Родители, которые давно не видели единственное чадо, были, конечно, рады и не мешали нам весело проводить время: мне, Стиву, Сессилии и еще человекам трем-четырем из нашей компании. Это были самые счастливые дни моей жизни. Еще бы: впереди маячила долгая безоблачная жизнь и любимая девушка в придачу. Но все кончается, и скорее всего – счастье.

Мы уехали в Штаты. Через три месяца я получил страшную телеграмму: «Сессилия умерла. Похороны состоятся через два дня». Я отказывался верить. Этого не могло быть! Я любил Сессилию! Она не могла меня оставить, она ничем не болела. Это какая-то злая шутка! Недоразумение!

Но, увы! Это была правда. И какая! Сессилия скончалась от заражения крови, которое получила во время неудачной операции по извлечению плода тайной страсти. И не я был его виновником, я еще не имел с ней физической близости, потому что до смешного боготворил ее. Так кто же? Чтобы выяснить это, я стащил ее дневник, который она вела с завидной аккуратностью, и не сразу решился открыть его, как будто предчувствуя разгадку.

В отличие от меня Стив был напорист, а она… Ну да бог с ней! В первый же вечер он получил то, о чем я не смел подумать. Они встречались каждый вечер, все время каникул. А я-то, дурак, думал, что он ездит к Дороти, и даже благословлял его на подвиги. Как он, наверно, потешался!

Рассудок мой омрачался от дикой ярости, как подумаю об этом и о том, как она с невинным видом подставляла мне свою розовую щечку, чтобы через пару часов встретиться с ним.

Стив все понял, когда увидел меня. Он рассмеялся и сказал, что ему давно надоели мои россказни о добродетельной Сессилии, и он решил проверить, так ли это на самом деле, но она оказалась как все, обыкновенной уступчивой девкой и ничего более. Так что не стоит особенно убиваться. У него есть на примете пара девочек получше, он может уступить любую по дружбе. Потом он добавил несколько непристойностей о ней и хотел развить эту тему как следует, но я уже дошел и двинул его правой. Он увернулся и посоветовал мне подобрать сопли и продолжать пережевывать их где-нибудь в другом месте, горюя о своей потаскушке.

Не помня себя от бешенства, я бросился на него, но он был хладнокровен и отделал меня по всем правилам, жестоко и методично.

Пришел в себя я от холода на каком-то пустыре. Ночь ясная, звезды с тарелку, а вставать надо, несмотря на то, что в черепке взрывается не один десяток гранат при малейшем движении.

Но я все-таки поднялся и дотащился до первой попавшей забегаловки. Она была грязна и отвратительна, но завсегдатаев толпилось достаточно много. Я направился к стойке и случайно, меня сильно шатало, толкнул одного парня, он был уже на взводе и попытался в отместку достать правой, но меня в этот момент повело в другую сторону, и он промахнулся; раздосадованный своей неудачей, он удлинил руку на величину лезвия ножа. К этому моменту в голове у меня прояснилось, а на душе – наоборот. Этот парень стал олицетворением всех моих несчастий. Я не с ним дрался, а со Стивом и судьбой. Схватка была короткой. И его же рукой я всадил нож ему по самую рукоятку.

Он умер еще до приезда полиции. Я не пытался бежать. Я с тупым ужасом следил, как необычайно обильно и долго льется кровь. Никогда бы не подумал, что ее так много. Как у него закатываются глаза и останавливается дыхание, как внезапная дрожь пробегает по его телу и наступает смерть.

У меня были самые лучшие адвокаты, которые выхлопотали мне десять лет.

Вы знаете, в тюрьмах сидит мало сынков миллионеров. Наверно, поэтому их там особенно не жалуют. Мне это сразу дали понять. Свое украшение я получил там, когда доказывал, что не такой уж я сынок, как кажется. Короче, для ада на том свете я вполне подготовлен, меня уже вряд ли чем удивишь.

Когда я вышел пять лет назад, то был несказанно обрадован, что Стив Гордон жив, здоров и процветает. Я-то грешным делом боялся, как бы с ним чего не случилось, пока я загораю. Но хоть в этом мне повезло. А дальше, дальше вы знаете…

Он надолго замолчал, пережидая, пока прошлое отпустит его.

