– Два дня назад я заказал номер в весьма необычном местечке поблизости. Завтра воскресенье, так что ты сможешь поспать подольше.

Она прищурилась.

– Кажется, мы так не договаривались. Ты говорил, что мне надо расслабиться и что…

– А разве я предлагаю тебе что-то другое? – Он надеялся, что голос не выдаст его сожаления. – Это апартаменты. Ты займешь спальню, а я устроюсь на софе в гостиной. Так что все в порядке.

– А дверь в спальню запирается? – Она исподлобья взглянула на него.

– Думаю, да. – Кензи допил пиво. – Твоя вера в незыблемость моих желаний весьма трогательна.

Она криво усмехнулась:

– А что, если я сомневаюсь в себе? Апартаменты – это совсем не то, что два отдельных номера.

– Ничего не случится, – заверил он, – если мы сами этого не захотим.

Она опустила глаза на счет:

– Я расплачусь.

Вероятно, она сказала это, чтобы еще раз подчеркнуть: даже если им в голову придет такая бредовая мысль, ничего не должно случиться.

– Еще далеко? – поинтересовалась Рейн,

– Сто десять шагов. Мы почти у цели.

Кензи спускался по лестнице, вырубленной в скале. Хотя шершавые ступени были широкими; Рейни была рада, что есть перила. За ними открывался обрыв невообразимой глубины.

Кензи не шутил, назвав это место необычным. В соседнем с ресторанчиком доме он взял ключи у владельца этого экстраординарного жилища и привез ее сюда. Кругом не было ни души, никто не встречал их, и Кензи сам отпер массивную дверь в скале. За ней оказалась лестница, ведущая вниз. На каждой шестой ступеньке этого пугающе длинного спуска мерцал небольшой светильник. Заперев за собой входную дверь, Кензи усмехнулся:

– Думаю, здесь можно не бояться охотников за автографами.

Как настоящий джентльмен, он спускался первым, чтобыиметь возможность поддержать Рейн, если у нее закружится голова. Она не собиралась падать в обморок, но держалась как можно ближе к скале.

Наконец лестница плавно перешла в длинный, крытый черепицей балкон. Справа в скалу вела другая дверь, на этот раз из стекла. Кензи снова достал ключи. Повернул выключатель и спросил:

– Ну, что скажешь?

– Никогда не видела ничего подобного.

Рейн замерла на пороге. Не может быть, комната вырублена прямо в скале! Стены и потолок неровные, как в настоящей пещере, а под ногами роскошный белый ковер. Мебели немного, но она удобная и тщательно подобрана. Стоявшая в углу софа давала возможность любоваться и камином, и потрясающим видом, открывавшимся через стеклянную дверь.

– Это нечто, правда? – спросил Кензи. – Как я понимаю, сделано по образу и подобию пещерных жилищ древних индейцев. Мне повезло – кто-то отказался от заказа.

Он бросил рюкзак на софу и жестом пригласил Рейн обследовать апартаменты. Позади гостиной находились спальня и роскошная ванная. В углу расположилась маленькая кухонька. Кензи открыл дверцу холодильника.

– Выпьешь немного вина?

– Не откажусь.

Она взяла бокал и подумала, что, хотя Кензи и не имел никаких задних мыслей, место чертовски располагало к романтическому приключению. Она вышла на балкон и положила руку на перила. Он выключил свет на лестнице и в апартаментах и последовал за ней, остановившись на почтительном расстоянии. Когда ее глаза привыкли к темноте, она стала различать детали ландшафта. У подножия скалы поблескивала река, в отдалении темнела противоположная сторона каньона. Тишину нарушали только шум ветра и плеск воды.

– Это нечто особенное, – произнесла она, понизив голос. Любые звуки казались ей чуждыми торжественной тишине ночи. – Я хотела бы снять это в фильме.

Кензи рассмеялся:

– Ты прирожденный режиссер, милая. Любой вид, звук, идея – все идет в дело.

– Ты прав. – Она отпила немного вина. Еще не хватает опьянеть и потерять способность рассуждать здраво. – Всякий раз, когда я играю роль, у меня возникает смутное чувство, что я способна и на что-то другое. А у тебя есть желание стать продюсером или режиссером? Большинство актеров рано или поздно приходят к этому.

