «Затишье» Тургенева:

…недаром славно
Дворянским выбором почтен:
Он пьет и кушает исправно,
Так как же не исправник он?

С 1837 года помощниками уездного исправника вместо земских заседателей стали СТАНОВЫЕ ПРИСТАВА, каждый из которых ведал СТАНОМ — полицейским округом. Уезд разделялся на два-три округа.

«Были дворянские заседатели — их куроцапами звали, вместо них становых приставов завели — тоже куроцапами зовут, ничего не поделаешь», — говорится в романе А.Ф. Писемского «Тысяча душ».

До 1863 года исправник стоял во главе НИЗШЕГО ЗЕМСКОГО СУДА — уездного административно-полицейского органа, ведавшего всеми сословиями, кроме дворян. Его не надо смешивать с уездным судом, о котором речь шла выше. Низший земский суд творил в уезде, что хотел. В поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» читаем:

«Где же наши куры?» —
Девчонки орут.
— Не орите, дуры!
Съел их земский суд;
Взял еще подводу,
Да сулил постой…
Славно жить народу
На Руси святой!

В 1863 году низший земский суд был упразднен, так же как и должность городничего. Власть УЕЗДНОГО, или ЗЕМСКОГО, ИСПРАВНИКА с той поры распространилась и на уездный город. Исправники, назначаемые правительством — НАЧАЛЬНИКИ УЕЗДНОЙ ПОЛИЦИИ, — просуществовали вплоть до 1917 года.

В 1878 году становые пристава получили в свое распоряжение УРЯДНИКОВ — сельских полицейских. Их не надо путать с урядниками — унтер-офицерами казачьих войск, к которым они не имели никакого отношения.

В период реакции, в 1889 году, с ростом недовольства на селе и в условиях назревания революционной ситуации правительство ввело в уездах должность ЗЕМСКОГО НАЧАЛЬНИКА, назначаемого из дворян. Он объединял в своих руках как административную, так и судебную власть над крестьянством всего уезда, утверждал в должности избранных крестьянами старост, был скор на суд и расправу. Во всех произведениях русской литературы земский начальник изображается фигурой зловещей и всевластной на селе. Он мог посадить в тюрьму любого пришедшегося ему не по нраву крестьянина.

О самодурстве и наглости земских начальников можно многое прочитать у Горького — в рассказе «Кирилка», романе «Жизнь Клима Самгина». В повести «Мать» выведен земский начальник, который «заставлял мужиков кланяться лошади его, когда ее по деревне вели, а кто не кланялся, того под арест сажал».

Городская полиция

Полиция в городах отличалась от полицейских органов в сельской местности.

До 1917 года более или менее крупный город разделялся на ЧАСТИ, то есть своего рода районы. Во главе полиции каждой части стоял ЧАСТНЫЙ ПРИСТАВ. Здесь частный — не в современном смысле «принадлежащий частному лицу», а относящийся к части, полицейской территориальной единице.

Небольшие уездные города на части не разделялись. Тем не менее и в них был частный пристав, ближайший помощник городничего. Таким в «Ревизоре» выведен Уховертов, срочно вызванный городничим для наведения порядка в городе.

Частный пристав со своей канцелярией помещались в ЧАСТНОМ ДОМЕ. При каждом частном доме было арестантское отделение — СЪЕЗЖАЯ, которую в народе иногда называли ХОЛОДНОЙ или СИБИРКОЙ из-за стоявшего в ней холода.

Уховертов докладывает городничему, что полицейский Прохоров «в частном доме, да только к делу не может быть употреблен» (мертвецки пьян). Юмор этой реплики не доходит до современного читателя и зрителя; можно не сомневаться, что в прошлом веке она вызывала взрыв смеха: подумать только, самого блюстителя порядка в пьяном виде привезли в полицию! А мы, по неведению своему, гадаем: в чьем частном доме оказался пьяный Прохоров?

Тем более, что выражение «частный дом» в смысле «дом, принадлежащий частному лицу» бытовало и прежде. Так, в рассказе Тургенева «Клара Милич» описывается «большая зала в частном доме на Остоженке», где происходит концерт; конечно же, это не полицейская контора.

Не случайно Хлестаков, приглашенный городничим переселиться из трактира в его дом, отвечает: «Мне гораздо приятнее в приватном доме, чем в этом кабаке». Сказать в данном случае «в частном доме» значило бы допустить опасную двусмыслицу.

В «Былом и думах» Герцен пишет о том, что его дядя (сенатор) и отец в отношении к крепостным «прибегали к гнусному средству «частного дома», то есть посылали их туда за провинности на сечение. Так, невинное на первый взгляд выражение «частный дом» в старые времена могло иметь весьма зловещее значение.