– Вам еще на захотелось помочь восторжествовать справедливости?

– Если она восторжествует, как вы ее задумали, тогда вы совсем пропадете.

– Это казуистика! – раздраженно воскликнул он. – Вы просто не хотите, вы любите его, хотя убей меня бог, не знаю за что. Но у нас будет еще время. Я начинаю привыкать к вам, ваше общество совсем не тяготит меня, вы необычны, Стив всегда понимал толк в женщинах, но любая женщина – всего лишь женщина, милая леди. Идемте домой, я кое-что привез для вас.

Он легко поднялся. Я тоже встала и пошла за ним.

Я шла и смотрела на него. И мне вдруг стало пронзительно жалко этого несчастливого человека и… и… Стива. Я сразу поверила в эту ужасную историю. Стив, конечно, виновен, и… не виновен! Это все дьявольские гримасы судьбы.

Корсан, наверно, что-то почувствовал и обернулся. Наши глаза встретились, и целая гамма чувств мелькнула в его глазах: удивление, растерянность, гнев, который прикрыл его всегдашний насмешливый прищур.

Он шагнул ко мне и нарочно больно поцеловал.

– Вот так гораздо лучше, теперь вы сердитесь и не жалеете меня. Запомните. Я не выношу этого. С чего вы взяли, что меня нужно жалеть? За пять лет я успел многое наверстать, например, по количеству женщин я вряд ли уступаю Стиву. Сейчас мне тридцать семь – прекрасный возраст. Я очень богат, не сегодня-завтра женюсь на какой-нибудь юной красавице, у меня будут дети, и, наконец, у меня есть вы, и я могу сделать с вами все, что захочу. Я уже отнял у вас мужа, сына, свободу, осталась одна честь, но и ее я заберу в конце концов. Про Стива не говорю: он – конченый человек. Вы не можете жалеть такое чудовище.

Он еще с минуту придирчиво изучал выражение моихглаз, но что-то в них все равно его не устраивало. Он с досадой отвернулся и пошел прочь, пытаясь взять себя в руки.

Ему это удалось, когда мы вошли в комнату, которую он мне предназначил под мастерскую.

Я была рада и не скрывала это, так как слишком давно не держала в руках кисти. Я хотела поблагодарить его, но он уже вышел, и я не стала его догонять, потому что если поспешу, то еще смогу захватить те пятна теней у пруда. Не мешкая, я схватила все, что нужно, и пулей выскочила из дверей: я боялась, что солнце уйдет.

Я успела, но ничего не получилось. Ну не выходили у меня эта таинственность и зловещая бездонность! Хоть ты тресни. Может, кобальта добавить? Да, уже лучше. Но вот здесь… здесь, явно чего-то не хватает. А если туман напустить и девушку в белом поставить? Она судорожно ухватится обеими руками за эти стволы, волосы ее повиснут и станут тянуть, тянуть страдалицу в глубину омута.

– Иду! Иду же! – крикнула я Алиссии, которая третий раз проявляет жуткую настырность.

– Ну, что ты кричала?

– Да как же не кричать? Сорок минут всего осталось.

– До чего?

– До ужина! Забыли? Хозяин прислал ворох всего! Не успеть вам к сроку.

– Не причитай, успеем. Бежим!

Меня можно призывать в армию, так быстро еще ни один новобранец не собирался на парад. Пятнадцать минут на душ, пятнадцать минут на все остальное. Туфли я надела у самой двери в залу.

Корсан, похоже, начинал терять терпение, но лицо его разгладилось, когда я подошла к нему и сказала:

– Я не успела поблагодарить вас в мастерской.

– Пустяки. А как вам работалось?

– Ничего не вышло.

– Не огорчайтесь, завтра получится. Вы ели когда-нибудь это?

– Да, в самолете, когда Стив увозил меня на Неприступный, к счастью, больше не приходилось.

– Жаль. На Неприступный вы полетели сразу после регистрации?

– Почти.

– Вы были там счастливы?

– Да.

На этом разговор наш прервался и возобновился только потом, когда мы танцевали. Корсан вдруг спросил меня:

– Почему вы надели одну серьгу?

Действительно, одна. Точно помню, что вдевала обе. Наверно, плохо застегнула и она упала, когда туфли надевала или платье.