— Ваш слуга, мадам, — но в глазах у него так и искрилось лукавое озорство.

— О, — слабым голосом отозвалась я.

Мне до сих пор не приходилось видеть, чтобы не слишком разговорчивый Дугал вообще потерял дар речи. Густые брови взлетели вверх на покрасневшем лице, он на свой лад не меньше моего был потрясен явлением Джейми.

— Ты что, спятил? — выговорил он наконец. — Что, если тебя кто-нибудь увидит?

Джейми насмешливо приподнял одну бровь.

— Дядя, ведь нынче день моей свадьбы! Вы же не хотите, чтобы я осрамил свою жену, верно? Кроме того, — добавил он со злым огоньком в глазах, — вряд ли брак признают законным, если я женюсь под чужим именем. А ведь вы хотите, чтобы он был законным?

Дугал явным усилием воли овладел собой.

— Если ты готов, Джейми, давайте кончим с этим делом, — сказал он.

Но выяснилось, что Джейми еще не вполне готов. Не обращая внимания на волнение Дугала, он вытянул из своего споррана нитку белых бус. Подошел ко мне и застегнул ожерелье на моей шее. Опустив глаза, я увидела нанизанные на нитку небольшие жемчужины причудливой формы, какие добывают из раковин пресноводных мидий. Жемчужины перемежались крохотными золотыми колечками.

— Это всего лишь шотландский жемчуг, — извиняющимся тоном проговорил Джейми, — но на вас он выглядит красиво.

Его пальцы слегка задержались у меня на шее.

— Но ведь это жемчуг твоей матери! — сказал Дугал, взглянув на ожерелье.

— Да, — спокойно согласился Джейми. — А теперь он принадлежит моей жене… Ну что, в путь?

Место, куда мы направлялись, находилось в некотором отдалении от деревни. Мы являли собой мрачноватый свадебный кортеж: жених с невестой, окруженные сопровождающими, словно двое арестантов, которых отправляют в тюрьму. Единственными произнесенными за дорогу словами были извинения Джейми по поводу его опоздания. Как он объяснил, причина заключалась в том, что трудно оказалось найти чистую рубашку и куртку подходящего для него размера.

— Я думаю, что это рубашка сына местного сквайра, — сказал он, щелкнув пальцем по кружевному жабо. — Прямо как у настоящего денди.

Мы оставили лошадей у подножия невысокого холма. Пешая тропинка вела наверх через заросли вереска.

Я услышала, как Дугал негромко спросил Руперта:

— Вы обо всем договорились?

— Да-а, — протянул тот, и в черной бороде сверкнули белые зубы. — Немножко трудно было уговорить падре, но мы показали ему особое разрешение.

Он хлопнул рукой по споррану, отозвавшемуся музыкальным звоном, и я догадалась, какого рода было это особое разрешение.

Сквозь изморось и туман проступили над кустами вереска очертания церкви. Не веря своим глазам, я смотрела на округленной формы крышу и необычные маленькие окошки со множеством мелких стекол, которые я видела в последний раз ясным солнечным утром в день моего венчания с Фрэнком.

— Нет! — закричала я. — Только не здесь! Я не могу!

— Ш-ш-ш, тихо. Не волнуйтесь, барышня, не волнуйтесь. Все будет в порядке.

Дугал положил мне на плечо свою огромную лапу, продолжая издавать успокаивающие чисто шотландские звуки, словно я была норовистой лошадью.

— Вполне естественно, что она немного нервничает, — объяснил он всем и твердой рукой направил меня на тропинку, подтолкнув пониже спины.

Туфли мои с чавкающим звуком погрузились в сырой толстый слой опавшей листвы.

Джейми и Дугал шли совсем рядом со мной, исключая всякую возможность бегства. Их укутанные пледами бесформенные фигуры нервировали меня, я чувствовала, что близка к истерике. Примерно двести лет «тому вперед» я венчалась в этой церкви, очаровавшей меня своей древней живописью. Теперь эта церковь была совсем новенькая, и очарование не коснулось ее стен. А я собиралась вступить в брак с двадцатитрехлетним шотландским католиком, за голову которого назначена премия…

Я повернулась к Джейми во внезапном приступе паники:

— Я не могу выйти за вас! Я даже не знаю вашего полного имени!

Он поглядел на меня сверху вниз и приподнял рыжеватую бровь.

