— Она была сидхе? — начиная догадываться, поинтересовалась я.

— Да. Рикель однажды привез гитару, почти как эта, — приподняв музыкальный инструмент, он показал его мне. — Сказал, что нашел ее на чердаке и что она принадлежала как раз той его прабабке. Заявил, что будет играть нам на вечеринках. И он действительно играл, хорошо играл, к слову. Эльфы — талантливый народ. А у него, как оказалось, не только эльфийская кровь.

— Но при чем тут твоя семья?

— Мы приближаемся к этому. Был праздник. Большой праздник окончания года, и мои родители устраивали бал. Мне разрешили пригласить однокурсников и их родителей. Мы же тут, в Тьяре, практически все знаем друг друга. Живем ведь столетиями и тысячелетиями бок о бок. Этот полукровка-эльф был в числе приглашенных. Из его родных приехал как раз вдовец той умершей, как мы думали, человечки. Родителей Рикеля не было в стране, путешествовали, так что визит вежливости нанес прадед. Народ на бал собирался неторопливо. Кто-то приезжал, кто-то прилетал. В какой-то момент я вышел встречать очередную партию гостей и задержался на улице. Завязался разговор с несколькими прилетевшими драконами.

Дарио замолчал. Пауза тянулась, но я чувствовала, что он подбирается к самому главному, и не нарушала тишину, давая ему время собраться с мыслями.

— Потом из открытых окон донеслась музыка. Рикель заиграл на своей гитаре. Я ведь неоднократно слышал его и сейчас сразу узнал. Затем он запел… У него был красивый голос… Песню, правда, подобрал неудачно, — тут лицо Дарио исказилось в гримасе страдания. — С тех пор я не могу ее слышать, так что не перескажу тебе слова. Военная песня, про то, что враги умрут, что победа будет любой ценой. И припев… «Так умрите все»…

— Они… все?.. — обмирая от догадки, прошептала я.

— Да. Все, кто был в тот момент в зале, умерли. Мои родители, служанки, лакеи, две девчонки из академии. Одна гномка, вторая из людей. Еще несколько гостей, которым не повезло послушать то исполнение… Песня прервалась внезапно, мы услышали страшный вопль моего однокурсника. Когда прибежали, он как безумный метался между телами, кричал, рвал на себе волосы и ничего не понимал. Он не хотел, не подозревал, что может совершить такое. Сейчас я это знаю, после того как своими глазами видел пробуждающийся в тебе родовой дар сидхе. Ты тоже ничего не понимала. Сейчас я смог его простить. А тогда… Он всех их убил своей песней, словами, которые в ней звучали, и своим внезапно проснувшимся волшебством давно ушедшего народа.

— И что было дальше?

— А дальше его прадед понял, что произошло. Это была его вина, он не рассказал, что был женат на сидхе и в его потомках течет ее кровь. Она ушла со своими, оставив его. Уж не знаю, что там между ними случилось. Обычно сидхе проходят обряд соединения судеб и никогда не расстаются с избранниками. Вероятно, оскорбленный муж предпочел вообще вычеркнуть память о ней, солгал, что она была человеком и умерла. Увидев, что сотворил его потомок, эльф в отчаянии рассказал ему о прабабке, о ее проклятом, как он кричал, даре. Он был не прав, но в тот момент в нем, скорее всего, говорила обида на женщину, оставившую его, отчаяние от того, что его правнук стал невольным убийцей. Он был жесток… Так нельзя с близкими. Рикель не выдержал ужаса содеянного и покончил с собой у нас на глазах.

— О боги! — выдохнула я. — Какой кошмар! Бедный мальчик…

— Суда не было, так как судить и наказывать было некого. А эльф, виновный своим молчанием в этой трагедии, не являлся убийцей. Он тогда много чего кричал, сидя над окровавленным телом правнука. Сидхе… Как же он ненавидел их всех и ее, покинувшую его любовь. Но ее народ больше. За то, что они ушли, за то, что забрали ее с собой. За их волшебный дар, который может убивать одним лишь словом. За их музыкальные инструменты, которые слушаются не всех. Оказалось, эта гитара долгие годы валялась и никому не подчинялась, пока не нашла созвучие с душой Рикеля. О ней и забыли. Этот эльф позднее выплатил семьям всех погибших большие денежные компенсации. Я не взял у него этих денег, — криво усмехнулся Дар.

