— Да, говори уж, не томи больше должного. — Предслава волноваться начинает, коль Белава на разговор решилась, видно и впрямь что-то случилось.

— Говорят, что князь Святослав, больно часто подле Малуши, милостницы княгини нашей околачивается, вот и судачат, что меж ними отношения имеются. А вчера, сама видела, как князь повитуху нашу куда-то вел, поначалу решила, что о твоем здравии справиться решил, а потом увидала, что к баньке свернули. Подивилась, да обождать решила, за кадушками притаившись. И как оказалось не зря. Только Святослав с повитухой от туда вышли, в след за ними Малушка выскочила, встрёпанная, да с лицом красным, как буряк поспевший! Вот и подумалось мне, что не ладное случилось. Хотела сначала к ней подойти, да за косу потрепав, дознаться, чего она с мужем княжны моей по баням шастает, но подумав решила, что не ответит мне окаянная, не указ я ей. — Сокрушенно головой Белава качает, думая, верно ли поступила, что ушла присутствия своего перед Малушкой не выдав, а потом будто вспомнив кому рассказ бает, встрепенулась, княжну спрашивая: — Неужто пока ты наследника князю под сердцем носишь, Святослав с рабынями развлекается?

Слушает Предслава, да ушам не верит. Обида горькая комом к горлу подкатывает, слезами по щекам выливаясь. Знала женщина, что не люба мужу своему, да догадывалась, что в покоях своих Святослав других привечает, но что б так оскорбить ее! Княжну! Жену законную, под сердцем чадо его носящую! Дочь боярина великого, который не за глаза красивые, а за дела ратные прославился! Женщину, руки которой пол града просило. Кто она ныне? Жена опальная, позабыв про которую муж с другой потешается, дитятко полюбовнице прижив! И поделать нечего, был бы муж ее кем другим, а не князем Киевским, за обиду жгучую его голову у отца попросила бы, а так даже слова сказать не посмеет, коли своей шеей дорожит. Смотрит Предслава на Белаву, что подле ног ее сидит, и такая ярость княжну захлёстывает, будто не Малушка со Святославом гулять удумала, а прислуга верная. Звонкой пощечиной, рабыню свою на пол откидывает, опосля успокоившись, требует милостницу Ольги к себе позвать. Но Малушка на зов не является, над Белавой посмеявшись, говорит, что не указ ей больше княжна опальная, дескать, только Ольге Малфред служить обязана, да еще князю. А коль хочется супруге мужа уличить в чем, так пущай дела свои без нее решают. Свирепеет Предслава от слов тех, злость праведная обиду взлелеянную в душе вытесняет, слезы на смерть запирая. Да как смеет рабыня, из милости в тереме живущая, ей слово поперек ставить? Али думает, коль на сносях княжна, то совсем растетехой стала и ответить на слова грубые не сумеет? Или на защиту Святослава надеется? Да только глупо то, как бы не была люба князю тетёшка*эта, все одно супротив супруги не пойдет. И охваченная гневом праведным, встает женщина с места своего, да поступью тяжелой, живот придерживая, к Ольге отправляется. Коль не хочет князь желанья свои в узде держать, да жену слушать, пусть от матери своей узнает, как должно к княжне беременной относится. За одно и девку неугодную может вышлют куда, а не то пойдет Предслава папеньке жаловаться, вот тогда и посмотрит, как без золота семьи ее, Святослав в походы ходить станет! К мечу своему, лучшими кузнецами выкованному, небось, душой то уже прикипел, а коль отец Предславы захочет, то не хватит денег ее мужу и на палку деревянную.

Уж на подступах к покоям княгини, чует княжна неладное. Спину ломит, точно оглоблей по ней бил кто, да тошнота нет-нет так накатывает, что кажись еще малость и на изнанку брюхо вывернет. А на каждый десятый шаг, живот судорогой схватывает, что вдохнуть не возможно, ни выдохнуть. Но, пощады себе не давая, упрямо женщина движется, на ногах не держась почти, без стука к Ольге в светелку заходит, за стенку придерживаясь.

(*Тетёшка — гулящая баба с дородной фигурой. — прим. автора)

Святослав.