— О, моя фамилия Фрэзер. Джеймс Александр Малькольм Маккензи Фрэзер, — произнес он медленно, официально, выделяя каждое слово.

В полном возбуждении я совершенно по-идиотски протянула ему руку и произнесла:

— Клэр Элизабет Бошан.

Джейми понял мой жест как просьбу о поддержке и крепко прижал мою руку локтем к своему боку. Плененная столь надежным способом, я зашлепала вверх по тропинке на свою свадьбу.

Руперт и Мурта ожидали нас в церкви, взяв под стражу духовное лицо — худого и длинного молодого священника с красным носом и выражением страха на лице, что при данных обстоятельствах было вполне объяснимо. Руперт лениво обстругивал ивовый прутик большим ножом; свои отделанные роговыми пластинками пистолеты он оставил при входе в церковь, и они там лежали рядом с крестильной купелью.

Остальные мужчины тоже разоружились, как и подобает в доме Бога, уложив орудия смерти весьма впечатляющей ощетинившейся грудой на задней церковной скамье. Только Джейми оставил при себе кинжал и меч — очевидно, так полагалось по церемониалу.

Мы преклонили колени перед деревянным алтарем, Мурта и Дугал заняли свои места как свидетели, и церемония началась.

За два столетия форма католического венчального обряда не изменилась, и слова, связывавшие меня с молодым чужеземцем, который стоял на коленях рядом со мной, были в большинстве своем те же, что связали меня с Фрэнком. Внутри себя я ощущала холодную пустоту. Слова, которые, запинаясь, произносил молодой священник, эхом отдавались в пустой раковине моего желудка.

Я автоматически поднялась на ноги, когда настало время давать обет, и застыла как зачарованная; пальцы, совершенно оледенелые, скрылись в сильной руке жениха. Его пальцы были такие же холодные, как мои, и я впервые за все это время подумала, что, невзирая на внешнюю сдержанность, он нервничает не меньше моего.

Я очень долго избегала смотреть на него, однако теперь подняла глаза и увидела, что он тоже смотрит на меня. Лицо у него было белое и ничего не выражало; он выглядел точно так же, как в то время, когда я перевязывала ему плечо. Я попыталась улыбнуться, но уголки губ предательски дрогнули. Джейми крепче сжал мою ладонь. Мне показалось, что мы оба стремимся поддержать друг друга: отведи глаза — и хлопнешься на пол. Как ни странно, то было успокаивающее чувство. Как бы там ни было, но нас двое.

— Я беру тебя, Клэр, себе в жены…

Голос у Джейми не дрожал, но рука — да. Я сжала пальцы крепче, они теперь тесно сплелись с пальцами Джейми.

— …любить, почитать и защищать… в радости и в горе…

Слова словно доносились откуда-то издалека. Кровь отлила от головы. Твердый корсаж был дьявольски тесен, и, хотя мне было холодно, пот ручьями струился по телу под тяжелым шелком платья. Я от души надеялась, что не упаду в обморок.

Высоко в стене, сбоку от алтарного придела, находилось небольшое окно с витражом, изображающим Иоанна Крестителя в медвежьей шкуре. Зеленоватые и голубые отсветы упали на рукав моего платья, напомнив о буфетном зале в гостинице, и я вдруг ощутила сильную жажду.

Настала моя очередь. К собственному негодованию, я заговорила, заикаясь:

— Я б-беру т-тебя, Джеймс…

Я выпрямила спину. Джейми справился со своей задачей неплохо, я должна постараться сделать это не хуже.

— Беречь и лелеять, с этого дня и дальше… — Голос мой окреп. — Пока смерть не разлучит нас.

Слова прозвучали в церкви с путающей законченностью. Настала полная тишина, замерло всякое движение. Потом священник попросил дать ему кольца.

Наступило замешательство; мне бросилось в глаза озабоченное лицо Мурты. Я едва успела осознать тот факт, что о кольцах забыли, когда Джейми на некоторое довольно продолжительное время отпустил мою руку и снял кольцо со своего пальца.

На левой руке я все еще носила кольцо Фрэнка. Пальцы правой казались в голубоватом отсвете витража холодными, бледными и застывшими, в то время как большой металлический обруч наделся на четвертый палец. Кольцо было мне велико и легко могло соскользнуть, если бы Джейми не согнул мои пальцы, а потом обхватил ладонью получившийся кулачок.