— Каких еще обязательств?

Энни задала вопрос как бы из любопытства, но Джеймса она провести не смогла. Он уже слишком хорошо ее изучил и знал едва ли не лучше, чем она сама.

— За ним не охотятся по всему свету. Мартин практичнее меня: он выполнил всю положенную работу и расплатился по долгам. Если бы Уин был сейчас жив, он похвалил бы его.

— И вы считаете, что этого достаточно, чтобы убедить меня? — недоуменно спросила Энни. Джеймс глубоко вздохнул.

— Я не хочу сейчас спорить с тобой. Найденные нами сведения ты передашь Мартину, а уж он проследит, чтобы они попали в нужные руки. И тогда главного кукловода и заговорщика, который стоял за спиной Уина, наконец выведут на чистую воду и воздадут ему по заслугам.

— И тогда вы будете спасены? — негромко спросила Энни. — Никто больше не захочет убить вас?

— Учитывая мое прошлое, можно не сомневаться, что всегда найдутся желающие отправить меня на тот свет, — усмехнулся Джеймс.

Однако Энни даже не улыбнулась.

— А чем вы займетесь сами? — поинтересовалась она. — После того, как избавитесь от меня…

Джеймс на подначку не клюнул, но на всякий случай отодвинулся от нее на безопасное расстояние.

— Уединюсь на каком-нибудь богом забытом острове. Может, даже сюда вернусь. До сих пор я сторонился Ирландии, как чумы, и, очевидно, напрасно. Все-таки здесь я дома.

— Вы думаете, тут никто не попытается вас убить?

— О, в противном случае я бы не ощущал себя дома, — усмехнулся Джеймс.

— По-вашему, это забавно?

— Не особенно, — пробормотал он. — Хотя порой мне и в самом деле кажется, что все это — шутка, которую сыграл над нами некий злой гений.

— И все-таки вы считаете, что здесь безопаснее, чем в другом месте? — настаивала Энни.

— А почему бы и нет. Энни глубоко вздохнула.

— События последней недели не внушили мне надежды на то, что вас ждет безмятежное будущее…

Джеймс приподнялся на локте и посмотрел на нее. Уже рассвело, комнату заливал мягкий утренний свет, и лицо Энни поразило его. Широко открытые глаза, полные страдания и боли, совсем ввалились, на щеках остались потеки слез. Она походила на женщину, которая дошла до последней грани отчаяния, была на пределе возможностей. И Джеймс прекрасно понимал, что винить за это может только себя.

— Ничего, с Мартином ты будешь счастлива, — мягко произнес он. — Заживешь спокойно и припеваючи.

— А если я не хочу жить спокойно и припеваючи?! — взорвалась Энни.

— Я не могу взять тебя с собой, Энни.

— А разве я вас об этом просила? — нахмурилась она, напуская на себя оскорбленный вид.

— А разве нет?

Энни вздернула подбородок, всем своим видом демонстрируя уязвленную гордость.

— Впрочем, вы правы, — заявила она. — В пригороде Вашингтона мне будет гораздо спокойнее. Я ненавижу путешествовать, терпеть не могу банановые республики и уж тем более на дух не переношу бывших убийц и террористов, которые строят из себя героев и считают, что им все дозволено…

Джеймс прервал ее поцелуем. Пусть это было неразумно, но он уже утратил способность логически мыслить. Когда он заглядывал в длинный извилистый коридор своей жизни, то в конце видел только беспросветный мрак. Здесь же был свет, рядом с ним лежала Энни, прекрасная и обнаженная, и — разумно или нет — противостоять влечению он не мог.

— Энни, — глухо произнес он, с трудом оторвавшись от нее, — я человек конченый. Моя песенка спета. У меня давно не осталось будущего, давно нет души. Беги от меня прочь так быстро, как только сможешь!

Энни покачала головой.

— Вам это кажется, Джеймс, — мягко сказала она. — Если бы у вас не было души, вы не стали бы проявлять такую заботу обо мне. Или о ком-либо еще. Вы бы убили меня в ту минуту, когда я постучала в дверь вашего домика на острове. И я не могу понять, почему вам так хочется думать, будто вы утратили свою душу.

— Я вырос в католической семье, — сказал Джеймс, поглаживая ее по волосам. — А все католики немного сентиментальны. — Чуть помолчав, он добавил:

— Обещай мне, что передашь всю информацию Мартину. Что покинешь меня навсегда и не будешь вспоминать.

— Нет, я не могу… — По лицу Энни опять катились слезы.

— Пообещай!

Джеймс не стал причинять ей боль: в этом не было необходимости. Он настолько подавил ее волю, что сил сопротивляться у Энни не осталось. Джеймс мог заставить ее пойти на все, что угодно, и Энни сама это сознавала.

Она закрыла глаза, чтобы не показывать ему своего горя.

И разочарования.

— Я сделаю все, что должна сделать, — сказала она.

Ее ответ был весьма расплывчатым. Но Джеймс довольствовался и этим.

Генерал был вне себя от бешенства. Те немногие, что осмеливались к нему приближаться, рисковали не просто нарваться на грубость. Они рисковали своим положением, а может быть — даже жизнью. Поэтому в последние три дня подчиненные старательно, под любыми, порой самыми невероятными предлогами, уклонялись от встречи с ним.

За исключением одного-единственного человека, который нисколько не страшился грозного босса, готового рвать и метать.

— Тебе что, не приходилось слышать поговорку «Убей гонца!»? — рявкнул генерал, метнув убийственный взгляд на стройного молодого человека, непринужденно раскинувшегося в его кресле, словно у себя дома.

— Вы меня не убьете, генерал, — насмешливо произнес тот. — Да, верно, мы немного оплошали, но ведь никакой трагедии не произошло. Просто Маккинли опять сумел нейтрализовать людей, которых вы за ним отрядили. Зря вы меня не послушали. Простым смертным с Маккинли не справиться. Для этого нужна целая армия.

— Черт побери, но ведь он сам смертный! — взорвался генерал. — Обычный человек из плоти и крови, хотя и корчит из себя супермена! Метко пущенная пуля вышибет из него дух, как и из любого другого.

— До сих пор ни один из ваших метких стрелков не вернулся. Напрасно вы отвергли мой вариант с бомбой.

— Каким образом ты сможешь подложить эту проклятую бомбу?!

— Он вернется. Думаю, сейчас он уже нашел то, что искал, и собирается вернуться в Штаты. Не сомневаюсь, что он захватит с собой дочку Сазерленда.