После отказа в помолвке от царевны греческой, да оскорблений, что царь византийский себе позволил, варваром Святослава назвав, затаил князь обиду лютую, и что б месть свою свершить, задумал впервые не мечом, а головой, как матушка учила, повоевать. Коли думают греки, что совсем дикари русские, то не будут удара со стороны этой ожидать, а, значит, и упредить не смогут. Покумекав, да с Добрыней посоветовавшись, решает для начала шпионов в государство Византийское отправить, что бы бреши, да места слабые в царстве греческом разведать. Там то и раньше доносчики были, но все более о делах военных докладывали али о механизмах новых, на Руси еще не используемых. Ныне же, отправляет Святослав людей во дворец поглядеть, да послушать, что бы тайны сокровенные семьи царской разузнать. Мать частенько говорила, что у самого сильного война, слабое место в сердце находится. Каждый кого-то любит, да кем-то дорожит паче жизни, оттого и места слабые в семье сыскать проще. Ольга всегда мудростью отличалось, видать, оттого что для войны не пригодна, вся сила ее в голову утекла. Потому, от чего бы ум женский к делам мужским и не приладить?

К концу осени, прискакал доносчик, что доселе во дворце византийском окопался, то ли конюшего, то ли мальца на побегушках изображая. Паренек, как был взмыленным да с дороги запыленным, предстал пред очами князя чтоб скорей о делах семьи царской доложить. И вести те, как ни крути, презанятнейшие. Хорошо греки тайны свои прячут, но коли есть, что скрыть, найдется и что разузнать. Права была мать, не все дела мечом решить можно, иной раз и хитрость пригодится.

Со слов шпиона прибывшего, жена императора Романа — Феофана, до того, как царицей стать, в трактире отца своего за деньги мужикам тело продавала. Видно там, царевича, что погулять на славу любит, и приметила. Уж как окрутить смогла, да к трону пробиться не ясно, но дело сделано и ныне уж не девка гулящая, но императрица византийская. То, конечно, не новость, в те года, когда Феофана на трон метила, о происхождении ее все шептались, виданное ли дело, подстилке трактирной, как царице кланяться, да только то не сказка, а лишь присказка. А сама сказка в том, что меж слугами, которые царице прислуживают, слухи разные ходят, да по большему счету не лестные. То, конечно, все домыслы больше, да в ведовстве подозрения, но есть слушок один, который послушать стоит. Кухарка, что обед царю Константину готовила, в день, когда помер император, пищей отравившись, перед казнью, рыдая, на весь двор кричала, о том что не повинна в грехе тяжком, да что на кухню окромя жены цесаревича не входил никто. Бабу несчастную, конечно, никто не слушал. Что значит слово кухарки, против слова царевны, матери детей империи? Но всем рот не заткнешь и с поры той, судачит прислуга, что царя Константина Феофана то ядом и напоила, что бы мужу своему к престолу дорогу открыть. Но и то не все. Паренек, который на конюшне дворцовой лошадей царских смотрит, рассказал, что императрица нынешняя, после смерти свекра осмелев, часто из дворца уезжать стала. А куда, да зачем, никому не ведомо. Муженек ее, в рутине дел государственных погрязнув, о жене мало заботится, оттого отлучек частых не замечает. Может, то и неважно было бы, только вот стражников верных, да рабынь, что везде за Феофаной следуют, на прогулки те царица с собой не берет. Всеми не правдами да хитростями во дворце свиту оставляя. Ясень, парнишка, что с конюхом старым дружбу завел, не развлечения ради, а для дознания тайн царских, проследил в один день за женой императора, да любопытную вещь выяснил, что рогами супруга венценосного жена одарила, с полководцем Никифором Фокой в тихую милуясь. Оттого и сбегает одна, да через поля следует, что бы, коль чего, преследователей заметить. Но Ясень смекалистый оказался, обождав, когда баба за горизонтом скроется, по следам конским за ней последовал. А в деревне, что за две версты от Царьграда раскинулась, у трактира грязного, лошадь царскую обнаружил. Больно красива, да приметна коняшка в местности этой убогой казалась, оттого и сомнений не возникло, чья она. Обождав, увидал Ясень, как часа два спустя, из заведения поганого сам полководец вышел, с лицом довольным точно тот кот, что кур хозяйских общипать успел, пока собаки спали. А следом и царица, встрёпанная, да лохматая, но тоже довольная донельзя. Вот по лицам та их разрумяненным и смекнул парнишка умный, что не дела, а любовь эту парочку связывают. Хотя, коль подумать, одно другому не помеха. Фока деятель знатный, может и переворот какой готовит, на поддержку императрицы опираясь, а что б баба помогать не передумала, по трактирам ее и ублажает.