Доминик искал Кэтрин в толпе, среди зевак, собравшихся вокруг шпагоглотателей, среди танцующих, среди тех, кто слушал игру на мандолине, но нигде не увидел рыжей головки своей ненаглядной.

Он подъехал к вардо. Навстречу ему вышла Перса. По лицу матери Доминик сразу понял, что стряслась беда.

— Что случилось, мама? — спросил Доминик, спрыгивая с коня.

Но он уже и так знал, каким будет ответ.

— Катрина!

Доминик рванулся к вардо, но мать схватила его за руку.

— Она ушла, мой сын. Она ушла сразу после тебя. В суматохе праздника хватились ее только к ночи.

— Расскажи мне все. — Доминик схватил мать за плечи.

— Твой друг Андре из «Черного буйвола» кое-что рассказал. Он искал тебя после того, как она встретилась с ним, — кажется, она знала, что он твой друг…

— Да, я как-то сказал, что владелец таверны передает мне сообщения, оставленные друзьями.

— Она пошла к нему. Сказала, что ты ее послал и попросил ей помочь. Она теперь одета не как цыганка, мой сын, а как настоящая гаджио-леди.

Доминик выругался, заскочил в вардо. Деньги пропали — все.

— У нее хватит денег, чтобы добраться домой, — сказал он матери, выйдя из вагончика. — Она взяла все, что у меня было в сундуке.

— Андре сказал, что молоденькая горничная из таверны поехала с ней. Катрина попросила проводить ее до Марселя.

Доминик помрачнел.

— Ей будет нелегко найти корабль. Может быть, мне удастся нагнать ее.

— Возможно. Только, сдается мне, твоя Кэтрин сделает все от нее зависящее, чтобы этого не случилось.

— Да уж. Будь она проклята.

— Это еще не все, — сказала Перса. — Прошлой ночью в городе Золтана убили в пьяной драке. Испанский цыган Эмилио пырнул его ножом.

— А как же мальчик? Кто возьмет его?

— Он хочет ехать с тобой.

— Хорошо. Позови его.

— Почему она ушла, сынок? — спросила Перса. — Я думала, ты согласился отправить ее домой.

— Я неправильно все сделал, мать. Мне надо найти ее. Объяснить.

Перса тронула его за плечи.

— Не стоит этого делать, сын.

Экипаж повернул к Лэвенхэм-Холлу, Уже видна была огромная усадьба, единоличным владельцем которой был Гилфорд Лэвенхэм, герцог Вентвортский.

Рядом с Кэтрин па мягком кожаном сиденье подремывала маленькая темноволосая девушка, хрупкая и тоненькая. Кэтрин наняла ее в таверне, чтобы та прислуживала ей в пути.

Габриэллу Ле Клерк трудно было назвать красавицей, но мягкая линия рта, большие темные глаза делали ее по-своему привлекательной. Девушка уцепилась за предложение Кэтрин как за соломинку. Вырваться из грязи и убожества смрадного трактира было ее мечтой. И Кэтрин оказалась для Габриэллы доброй феей.

— Mon Dieu, — пробормотала француженка, завороженно глядя на трехэтажное строение с острой крышей, стрельчатыми окнами и высокими каминными трубами, па изумрудно-зеленые стриженые лужайки. — Мы ведь не сюда едем, моя леди?

Кэтрин решила взять девушку отчасти потому, что та говорила по-английски. Как только они пересекли границу, Кэтрин запретила девушке говорить па французском.

— Это и есть Лэвенхэм-Холл, — сказала Кэтрин. — Помнишь, я тебе говорила?

Кэтрин сказала девушке, куда они едут, и больше ничего. Не рассказала она ни о таборе, ни о Доминике. Слишком болезненными были воспоминания, и Кэтрин не хотелось бередить сердечную рану.

— Конечно, вы говорили, моя госпожа, но я не думала…

— Помни, Гэбби, держи язык за зубами, никому ничего не рассказывай, пока я не разрешу.

— Слушаюсь, — ответила девушка, и Кэтрин могла бы поклясться, что Гэбби не скажет ни слова даже под угрозой пытки.

Кэтрин улыбнулась. Как ей повезло с Гэбби! Единственный нормальный человек среди всех этих грязных и вонючих простолюдинов. Кэтрин откинулась на сиденье и закрыла глаза. Скоро, совсем скоро она снимет дорожное платье, а вместе с ним откинет и прошлое.

Кэтрин забрала у Доминика все деньги без малейших угрызений совести. После того, что он ей предложил, от добрых чувств к нему не осталось и следа. И в этот раз Кэтрин удалось обвести этого негодяя вокруг пальца.

