Капитан, как всегда, был прав.

— Я вижу, идиот! Остановите его немедленно! Машину перед ним на полосу — срочно! Две! Одну спереди, другую сзади! Немедленно!

Но было поздно. “Юрий Гагарин” промчался по полосе и на шикарном вираже взмыл в вечернее небо.

Когда он пронесся мимо башни управления, полковник Рейдер — недаром у него была самая лучшая армейская оптика — увидел с неопровержимой ясностью: кабина была пуста. Однако благодаря той же оптике он заметил — и он мог в этом поклясться, — что рычаг управления на пульте двигался сам собой, словно на нем лежали невидимые руки.

Это, разумеется, тоже было невозможно. Но “невозможное” по отношению к этому дьявольскому кораблю стало обычным словом.

Сразу после того как “Гагарин” исчез в северном направлении, в аэропорт прибыла вторая бригада НАСА. На полосу номер тринадцать они набросились, словно грифы на кучу падали. Полосу промеряли счетчиками Гейгера, брали образцы асфальта, собирали кровь стерильными юбками и делали еще много всего другого на всем двухмильном протяжении тринадцатой полосы, где несколько минут назад стоял неподвижный русский “челнок”.

Первый кубик обнаружил начальник бригады. Белый, квадратные грани, размером с две пачки от сигарет. Подняв его и удивившись при этом его весу, начальник заметил, что сделан он из синтетической ткани, очень похожей на ту, из которой изготовлен его собственный защитный костюм. Поместив кубик в пластиковый контейнер, начальник герметически запечатал его.

Вскоре на полосе нашли еще шесть похожих кубиков. Они были разбросаны по всей полосе — словно их на большой скорости вышвырнули из “шаттла”.

Четыре кубика были ярко-белыми. Два — с серебристым оттенком. Начальник немедленно связался по радио с капитаном НОРАД, ответственным за операцию.

— Капитан, сколько людей было в первой команде НАСА?

— Четверо. А почему вы решили это уточнить?

— Лучше я не буду сейчас говорить об этом... но прошу немедленно прислать за мной джип.

— А что случилось?

— По-моему, со мной сейчас будет обморок...

На космодром Байконур, расположенный в самом сердце советской Центральной Азии, они прибыли глубокой ночью.

Из Москвы они вылетали порознь — их должности были слишком велики, чтобы идти на неоправданный риск и лететь одним самолетом. В случае катастрофы погибла бы добрая половина советского военного командования.

Была и другая, истинная причина — они не доверяли друг другу.

Председатель Комитета государственной безопасности прибыл первым. Он имел генеральское звание, носил темно-зеленый мундир, грудь его была сплошь покрыта медалями. Почти следом за ним прибыл его главный соперник — начальник ГРУ, службы военной разведки СССР. Он был в сером мундире. На секретном аэродроме их встречал главный куратор советской космической программы. За его спиной, подобно скелету гигантского ящера, возвышалась под луной ажурная башня. Именно с нее ракета-носитель “Энергия” всего несколько часов назад вывела на орбиту первый советский корабль многоразового использования “Юрий Гагарин”.

Все трое, не глядя друг на друга, стояли в комнате оперативного штаба в ожидании четвертого — того, кто вызвал их на эту тайную встречу.

Генеральный секретарь Союза Советских Социалистических Республик прибыл на личном самолете вскоре после полуночи. Сойдя с трапа, он размашистой походкой зашагал к зданию Центра управления.

Увидев, что Генеральный прибыл без сопровождения, трое ожидавших поняли — дело крайне серьезно. По какой бы причине они были вызваны сегодня на Байконур — если главный явился даже без советников, значит, речь идет о судьбе государства.

У всех дверей здания Центра вытянулись часовые. Войдя и поздоровавшись, Генеральный секретарь собственноручно выключил в помещении свет.

— Чтобы охрана не подглядывала, — мрачно усмехнулся он, снимая с лысеющей головы меховую шапку.