— И с тех пор ты тоже ненавидишь сидхе, — печально констатировала я.

— Ненавидел, — исправил он меня. — Долгие годы я ненавидел народ сидхе, так как один из их потомков убил мою семью. Лишь сейчас, после знакомства с тобой, это чувство ушло. Я простил своего однокурсника. Он такая же несчастная жертва, как и все, кто умер по его вине. Он не знал, не подозревал даже, что в его крови может проснуться волшебство сидхе. Не умел управлять им. Он был славным и добрым, учился на целителя. Сейчас я понимаю, почему Рикель не вынес. Его предназначением было спасать жизни, а не отнимать. И тут такая трагедия, содеянная им. Тогда же горе и отчаяние, ненависть к убийце моих близких затмевали разум.

Дарио тронул пальцами струны, и резкий неприятный звук прорезал тишину.

— Я окончил академию. Потом еще много учился у разных учителей. Я хороший маг, я говорил тебе. Осваивал владение оружием. Близких у меня не осталось, и я вел не самый праведный образ жизни. Нажил энное количество врагов. Один из них — Калахан. В общем-то в наших плохих отношениях виноват я. Потом случайно спас ему жизнь. Так получилось… Был роман с Хельгой. Шло время, я менялся. Единственное, что не менялось, — это моя ненависть к сидхе и их потомкам. Правда, полукровок мне не доводилось встречать. Либо они не афишируют это, либо же браки с эльфами были редкими, а в иных рождались или драконы, или истинные сидхе. Жизнь продолжалась, я попал под суд, угодил на каторгу и в рабство. Выжил, что удивительно. И вдруг увидел эту гитару. А мальчуган-менестрель, славный малыш, спасший меня, неоднократно слышавший мои слова, как я ненавижу сидхе, оказался потрясающей красоты девушкой. Сидхе. А я…

— Дар, — сглотнула я подкативший к горлу ком.

— Не нужно, Рэми. Всё в прошлом. Я простил Рикеля, понял не только разумом, но и сердцем, что это была трагическая случайность. Отпустил я и свою ненависть к твоему народу. Не виноваты ни в чем сидхе, старейшины правы. Нельзя было их отпускать, нельзя умалчивать о них. Ведь если бы тот же Рикель знал, что в нем есть их кровь, что их волшебный дар может, внезапно пробудиться, он был бы осторожен. И ты будь осторожна, Рэми. Будь очень осторожна.

— Я буду, — украдкой смахнула я со щеки слезинку. — Сейчас я уже знаю о том, кто я, чем может быть опасно или полезно мое волшебство.

Кивнув, Дарио встал и молча отнес в гардеробную мою гитару.

Уже утром он снова вел себя как обычно. Тренировал Ирму и меня, мы продолжали наши уроки магии. Больше мы не возвращались к теме сидхе, их артефактов, его ненависти.

За всеми этими треволнениями, новой информацией и умениями, которые Дарио старался в меня впихнуть, я даже о музыке и наших традиционных вечерних концертах позабыла. И наверное, еще не скоро вспомнила бы, если б не прибывший внезапно букет, к которому прилагалась маленькая тисненная золотом карточка:

— Это еще от кого? — тут же вскинулся мой дракон.

— От любителей музыки. До того, как ты… ворвался сюда, — постаралась я подыскать менее экспрессивное слово, но не преуспела, — и перевернул все вверх тормашками, я каждый вечер пела и играла. Соседям нравилось, ведь звуки разносятся далеко.

— А почему ты перестала петь и играть? — задумался он. — Ах, ну да. Это нужно исправить.

И я исправила. Заранее передала домочадцам через госпожу Виенну, что вечером они могут прийти в гостиную.

— Я рада, леди Рэмина, — сдержанно улыбнулась экономка. — Нам не хватало вашей музыки.

Мне тоже не хватало, осознала я. И не только это, я ведь еще совершенно забросила оттачивание своих врожденных умений, как напутствовала мама в своем послании, оставленном четыреста лет назад в Гномьем банке. Хотя, положа руку на сердце, говорить об оттачивании еще рано, тут хотя бы научиться владеть ими в полную силу.