Можно, однако, попытаться утверждать, что уничтожение личной жизни есть положительное приобщение личности к Нирване. «Когда один из учеников Будды, Малункяпутта, добивался от него разрешения недоумения: «существует ли Совершенный после смерти или нет», Готамо ответил: «Нельзя сказать, что он существует; но нельзя сказать, что он и не существует; нельзя, наконец, сказать, что он и существует, и не существует после смерти» [CCCXXXIII]. Здесь, очевидно, мы попадаем в область стоящую выше закона противоречия и исключённого третьего. Но в таком случае совершенствующееся я есть в каком-то смысле само Абсолютное, и уничтожение личной формы бытия есть какое-то самоосвобождение Абсолютного, выражающееся в горделивых заявлениях Будды о самоспасении. «Никто, братья, – говорит Готамо, – не поведал мне благородной истины о скорбях, но сам я постиг ее»… «Мною самим познана истина; мною самим достигнуто освобождение; мною самим всесделано; мною самим все закончено» (II, 12). Ученикам своим он советует: «Не ищите опоры ни в чём, кроме как в самих себе;… сами светите себе, не опираясь ни на что, кроме как на самих себя;… не прибегая ни к какому внешнему убежищу… достигайте высочайшей вершины» (I 175) [CCCXXXIV]. «Владыка над собою только ты сам, и прибежищем себе можешь быть только ты же сам» [CCCXXXV].

В этих учениях о самоискуплении человека обнаруживаются характерные черты пантеизма: 1) чрезмерное сближение мирового бытия с Абсолютным и 2) внесение некоторого недостатка, т. е. зла, в недра самого Абсолютного, поскольку допущено, что из него исходит та «суета», то «волнение», которое порождает жалкий мир, заслуживающий только уничтожения.

Учения эти кажутся привлекательными лицам, склонным к позитивизму и агностицизму. Необуддисты говорят, что религия их соответствует требованиям «научности»: в самом деле, она содержит в себе утверждение детерминизма, отрицание Личного Бога, отрицание субстанциальных начал в мире и вместе с тем отрицание личного индивидуального бессмертия.

Перед нами встаёт теперь вопрос первостепенной важности дня всего мировоззрения и для всей нашей жизни. Опираясь на свой мистический опыт, одни лица говорят, что Сверхмировое начало есть Сверхличноличное, а другие говорят, что в Нем вовсе нет личного аспекта. Кто прав, представители сверхлично-личной или безличной мистики?

В духе всего предыдущего учения об опыте необходимо признать, что мистическая интуиция, подобно другим видам интуиции, не может веста к представлениям и понятиям насквозь ошибочным. Даже заблуждения которые могут возникнуть при опознании данных мистической интуиции и выражении их в понятиях, всегда всё же содержат в себе объективный момент; они могут быть следующих двух типов. Мистик может произвести субъективный синтез из транссубъективных элементов опыта; таким образом, он получает предмет, более сложный, чем то, что дано в действительности, но существующий лишь в его фантазии. Другой тип ошибки прямо противоположен первому: мистик может иметь одностороннее неполное видение и опознание своего предмета, что само по себе ещё не есть заблуждение, но если, далее, он начинает отрицать существование другой стороны предмета, то он уже впадает в заблуждение.

Сверхлично-личная христианская мистика может быть заподозрена в том, что её учения содержат в себе субъективный синтез Сверхличного и личного начала; наоборот, буддийская мистика может быть заподозрена в том, что она односторонне сосредоточена только на Сверхличном аспекте Высшего начала и не опознает в Нем личного аспекта его.

Мистик-христианин непосредственно сознает и опознает, что Бог с которым он вступает в личное общение, не исчерпывается Своим Личным бытием, что Он и Личное, и вместе с тем Сверхличное начало Он твёрдо знает, что единство Сверхличного и Личного дано Ему, а не субъективно построено им. Сам для себя он не нуждается ни в каких других доказательствах этой истины, кроме мистического опыта. Но как доказать эту истину людям, не имеющим этого опыта? – Для этой цели приходится прибегнуть только к косвенным доводам, которые, если не содержат в себе строгого доказательства, то вех же могут установить большую вероятность правоты Сверхлично-личной мистики в сравнении с безличною мистикою.

Эти доводы таковы. Во-первых, перед нами два противника, из которых один, христианин, видит больше, а другой, буддист, меньше, так что спор в главном пункте сводится к тому, что первый принимает утверждение второго и лишь привносит к нему дополнение, между тем как второй отрицает это дополнение. В таком споре чаще всего заблуждение оказывается на стороне отрицающего: очень часто человек чего-нибудь не видит, гораздо реже он видит то, чего на самом деле нет.

Во-вторых, рядом с основною неполнотою в буддизме есть ряд других видов неполноты и, следовательно, отрицаний, которым христианство противополагает утверждение положительных начал, более легко усматриваемых, чем область Сверхмирового, так что отрицание их для многих людей ясно обнаруживается как ошибочное. В самом деле буддизм отрицает субстанциальную сверхвременность индивидуального я, не видит абсолютных положительных ценностей в мировом бытии, не видит абсолютного смысла мирового бытия, отрицает абсолютную положительную ценность индивидуального своеобразия как момента необходимого для гармонической полноты мирового бытия, отрицает свободу и потому не понимает значения греха как источника производных зол, не усматривает того, что индивидуумы, поскольку они освобождаются от греха, способны к свободному соборному творчеству, воплощающему добро (красоту, истину, нравственное добро, любовь, полноту жизни). Громадное количество этих отрицаний и объединений миропонимания и мирочувствия указывает на то, что буддизм стоит на ложном пути; воспитать в себе склонность к этим отрицаниям, вопреки здоровому инстинкту жизни, можно только под влиянием предвзятости обусловленной какими-либо основными заблуждениями.

В-третьих, особенно убедительное косвенное доказательство ложности безличной мистики буддизма заключается в том, что она для объяснения происхождения мира принуждена прибегнуть к явно фантастической конструкции, ничего не объясняющей и только усугубляющей трудности; в самом деле, отвергнув идею Творца и твари и поняв мир как только зло, только недолжное, философия буддизма вносят зло в само Абсолютное, в котором зарождается непонятная «суета», «волнение», порождающее ничтожный мир, заслуживающий лишь уничтожения.

Придя на основании непосредственного свидетельства мистического опыта, а также на основании перечисленных трёх групп косвенных доказательств к убеждению в ложности буддийской безличной мистики мы ищем основной ошибки в её исходном пункте, побуждающей ко всем дальнейшим заблуждениям, и находим её в невидении своего греха как источника всех производных видов зла, откуда далее возникает невидение своего достоинства (возможность быть грешным есть показатель высокого достоинства человека, самостоятельной свободной активности его), невидение абсолютной ценности своего личного индивидуального бытия и, в связи с этим, невнимание к личному аспекту Сверхвременного начала, невидение Бога.

Во избежание недоразумений следует напомнить, что всякий термин заимствованный из учений о мировом бытии, приложим к Богу лишь в несобственном смысле. Tat, термин «аспект» в применении к Богу вовсе не указывает на то, что Сверхвременное начало сложно так, как сложны земные предметы, и может быть разложено на две части – Сверхвременную и Личную. Каким-то непостижимым до конца для нас способом Сверхвременное начало сполна сверхлично и вместе с тем Оно же сполна Лично или даже есть Триединство Личностей. При этом однако, надо отдать себе отчёт в том, что и в мировом бытии есть намёк на такое единство различного: слово «аспект», а не часть (не кусок)