В Марселе Кэтрин разыскала португальское судно «Красавица», которое доставило Кэтрин и Гэбби в Лиссабон. Из Лиссабона, уже на другом корабле, «Пегасе», счастливо избежав столкновения с наполеоновскими военными судами, они приплыли в Англию.

Массивные ворота из кованого железа были распахнуты, и карета, прогромыхав по мощеной дороге, подъехала прямо к парадному входу. Каменные львы у подножия лестницы приветственно протягивали им лапы. Лакей в зеленой с серебряными галунами ливрее подал Кэтрин руку, затем помог выйти Габриэлле. Девушка была так ошарашена видом замка, что чуть не упала в обморок.

Громадные резные двери распахнулись, как крылья бабочки, и Кэтрин вошла в зал. Пол из черного и белого мрамора, напоминающий шахматную доску, отражал сияние бронзовых канделябров. Золотистый цвет обитых шелком стен усиливал впечатление праздничности. На резных постаментах красного дерева стояли изысканные китайские вазы. Вдоль стены — стулья с прямой готической спинкой и подлокотниками из слоновой кости.

На инкрустированном столике по-прежнему стояли безделушки, те самые, с которыми так любила играть малышка Кэтрин. Наконец дома! У Кэтрин слезы навернулись на глаза. Чтобы взять себя в руки, она принялась разглаживать смятое платье.

Дворецкий Сол окинул взглядом гостью, ее запыленное дорожное платье, и ледяным тоном спросил, не может ли он быть чем-то полезен. Весь его вид говорил: шли бы вы, дамы, своей дорогой и не беспокоили моих хозяев. Они вряд ли чем смогут помочь попрошайкам.

— Да, Сол, я хотела бы, чтобы ты пригласил сюда моего дядю, — сказала Кэтрин.

Сол побледнел так, словно увидел привидение. Узкая рука его потянулась к сердцу, рот приоткрылся.

— Леди Кэтрин, — выдавил он.

— Да, Сол. Уверяю тебя, я не призрак.

— Но где вы были? Мы все думали, что… что вы умерли, миледи.

— Как видишь, я жива и в добром здравии, и очень рада, что дома, — сказала Кэтрин и, устало улыбнувшись, добавила: — А теперь, надеюсь, ты уже пришел в себя настолько, чтобы позвать дядю Гила?

— Да, миледи. Конечно.

— Да, Сол, это — Габриэлла. Я бы хотела, чтобы ты помог ей устроиться. Мы прибыли издалека. Думаю, она хочет отдохнуть.

— Ну конечно, миледи. Сию минуту.

Проводив Кэтрин через завешенный гобеленами зал в «красный» салон, дворецкий повел Габриэллу наверх — на половину слуг.

Кэтрин упала на мягкий диван, обитый красным бархатом с ручной вышивкой. Сердце бешено колотилось. Она готовила себя к этому моменту, знала, что он наступит, и все же мечтала как-нибудь избежать объяснений. Двери «красного» салона распахнулись. Вошел дядя Гил. Он был худощавым, жилистым. Волосы его, посеребренные сединой, были по-прежнему густые. Глаза были такие же зеленые, как у Кэтрин. Герцог был среднего роста и, тем не менее, всегда казался высоким.

Увидев Кэтрин, дядя Гил так и застыл на пороге комнаты, не в силах сделать ни шагу. Он просто стоял и смотрел, словно боясь поверить в то, что девушка в комнате — его племянница, а не привидение.

— Кэтрин, — прошептал он и протянул к ней руки.

У Кэтрин ком подкатил к горлу. Мгновение — и она летела навстречу дяде, упала ему на грудь и разрыдалась.

— Моя родная, — проговорил старик и заплакал, — А мы думали, что тебя нет в живых.

— О, дядя Гил, так много всего случилось, — сказала Кэтрин, обнимая дядю, и он крепко, словно боясь потерять, прижал ее к себе.

Долго еще они стояли так. Кэтрин, счастливая, что вновь дома, с людьми, которые любят ее, а Гил возносил молчаливую хвалу Господу за то, что вернул ему его сокровище.

— Пойдем сядем, — ласково предложил герцог.

Он подвел ее к дивану, усадил и сам сел рядом.

— Я так виноват перед тобой, — неожиданно для Кэтрин начал дядя. — Я все время спрашивал себя, случилось бы то, исполни я свой долг. Если бы я не отпускал тебя одну в Лондон, а поехал бы с тобой, не перепоручал бы тебя заботам двоюродного брата и его жены, если бы ты осталась при мне…