Положив ее на стол, он несколько минут с интересом ее рассматривал, словно ожидал увидеть в ней нечто вроде магического кристалла. В лунном свете обозначившаяся на макушке лысина блестела, словно стекло. Наконец Генеральный секретарь открыл рот, явно собираясь что-то сказать, но в это время снаружи заголосила сирена. Небо перечеркнули крест-накрест лучи прожекторов, описывавшие круги под холодными казахстанскими звездами.

В одном из лучей блеснуло серебристое крыло. В мгновение ока два соседних луча выхватили из мрака небольшой двухмоторный “Ан-2”, заходивший на посадку. Самолет коснулся земли, побежал по полосе и остановился в нескольких метрах от окруженного охраной личного самолета Генерального.

Из открывшегося люка появилась гибкая фигура, спрыгнувшая с крыла на землю с кошачьей грацией.

Часовые перехватили автоматы на изготовку; в ту же минуту Генеральный секретарь, узнавший пружинистую походку ночного гостя, высунулся из двери и громко скомандовал караулу: “Отставить!” Приказание было отдано вовремя — часовые уже целились в нежданного пришельца.

Прикрыв дверь. Генеральный секретарь повернулся к замершим у стола военным.

— Это Анна. Перед отлетом я сообщил ей, где меня можно найти.

Все трое едва заметно кивнули. Они все прекрасно знали Анну Чутесову, специального советника самого Генерального секретаря. Знали и не любили.

Проскользнув в дверь, Анна щелкнула выключателем. Комнату залил яркий свет. Мужчины у стола заморгали, как разбуженные совы.

— Типично мужское поведение, — заметила Анна. — При наступлении трудностей прятаться в темноте.

— Это для того, чтобы охрана не подсматривала, — извиняющимся тоном ответил Генеральный. — Утечка нам сейчас ни к чему.

— Слишком поздно. О том, что наш корабль попал в руки американцев, знает уже весь мир. Такое событие, согласитесь, трудно удержать в тайне, товарищ секретарь.

— Главная проблема не в этом, товарищ Чутесова, — нахмурившись, заметил главный куратор космической программы по фамилии Колдунов. — Потеря корабля — большое несчастье, но, увы, не самое страшное.

— Потому я и включила свет — чтобы вы видели мое лицо, а я — ваши, — заметила Анна Чутесова. — В темноте легче лгать. И если страх на ваших лицах, товарищи, неподдельный, ни слова лжи в эту ночь не должно быть сказано.

— Договорились, — кивнул Генеральный секретарь. Он не питал к Анне ни страха, ни неприязни, в отличие от высших военных начальников. Холодное уважение — именно так проще всего было бы охарактеризовать его отношение к этой блондинке. — Садитесь, товарищи.

Анна села на угол стола — оттуда ей лучше всего видны были лица собеседников. Но она и без этого уже поняла — случилось что-то ужасное, и ей придется использовать всю свою смекалку и опыт.

— Итак, — начал Генеральный секретарь, — наш “челнок” захвачен американцами. И об этом теперь знают все. Собственно, товарищ Колдунов может подробнее изложить ситуацию.

Поднявшись, Колдунов откашлялся, словно профессор перед лекцией, что вызвало у высших чинов КГБ и ГРУ неприязненные ухмылки. Штатских они не любили — особенно военных, притворявшихся штатскими.

— Буду краток, — начал Колдунов, и Анна откинулась на спинку стула; она по опыту знала, что эта формула любима Колдуновым за то, что после нее, по его мнению, слушатели начинают зевать чуть позже.

— Мы потеряли связь с “Юрием Гагариным” около полудня, — продолжал Колдунов. — Попытки установить контакт с экипажем, продолжавшиеся несколько часов, оказались безрезультатными. Вернее, был ответ, настороживший всех. Голос, говоривший по-английски.

— Чей именно голос? — спросила Анна Чутесова, верная привычке смотреть сразу в корень.

— Именно здесь и начинаются загадки. Никому из членов экипажа голос не принадлежал.

— Никому?

— Членов экипажа было трое. Голос не принадлежал ни одному из них.

— Почему вы так уверены? — поинтересовалась Анна, обратив на Колдунова ледяной взгляд голубых глаз.