— Рубить будешь с оттяжкой.

Казалось, и дела ему не было до неудачливого жениха Карины, да уж так вышло, что на них как раз набросились с нескольких сторон. Кузнец рубанул, отскочил к стене. У него хватило смекалки так защититься от нападения сзади, да только воин он был не из умелых, больше махал саблей, не увертывался от ударов. Вскоре на его длинной светлой рубахе затемнело пятно крови. Ториру пришлось вмешаться. В схватке это — как вспышка. Да и не мог он позволить зарубить своего освободителя. Вот и налетел, отбивал чьи-то удары, крутился так, что только железо звенело. Сразу повеяло знакомым запахом металла и крови.

Отстраненно подумал: «Зачем я это делаю?» Но мысль как пришла, так и ушла. Зато Торир вдруг словно ожил, в нем исчезло прежнее тягучее, пугающее предчувствие страха, кровь забурлила, как всегда, когда надо было действовать. И едва перед ним появились новые враги, он уже был готов. Его меч точно сам прыгнул им навстречу. Но и противники были не так просты. Они нападали умело, не мешая друг другу. Торир улучил момент и достал одного кончиком клинка по шее, зато второй умудрился ударить его саблей в плечо, там занемело от боли. Но Торир уже опять увернулся от удара, парировал его клинком меча. Почти рядом возникло незнакомое бородатое лицо воина. Что-то мелькнуло в нем — похожее на удивление. Торир не задумывался. Сильно боднул окованным налобником шлема улича в лицо, тот отклонился, и тут же меч Торира заученно пошел снизу вверх, быстро и смертоносно, с чмоканьем врезаясь в живот под не слишком длинной курткой. Отскочил и, переводя дыхание, в отсветах разгоравшегося рядом пожара увидел новых противников, появлявшихся из-за сруба. — Эй, варяг!

Сбоку возник Жихарь, бросил ему где-то подобранный круглый щит. И как раз вовремя. Сразу три сабли лязгнули по нему, отбрасывая варяга к стене. Он увернулся, задел кого-то, резанул. У противника, в копытном доспехе рукава закрывали только предплечья. Когда Торир опустил лезвие, оно так и впилось в живую плоть, хрустнули кости, и рука, отрубленная по локоть, упала на землю. Жихарь тоже не отступал, закрывал варяга сбоку. Какое-то время они сражались плечом к плечу, и Ториру приходилось отбиваться самому, да еще и прикрывать Жихаря. Удары сыпались отовсюду. Торир знал, как лихо умели уличи биться кучей, скопом. Это была их манера боя, где никто не мешал другому, они менялись, словно в круговерти, наседая и отскакивая, давая сделать выпад тем, кто еще не утратил сил. Против такой тактики не устоять. И несколько минут Торир с кузнецом только и могли, что отмахиваться, прикрывая ноги, голову, отбиваясь от прямых ударов.

— Отступаем! — крикнул Торир, когда врагов стало слишком много.

Торир стал увлекать Жихаря. Потом они побежали, успели заскочить за угол сруба. Жихарь припал к стене, держась за бок.

— Силы еще есть? — спросил варяг.

— Хоть залпом пей, — неожиданно заулыбался кузнец. — А ты сокол, варяг. Я такого еще не видывал. Как ты их сдерживал, давая мне уйти. Скольких положил. Эхма!

Но вскоре они увидели того, кто умел сдерживать нападающих еще круче. На открытом пространстве у колодца с навесом шла невиданная схватка. Человек десять уличей, визжа и размахивая саблями, наскакивали на высокого худого мужика с длинной дубиной в руках. Тот держал ее поперек, как держат шест бойцы на палках, и умудрялся так орудовать ею, что наседавшие уличи кучей валились ему под ноги, бесполезно размахивая саблями, оказавшимися вдруг необычайно короткими рядом с дубиной киевского бойца. А тот, странно молчаливый перед вопящей сворой наседавших, стоял, широко расставив оплетенные ремнями ноги, и только его длинные волосы отлетали, да резко двигалось высокое тело в длинной рубахе.

— О молнии Перуна! Да это же Боян! — воскликнул Жихарь. И с диким криком бросился на спины тех, кто атаковал певца.

Боян. Былой воин, не растерявший сноровки за годы служения Велесу.

Торир вдруг ощутил странную гордость за него. Вот это скальд! А говорили, что славянские песнопевцы забывают тяжесть оружия, едва их пальцы привыкают к струнам.

И еще Торир увидел, как стоявший неподалеку воин накладывает стрелу на тетиву. В следующий миг варяг выхватил из-за пояса нож, метнул. И не проследив, знал, что не промахнулся, а сам уже наблюдал, как Жихарь наскочил на уличей. Успел зарубить двоих, теперь отбивался. Сжав рукоять сабли обеими руками, он описывал кривым клинком круги, не давая подойти к себе.

Торир перевел дух и пошел вперед. Коротким хлестким движением сделал выпад, отбил клинок. Кого-то толкнул щитом. В следующий миг, отбивая удар, швырнул щит в лицо одному из уличей, левой рукой перехватил уже занесенную секиру за древко, рванул вбок, задев оскаленное лицо кого-то из наскочивших со стороны. То-то, не лезь. Но мясорубка получилась отменная. На Торире распороли кожаную куртку, и чья-то сабля с искрами прошлась по кольчуге. Удар был такой, что варяг вскрикнул. Но цареградский доспех выдержал. А в следующий миг Торир уже вновь вошел в сшибку, пырнул прямым ударом нападавшего в оскаленное лицо. Не было больше мыслей о том, зачем все это. Был только бой. И когда сзади хрястнуло, он узнал этот звук разбиваемых костей. Оказывается, Боян разбил голову уличу, наскочившему на варяга сзади.

Когда настало затишье, Торир устало облокотился о сруб колодца. Где-то на дне плескалась вода, и ему страшно захотелось пить. Но доставать воду было некогда. Он смотрел на тяжело дышащего Бояна, на осевшего у стены Жихаря.

— Уходить надо, — сказал варяг.

— Уйдем, — кивнул, отбрасывая с лица волосы, Боян. — Но сперва я баб своих заберу. Дочь.

— Какую дочь! — огрызнулся Торир. — Она уже за рекой, у Микулы в Городце.

— А ты откуда проведал, что девка туда собиралась?

— Собиралась? Неужели не ушла? — Боян поник головой.

— Из-за меня не ушла. Вот послушал бы ее… Эх! — К Ториру вмиг вернулись силы.

— Где Карина?!

Боян пошел по переулку. Рядом горело. У бревенчатой стены умирал на пригвоздившем его копье один из киевлян. Он еще стонал, и Торир добил его, чтобы не мучался. Сзади их догонял Жихарь.

— Что тебе до Бояновны, варяг? Ему никто не подумал ответить.