– Только не я. Актер – единственная профессия, которая меня привлекает. Это моя сущность.

– Это не сущность, а работа.

– Говори за себя. Если бы я не был актером, то был бы никем.

В лунном свете его черты обрели холодное совершенство мраморной скульптуры и ореол таинственности, что всегда вызывало у нее желание подойти поближе, попытаться разгадать суть этого непостижимого человека. Несмотря на годы супружества, она до сих пор не знала, что может вывести его из себя. Вероятно, никому это не известно.

– Мне хотелось бы понять, почему ты отказываешься играть Сару, – поинтересовался Кензи. – Роль замечательная, не сомневаюсь, ты прекрасно сыграешь ее.

От ее спокойствия не осталось и следа.

– Ради Бога, Кен. Что тебе непонятно?

– Иррациональная часть твоего отказа.

– Я не собираюсь играть Сару, и точка!

Рейн повернулась на каблуках и прошлась по гостиной, кипя от возмущения.

Кензи последовал за ней.

– Прохладно… Я зажгу камин.

– Не беспокойся обо мне. Я отправляюсь спать.

Она вымыла свой бокал, поставила его в сушку и потерла дрожащие от холода руки.

Дрова уже были сложены в камине, так что Кензи осталось только чиркнуть спичкой. Когда появились первые язычки пламени, он спокойно спросил:

– Что тебя так задевает в роли Сары?

Почему ей так не нравилась эта идея? Сара – интересный персонаж: наивная девушка постепенно превращается в сильную, зрелую женщину. Когда Рейн писала сценарий, она работала до изнеможения, пытаясь уловить и передать мельчайшие нюансы характера героини романа Шербурна, и полагала, что ей это удалось.

– Я… я думаю, ее невероятная наивность и невинность. Я не смогу это сыграть. И дело тут даже не в разнице лет.

Он покачивался на каблуках, глядя на разгорающийся огонь.

– Наивность – это источник ее силы, ведь ей даже в голову не могла прийти мысль оставить Рандалла. Хотя когда они поженились, грубо говоря, он уже был совсем другим человеком.

– Писатель может обратить в добродетель то, что в реальной жизни является слабостью.

– Ты ведь не создала Сару викторианской девственницей, прячущейся от жизни? К тому же очень часто роль, которую нам приходится играть, разительно не совпадает с нашей сутью. Это как шаг в бездну. – Он жестом указал на темную пропасть каньона. – Но именно самые трудные роли заставляют нас расти и в конце концов приносят плоды. Хотя невинность Сары и представляет проблему для тебя, но, повторяю, ты прекрасно сыграешь ее.

Рейн прошла через комнату и, опустившись на софу, протянула руки к огню.

– У любого из нас есть если не амплуа, то свой диапазон ролей, которые близки нам, с которыми мы справляемся лучше всего. Сара – не из их числа.

– Ради Бога, Рейни, не думай о результате. Ты же сама знаешь, что съемка может длиться целый день, а в фильм попадает всего несколько минут. Тебя пугает объем работы? Попробуй мысленно разделить роль на множество мелких эпизодов, и тогда страх пройдет.

Он приводил разумные доводы. Но существовало еще одно «но»… Рейни проще было бы играть Сару с кем-нибудь другим. Но с Кензи…

– Ах, Кен, – вздохнула она, – ты сам не понимаешь, что говоришь.

– Понимаю. – Он искоса посмотрел на нее: – Трудно работать вместе, к тому же играть влюбленных? Мужа и жену? Конечно, трудно, но ради фильма ты это сделаешь. Лучшей актрисы ты не найдешь, а время уходит.

Она пыталась что-то возразить, но умолкла. Его слова вдруг показались ей страшно знакомыми.

– Ты используешь те же самые аргументы, что и я, когда ты пытался отвертеться от съемок!

Неудивительно, что благодаря своей блестящей памяти Кензи повторял ее доводы слово в слово.

Он усмехнулся:

– А я все думаю, когда же ты заметишь. Аргументы были убедительны тогда и годятся сейчас. Ну, признавайся, что лучше – выслушивать их или произносить?

Она сама не знала, что ей делать: смеяться или плакать от обиды.